Верная

– Ага! Вот она, наша блудница!

– Чего? – я открываю рот. – Ты где такое слово услышала? – Не зная, плакать мне или смеяться, перевожу взгляд на дочкину няню, которая ей осталась в наследство от меня. – Катя?

Та растерянно разводит руками. Мол, я вообще ни при чём. А Ниночка, словно не замечая нашей реакции, подлетает ко мне и, обхватив за ноги, утыкается лбом в бедро.

– А я тебя всё жду и жду! Мне тебе срочно нужно кое-что показать.

Сердце сжимается от нежности. Блаженно жмурюсь и веду по медным волосам дочери пальцами.

– Нинусь, ты маме хоть поесть дай да в себя прийти после работы, – возмущается Катя.

– Но для начала расскажи, почему это я блудница? – замечаю, с облегчением избавляясь от туфель.

– Ну как же? Ты же везде блуждаешь! – прыгая на одной ноге, поясняет моя непоседа. Я откидываю голову и смеюсь:

– Это слово имеет совсем другое значение.

– Да? Как нелогично. И что же оно означает?

Озадаченно морщу лоб. Нине как всегда ловко удаётся припереть меня к стенке.

– Я тебе расскажу, когда ты чуточку подрастёшь, – навожу тумана. – А пока лучше бы тебе избегать этого слова вовсе.

Пресекая вопрос Нинуськи – «а почему?», я достаю из сумочки «Киндер». Так сложилось в нашей семье, что я не слишком балую дочь. И этот подход к воспитанию даёт свой результат – любая мелочь приводит Нинуську в восторг.

– Спасибо! Ну теперь-то ты посмотришь, как я умею? – нетерпеливо интересуется она и делает колесо. С тех пор, как моя дочь освоила этот трюк, колесо она предпочитает любому другому способу передвижения по квартире. Я широко улыбаюсь и плетусь вслед за ней.

– Вскипячу чайник, – ставит меня перед фактом Катя. Я благодарно киваю и опускаюсь на широкий диван, отделяющий гостиную от зоны кухни. Следующие минут пятнадцать Нинуська развлекает меня своими танцами. Она довольно высокая для своего возраста, и может потому, а может, по какой-то другой причине, грациозности в ней примерно столько же, сколько и в новорождённом жеребёнке. Зато её отсутствие компенсирует завидный энтузиазм. Уж этого добра в моём чаде с избытком. Трудно найти более упрямого и неунывающего ребёнка.

– Великолепно! – с восторгом резюмирую я, когда Нина останавливается, чтобы перевести дух, и тут же, исподтишка на неё напав, затаскиваю к себе на диван и щекочу, щекочу… Нинуська смеётся, и я тоже смеюсь – запыхавшись, она сопит, как возмущённый ёж. Касаюсь носом взмокших медных прядей, налипших ей на лицо, делаю глубокий вдох. Младенцем она пахла совсем иначе. Как же быстро уходит время! Кажется, что я за ним совершенно не успеваю и упускаю что-то по-настоящему важное.

– Нинусь, – шепчу я, – а давай бросим всё и рванём куда-нибудь на край света?

Катя оборачивается, так и не донеся до стола блюдо с пирогом, и удивлённо вздёргивает брови. Знаю-знаю, неожиданно! И необдуманно тоже…

– Ну ты что мам? Мы ведь это уже обсуждали. Я не могу. У меня репетиции и Толик.

Аргумент. У моей дочери, в отличие от меня самой, с личной жизнью полный порядок. Но кое в чём мы с ней всё-таки совпадаем. Если верить Кате, нас магнитом притягивают бедовые парни. Толик – как раз такой. Бедовый. Даже его матери трудно вспомнить, какую кость он ещё не ломал, и где у него нет шрама. Неприятности следуют за Толиком по пятам. И, как ни странно, делают его ещё более привлекательным в глазах подружек по песочнице. Прибавьте к этому симпатичную мордашку, белобрысый, дыбом стоящий ёжик волос, шрам, пересекающий бровь, – и вот уже перед вами главный сердцеед на районе.

– Как он поживает? – улыбаюсь я.

– Ой, мама, Толик как Толик, – не по-детски обречённо вздыхает Нина, отчего мы с Катей смеемся так долго и громко, что начинают болеть животы.

– Ну и чего смешного? – хмурится Нина.

– Ничего. Это мы так… Топай уже в ванную. Я тоже хочу помыться.

Смыть с себя этот день. Его липкость и ароматы.

Нинуська уходит. Я помогаю Кате убрать со стола. Ей уже нелегко одной справляться и с хозяйством, и с моей непоседливой дочкой. Но когда я пытаюсь представить кого-то другого на её месте, всё во мне тому начинает противиться.

– Кать, может, все же наймём тебе помощницу?

– Ни за что, – хмурит она седые брови. – Или тебе что-то не нравится?

Катя не может скрыть беспокойства в голосе, как ни старается. Я трясу головой:

– Нет, что ты. Просто дел ведь у тебя – вон сколько. Может, всё-таки посмотришь кандидаток?

