Нулевой километр

Ветка пулей выскочила в коридор, сунула ноги в модные туфли и застыла напротив входа. Ее мелко-мелко трясло.

– Это же надо такое сказать! Да если бы я захотела, Краснов бы ел у меня с рук… Только на кой мне это? Вот скажи! Какое у меня с ним будет будущее?

Это был сложный вопрос. На который у Мариам не было ответа. Если честно, влюбившись, о будущем она думала меньше всего. Если бы Женька ей ответил взаимностью, она бы… Она бы выступила против всего мира, пожертвовала всем, что у нее есть, лишь бы только быть с ним, да. Но у Ветки была своя правда. И осуждать подругу Мариам не могла. Как и наблюдать за тем, как она все вокруг себя рушит.

Прерывая ход мыслей, кто-то постучал в дверь. Мариам бросилась открывать.

– Привет! Я не слишком опоздала? На улице такой дождь, что мне пришлось забежать в магазин, чтобы его переждать.

– Ну, что ты, Дунь, проходи. – Мариам неуверенно покосилась на Ветку, которая с приходом Дуни окончательно взбесилась.

– Привет, Вета.

– С дороги свали! – рявкнула та, оттесняя удивленную таким поворотом Дуню от входа.

– Что это с ней? – изумилась Степанова, глядя на захлопнувшуюся за Веткой дверь.

– Плохое настроение. Не обращай внимания. Пойдем. Там Юлька одна осталась. Чай будешь?

– Давай. Я намокла вся. Привет, Юль.

– Привет. – Караулова оторвалась от своих бумажек. – Ты не против, если мы твое выступление переставим с начала в середину?

– Не вопрос. Что-то еще?

Юлька кивнула и подтолкнула сценарий поближе к Дуне. Часа полтора потом они обсуждали его и правили, практически не обращая внимания на Мариам, которая, погрузившись в свои переживания, пропустила мимо ушей большую часть обсуждений. Как-то ей не до концертов было. Совсем. В последнее время Мариам казалось, что вся ее жизнь катится к черту. А она стоит на обочине и ничего… ничего не может с этим поделать. Словно эта самая жизнь принадлежала кому угодно – отцу, матери, репетитору по биологии, школе, волосатому придурку Рафику, с которым ее все же вынудили сходить в кино, но только не ей. Мариам жутко боялась не оправдать родительских ожиданий, но еще больше она боялась потерять себя, оправдав их.

– Мариам!

– М-м-м?

– Спрашиваю, какой ответ ты выбрала в пятом вопросе по биологии? Я остановилась на втором. Но не уверена, что это правильный вариант.

– Знаешь, я уже и не помню, – промямлила Мариам и… соврала. Потому что она не только помнила ответы, но и знала свою оценку. Два. Клеточка первым делом проверила ее работу. И с недовольством сообщила о результате. Такое рвение биологички было вызвано тем, что именно ее родители выбрали в качестве репетитора для Мариам. И, естественно, та работала не бесплатно.

– Вот. Перепиши… – прошипела Клеточка, поймав Мариам на перемене. Не зная, куда ей деть глаза со стыда, та завороженно уставилась на листок с правильными ответами.

– Это же нечестно, – сорвалось с губ.

– Что-то я не пойму… Ты хочешь пару в журнал?

– Нет, – шепнула Мариам едва слышно.

– Тогда переписывай и не морочь мне голову! А на следующем дополнительном занятии мы еще раз пройдемся по этой теме.

Роняя слезы на злосчастный листок, Мариам отметила верные варианты и сдала свою работу учителю. И никогда, никогда за всю жизнь ей не было так тошно. Ну, разве что, когда Рафик полез к ней целоваться…

Может быть, поэтому все сильней ей хотелось сделать что-нибудь ужасное. То ли наказывая себя, то ли бог его знает, зачем. Гурген подстрекал ее ко всяким безумствам. И не так-то просто в этот раз его было заткнуть.

Мариам скосила взгляд на сложенные в миске яйца цесарки. Отец где-то вычитал, что те крайне полезны, и теперь собирался ввести их в меню ресторана. Но прежде, конечно, отведать деликатес предстояло им самим.

– А тебе только дай пожрать, правда, Мариам? – хмыкнул Гурген в голове.

– Заткнись.

– Нет, ну, правда! Сожрешь ведь и не подавишься. А ты вообще знаешь, какие они красивые?

– Кто?

– Цесарки! Если бы не ты, из этих яиц могли бы вылупиться прекрасные птицы.

Будто под гипнозом, Мариам встала из-за стола. Схватила миску, с силой прижала к груди и попятилась к выходу.

– Эй, ты куда? – удивилась Юлька.

– Спасать цесарок!

– Кого?

– Цесарок! Я… должна… их… спасти.

– Прямо сейчас? – недоверчиво переспросила Дуня.

– Именно. Извините, я должна… должна что-нибудь сделать, иначе…

Иначе что? Я просто взорвусь от кипящих внутри эмоций?

Не замечая, как по ее лицу катятся слезы, Мариам дошла до двери. Спустилась вниз по ступеням крыльца, поравнялась с калиткой. Потом она ни за что бы не смогла объяснить, какого черта на нее накатило. Но в тот момент вопрос спасения цесарок казался ей жизненно важным. Тут либо она спасет их и спасется, либо… Вместе с ними умрет.

– Эй, Мариам, да подожди ты! Что с тобой, малыш? Куда ты их потащила?

– Н-не знаю. – У Мариам стучали зубы, хотя на улице было не то чтобы холодно. – Не знаю! – закричала сквозь слезы.

– Послушай, мы ведь даже не представляем, сколько эти яйца пролежали в миске, так? А чтобы вылупились птенцы, им нужна мать. Ну, или, на худой конец, инкубатор. Возможно, момент давно упущен. Ты это понимаешь? – терпеливо поинтересовалась Юлька, положив маленькую ладошку поверх большой и толстой руки Мариам. И не было в ее голосе ни осуждения, ни снисхождения, ни презрения, мол, вы только посмотрите на эту дурочку! И почему-то от этого Мариам заплакала горше прежнего.

– И ч-что же мне делать? Где найти их мать… – уставилась в миску, ничего не видя из-за набегающих на глаза слез.

– Тогда уж проще найти инкубатор. Кстати, думаю, у Быкова он точно есть. У них большое хозяйство.

– И правда! Как я сама не додумалась? Тогда к нему…

– Дунь, ты с нами? – поинтересовалась Караулова на бегу.

– Конечно. Я состою в нескольких природоохранных организациях. На западе это очень популярная тема, не то, что у нас.

Происходящее было полным безумием. Но Мариам вдруг поймала себя на мысли, что вот так, вместе, сходить с ума совершенно не страшно. Она улыбнулась сквозь слезы. Хохотнула. И помчалась вперед так быстро, как только позволяло её большое неповоротливое тело. Благо до дома Ромки бежать было всего ничего. Добравшись до места, Мариам загрохотала в калитку.

– Привет, Мариам. А ты чего это… Ой, здравствуй, Юля.