Вампир высшего класса

– Ею не пользовались уже лет двадцать, с тех пор как провели скоростной лифт. Три минуты – и вы в Подземном Граде, – с самодовольством в голосе сообщил Франтишек.

– В Подземном Граде? – с удивлением переспросила я.

– Это наш замок, – с гордостью объявил Франтишек, останавливаясь перед неприметной дверью и вставляя факел в стенную выемку. После чего он снял с пояса тяжелую связку ключей и загремел железом. – Добро пожаловать! – Он толкнул дверь, и в проеме заструился мягкий свет, слепящий после кромешной тьмы.

Войдя вслед за вампиром, я замерла в изумлении.

Из темных заброшенных подземелий мы попали в роскошно отделанную галерею, напоминающую декорации королевских дворцов из исторических фильмов. Сводчатый потолок, обитые дорогой тканью красно-бордовые стены с орнаментом в виде королевских лилий, золоченые подсвечники, старинные портреты, мягкие ковры. Здесь могла бы гулять Анжелика, здесь могла бы назначать свидания королева Марго, сюда на аудиенцию к королеве могли бы приходить мушкетеры. На миг мне даже показалось, что мы прошли через временной портал и очутились в другой эпохе. Однако, когда ослепление прошло, я увидела, что факелы – всего лишь имитация, электрические светильники, да и краски на портретах слишком свежи, чтобы претендовать на старину, а потом заметила и выбившийся из-под ковра фирменный ярлычок, наверняка с указанием изготовителя. И я почувствовала себя словно в музее или на киностудии, где кропотливо воссоздали атмосферу других времен современными средствами. Любопытно, что даже двери в тайное убежище вампиров открываются обычными ключами. Тогда как его обитатели вполне могли бы позволить себе электронные ключи или кодовые замки. Но нет, здесь все должно дышать стариною.

– Здесь очень… роскошно, – выдавила я, поймав на себе испытующий взгляд Франтишека, и по его удовлетворенно сверкнувшим глазам поняла, что именно такой реакции он и ожидал.

На Вацлава, однако, эта роскошь не произвела никакого впечатления. Как будто он бывал здесь уже сотни раз и все ему тут осточертело.

– Идемте.

Франтишек поманил нас за собой, и мы двинулись мимо череды портретов. Я с опаской поглядывала на нарисованных вампиров, вспоминая фильмы, в которых привидения следили за людьми сквозь свои портреты. Однако благородные господа не спешили подмигивать мне и улюлюкать в духе расшалившегося Карлсона, так что я успокоилась и с искренним интересом разглядывала лица, гадая, чем же таким отличились эти люди (а скорее – нелюди), что их портреты хранятся в Пражском Клубе вампиров. Довольно свежие работы сменились потемневшими от времени полотнами, а даты в их нижнем углу стремительно уводили в прошлое: 1950 год, 1930 год, 1900 год, 1880-й… Среди картин встречались недавно отреставрированные, щеголявшие яркими красками, и совсем потускневшие, выцветшие. Словно одних персонажей своей истории вампиры стремились сохранить вечно живыми, а других хотели стереть из памяти. Большинство изображенных на портретах были мужчинами – благородными, волевыми, с решительным взглядом и гордо поднятой головой. Женщин было всего две. Одну отличить от мужчины можно было только по женскому платью. В остальном же хмурая широкоскулая дама с тонкими серыми губами была совершенно лишена женской привлекательности и похожа на тюремщицу в женской колонии. Вторая была ее полной противоположностью – стройная блондинка, райская птичка в вычурной шляпке с кокетливым взглядом и призывной улыбкой. Этакая Мария-Антуанетта в исполнении Кирстен Данст.

– Это самые выдающиеся вампиры нашей истории, – пояснил Франтишек, заметив, что я задержалась у портрета красивой дамы. – Это, например, Маргарита де Фонтен. Это она обратила Жана Лакруа.

Я с еще большим интересом взглянула в нарисованные голубые глаза блондинки. Никогда бы не подумала, что у Жана была такая очаровательная наставница.

– Жанна, – внезапно заторопил меня Вацлав, – идем скорее. Мы все-таки здесь по делу.

Я прибавила шагу, подчиняясь его словам и почти не глядя по сторонам. Но у самого выхода из галереи мое внимание привлек крайний портрет в богато украшенной раме – в отличие от остальных, серебряной, а не золотой. На нем был изображен темноволосый мужчина в сером камзоле с чашей в руках. На вид ему было лет тридцать пять, но глаза выдавали возраст – лет триста, не меньше. Овал лица, волевой подбородок и прямолинейный взгляд показались мне смутно знакомыми.

– Это последний лорд, – пояснил Франтишек с видом экскурсовода в Британском музее.

Надо же! Я с любопытством прильнула к портрету. Вот кому я обязана всей этой заварухой с Серебряными Слезами! И как я сразу не узнала Чашу, ведь ее подобие, воссозданное Жаном, я держала в руках. В тот миг мне подчинились все вампиры, находившиеся рядом: Гончие во главе с Вацлавом, мой дед Аристарх. Это было жутко – видеть, как древняя магия подчинила себе волю самых стойких мужчин. А владычицей мира я быть никогда не желала. Поэтому Чашу уничтожила.