– Нет, – упрямится. – Молодые – все безответственные. Ничего не могут.

– Ну, как знаешь. А я сегодня, между прочим, холодец ела. Помнишь, ты давно-давно готовила на Рождество?

– И где ж тебя холодцом кормили?

– А, в забегаловке одной… Вкусный был. Кать…

– М-м-м?

– А ты чего со мной больше на украинском не говоришь?

– Так ведь Александр Николаич всегда на это злился. Я так боялась, что он меня выгонит с волчьим билетом, когда ты стала на суржике балакать. Помнишь? И что тогда? Совсем бы ты одна-одинёшенька без меня осталась.

– Ты уже давно не работаешь на Александра Николаевича.

– Отвыкла! – Катя машет рукой, а я и хотела бы что-то добавить, да из ванны выскакивает Нинуська и снова заполняет собой весь эфир. Что хорошо, с появлением дочери одиночество мне больше не грозит. Тут хоть бы полчаса урвать для себя любимой. Я ведь совершенно чокнутая мамаша, которая больше всего в жизни боится чего-то там недодать, как недодали мне в свое время. Но также выдержать баланс, не став этакой душнилой. Вроде пока получается.

Уединившись в ванной, стаскиваю с себя одежду. Бросаю в корзину, погружаюсь в обжигающе горячую воду. Телефон на всякий случай кладу на небольшой круглый столик, приставленный к ванне – банальная перестраховка. Я не думаю, что отчим потребует от меня отчёта уже сегодня. Горозия, кем бы он ни был, не входит в круг его первоочередных интересов. Тут не стоит питать иллюзий. Впрочем, это также не означает, что меня не подвергнут допросу в самом ближайшем времени. Как только у папеньки появится свободная минута. Например, за завтрашним обедом. Есть у нас в семье такая идиотская традиция – раз в неделю собираться за одним столом, будто мы охренеть какие дружные ребята. Почему-то мне кажется, что в такие моменты отчим представляет себя потомственным дворянином. Хотя никаких дворян у него в роду, конечно же, не было. Может, этот факт и не дает ему покоя, не знаю. Понимаю только, что нормальному человеку без комплексов не нужны помпезные замки, «Ролс-Ройсы» и эти показательные обеды на огромной лужайке, спроектированной специально приглашёнными из Лондона умельцами.

Интересно, а чем сейчас занят Горозия? Может, тоже, как и я, отмокает в ванне? Или же он решил проверить исполнительность Ивана, поручив найти ему шлюху? Будто желая смыть с себя эту мысль, я с головой ухожу под воду. Плевать. Мне на всё плевать. И всё же… Интересно, какую женщину он выберет, чтобы покончить со своим вынужденным целибатом?…

Глава 4

Серго

Я застываю на пороге собственной квартиры, будто опасаюсь, что внутри притаился какой-то хищник. Может, так оно и есть. Воспоминания – те ещё шакалы. Уж мне ли не знать, как они исподтишка вгрызаются в тело и не отпускают, сколько ни бейся. И всё ж у этих зверюг нет цели убить свою жертву, их задача – сделать её жизнь невыносимой. Поэтому, окончательно измотав бедолагу, воспоминания-шакалы вытаскивают зубы из плоти и растворяются в свете дня. Всё ж шакалы – преимущественно ночные звери.

Делаю глубокий вдох, ожидая, что на меня обрушится вонь запустения. Но ничего подобного не происходит. Пахнет хорошо, хоть и незнакомо. Какой-то полиролью и свежестью. Переступаю порог. Щёлкаю выключателем.

Здесь всё по-прежнему роскошно, сказывается вкус моей бывшей. Кажется, вот сейчас навстречу мне выбежит Нико и с криками «Папа! Папа!» бросится мне на шею. Ему теперь двенадцать. А когда меня из этой самой квартиры забрали, Нико было, соответственно, шесть. Чем он жил всё это время? Кем он стал?

Веду пальцами по полке для мелочи – ни пылинки. Кто-то позаботился о том, чтобы мне не пришлось убирать. Так трогательно.

Оборачиваюсь к следующему за мной по пятам водителю. Он захлопывает дверь. Ах, да… Вот и изменения. Дверь-то новая. Маски-шоу ко мне ворвались с огоньком. Даже не потрудившись позвонить, они сходу начали срезать дверные петли болгаркой. Шум стоял адский. Это всё, что я помню отчётливо: шум и перепуганные лица домашних. Остальные нюансы той ночи почему-то поблёкли и вытерлись из моей памяти, хотя сколько тут прошло? Не так уж и много, в общем-то. Хотя, конечно, как посудить.

– Вы можете быть свободны. А я, пожалуй, здесь осмотрюсь и прогуляюсь, – смотрю на водилу искоса. Ну, давай. Давай, скажи, что я не имею права.

– Хорошая мысль. Только постарайтесь оставаться в черте города, выезжать за его пределы вам нельзя по условиям УДО.