…А что, если бы нет? Я вдруг представила, как со всех портретов в галерее смотрят мои лица. Я в красном, я в синем, я в «Живанши», я в «Шанель», я в бриллиантовой диадеме испанской принцессы, я в рубиновом ожерелье. Единоличная королева вампиров – Жанна Бессонова. Какой бред!

Из картинной галереи мы попали в лабиринт коридоров и пустынных залов. Резиденция вампиров недаром носит название Подземный Град. Это и в самом деле огромный город! Наконец мы остановились перед высокими, до самого потолка, золотыми резными дверьми. Среди цветочного орнамента выделялись крупные цифры: 19 – на левой двери, 56 – на правой. Что-то знакомое.

– Здесь начиналась наша новейшая история, – с услужливостью гида пояснил Франтишек. – В этом зале был подписан Пражский договор.

Я с уважением замерла перед дверьми. Знакомые мне цифры – год его подписания.

Франтишек легко открывает тяжелые двери, и я с замирающим сердцем вхожу в большой гулкий зал.

Светлые стены расширяют и без того огромное пространство, и оно кажется бесконечным. Паркетный пол складывается в причудливые картины, каждую из которых хочется разглядеть в подробностях, и даже неловко наступать ногой туда, где расправил крылья мифический дракон или воздел шпагу отважный рыцарь. Никакого полумрака – три старинные люстры на потолке мерцают сотнями электрических ламп, от которых в зале светло как днем. Это, конечно, не солнечный полдень, скорее день, близящийся к закату, но и не вампирские сумерки. Даже не верится, что мы по-прежнему в подземелье. Кажется, что от узких проходов, в которых мы петляли с Вацлавом, это место отделяют километры и века. Только отсутствие окон, на месте каковых расположены углубленные ниши-арки, выдает подземное расположение зала. Ниш всего пять, и каждая служит оправой какому-то, несомненно, важному раритету. В центре – сложный герб, в котором сплелись летучая мышь и дракон. В нишах по бокам под стеклом, как музейные экспонаты, расположились серебряная чаша, копия Чаши последнего лорда, и старинный манускрипт с готической надписью чернилами. В самых крайних нишах – шпага, эфес которой поблескивает драгоценными камнями, а на клинке видны темные пятна крови, и серебряный щит, резные узоры которого кое-где расписаны алой краской.

По другую сторону зала расставлена мебель темного, почти черного дерева. В центре – большой длинный стол не менее чем на сотню персон, а вокруг него массивные стулья с резными спинками. Вампиры за столом встают со своих мест, и в зале становится еще больше черного. Их не так много, около десятка, но почти все они одеты в старомодные костюмы темного тона – сапфирово-синие, малахитово-зеленые, бордово-пурпурные. На вид им лет по двадцать-тридцать, но я уверена, что всем им по двести-триста. Я даже не удивляюсь тому, что нас уже ждали, словно были предупреждены о нашем внезапном визите. Похоже, в нежилой части подземелья повсюду натыканы камеры, вот наше появление и не стало сюрпризом для вампиров.

Мне вдруг почудилось, что я попала в ожившую шахматную партию и нахожусь в самом центре шахматной доски. Белое и черное, застывшие черные фигуры, черный король во главе стола, который пристально смотрит на меня, словно бы оценивая, какую роль в этой игре потяну – пешки или королевы?

Однако приветствуют меня стоя, как королеву, с самодовольством отмечаю я. Даже в Парижском Клубе, куда я явилась как наследница Жана, меня так уважительно не встречали. Хотя приятно, что говорить! Жаль только, что я одета не к месту. Если бы знала, куда нам предстоит отправиться ночью, сбегала бы в бутик за вечерним платьем. Хотя бы чувствовала себя поуверенней, а не так, как пэтэушница из Рязани, заявившаяся на вечеринку в столичную «Шамбалу». Впрочем, как бы я, интересно, лазала в этом платье по заброшенным ходам?

Вампиры отодвигают стулья и направляются к нам. Похоже, они решили по очереди приложиться к моей руке губами, как это уже делал Франтишек. Я украдкой вытираю руку о джинсы, очищая ее от пыли. Вот ведь подлость! Более жалкого вида, в котором я предстала перед блистательными пражанами, и вообразить трудно. Хуже было бы только явиться к ним с фингалом под глазом. Я кошу взглядом по сторонам в поисках зеркала. Надеюсь, падение с лестницы не оставило никаких следов на моем лице? Зеркал не видно, зато я заметила, как поморщился Вацлав. Гончий терпеть не может всякие условности, а уж когда твоей спутнице оказывают такие почести, и мужское самолюбие пострадать может.

Вампиры уже близко, и по их глазам я вижу, что это самые старые персоны из всех, кого мне приходилось встречать. При всей показной любезности на их лицах застыло одинаково надменное и скучное выражение, свойственное тем, кто уже все повидал на своем веку и кого уже ничем не удивишь. Только один из них, добродушного вида мужчина в синем, слегка выцветшем камзоле, смотрит на меня с живейшим интересом. Он так увлекся маскарадом, что даже шпагу с собой таскает. Ее золоченый эфес выглядывает из-за пояса. Мужчина улыбается мне, и я улыбаюсь ему в ответ. А еще на всех лицах лежит печать власти. Эти люди привыкли править и повелевать. Я вспоминаю тот миг, когда держала в руках Чашу последнего лорда, и ловлю себя на шальной мысли: интересно, эти бы тоже мне подчинились? Склонили бы передо мной гордо выпрямленные головы? Готовы были бы исполнить любое мое пожелание?

Высокий мужчина с узким хищным лицом и тяжелым взглядом первым останавливается напротив нас.

– Доброу ноц, Венцеслав. – Он приветствует Вацлава по-чешски.

– Доброу ноц, Адам, – уважительно отвечает Гончий.

А затем Адам обращает свой взор на меня и говорит уже на английском:

– А это и есть та Жанна, ради которой ты поднял меня в три часа дня? Что ж, я рад, что отсрочка помогла и невиновные не пострадали. Добро пожаловать в Прагу, Жанна.

Значит, он один из тех старейшин, которые подписали отсрочку моего приговора по решению Парижского Клуба. Робея от его изысканных манер, я с трудом удерживаюсь от того, чтобы изобразить подобие реверанса, и вместо этого протягиваю подрагивающую руку. Но вампир игнорирует мой жест, поворачивается к Вацлаву и крепко жмет ему руку. Я с обидой закусываю губу и убираю ладонь. Погодите-ка! Что тут происходит?

На моих глазах совершается невероятное. Все вампиры по очереди пожимают руку Вацлаву, а на меня не обращают ни малейшего внимания. Значит, этот торжественный прием – в честь Гончего, а не в честь меня? Может, у него какие-то особые заслуги перед Пражским Клубом?

Вацлав что-то резко говорит вампирам по-чешски. Узколицый усмехается, но делает знак другим остановиться.

– Давайте присядем. – Он делает царственный жест в сторону стола и занимает место во главе, на стуле, подобном трону. Я замечаю, что на высокой резной спинке изображена королевская корона. А над ней высечена дата принятия Пражского договора – 1956.

Один из вампиров, тот самый мужчина со шпагой, задержался рядом со мной и любезно поясняет по-английски:

– Во времена правления последнего лорда и долгие годы после Прага была столицей нашего братства, корона осталась с тех времен. Но Пражский договор уравнял в правах все отделения Клубов. Поэтому корона осталась символом старой эпохи, а дата Пражского договора – символ новой.

Я с благодарностью бросаю взгляд на вампира, изучая его умное аристократичное лицо. Но, когда я открываю рот, собираясь кое-что уточнить, он быстро прижимает палец к губам и с заговорщическим видом предупреждает:

– Только ни слова. Никогда не говорите с призраками на виду у живых, моя дорогая. Последствия могут быть непредсказуемыми.

Я замираю. Он что, смеется надо мной? Да он совсем не похож на призрака! От него не веет холодком. Он реален так же, как я или Вацлав. Или тот надменный вампир, который тут всем верховодит.

– Ну-ну, полно. Не стоит показывать свое изумление, иначе вас могут неправильно понять, – добавляет он. – Я же не первый из призраков, кого вы видите, дорогая? Позвольте же мне сопровождать вас за столом и прийти на помощь в случае необходимости. Хоть какое-то развлечение в моем теперешнем положении.

Он меня за полную дуру принимает? Я ведь даже не блондинка! Я поднимаю руку, чтобы взять его за локоть, но пальцы, не встречая преграды, проходят через рукав в синем выцветшем мундире.

– Я же говорил, – с печальной улыбкой молвит призрак.

– Жанна, – Вацлав берет меня за локоть, – ты что замешкалась?

Я с ошарашенным видом перевожу взгляд на Вацлава и понимаю, что он не видит моего спутника. Вспоминаю его предупреждение не говорить о своих видениях и благоразумно молчу, позволяя увести себя к столу. Ничего-ничего, вот выйдем отсюда – и Вацлаву придется ответить на все мои вопросы! И что за призраки шастают в пражских подземельях, и за что столько чести простому Гончему при встрече со старейшими вампирами Праги.

– Кстати, простите мне мою бестактность, я забыл представиться. Меня зовут Якуб, – расшаркивается призрак.

– Приятно познакомиться! – вырывается у меня.

Призрак предостерегающе машет руками, но поздно. Мои слова неожиданно громко звучат в огромном зале.

Вампиры, рассаживающиеся по своим местам, с удивлением оборачиваются ко мне. Вацлав беспокойно заглядывает мне в лицо.

Я смущенно бормочу, делая вид, что мои слова были обращены к ним: