Верная

– Я помню.

– Хорошо. Вот тут на полке пароль от Wi-Fi. Мой номер вбит в вашу телефонную книгу. Звоните в любой момент. Есть желание куда-то поехать завтра?

– Я ещё не думал об этом. Если что – наберу.

Иван уходит, я разуваюсь и падаю в гостиной на диван. Wi-Fi мне сейчас и на хрен не нужен. В телефоне нормальный мобильный интернет и пока его более чем достаточно. Тру лицо ладонями. Так странно. Я думал, что буду чувствовать себя лучше. Но… Похоже, состояние узника не зависит от размеров его клетки. Толку, что моя расширилась на целый многомиллионный город? Впрочем, есть в этом и свои преимущества. Комфорт… Я веду ладонью по шёлку, которым обит диван. И снова почувствовав жар, наконец, избавляюсь от осточертевшего свитера. Подумав, стягиваю с себя и остальную одежду. Не жалея, выбрасываю в мусор. Корзина стоит на прежнем месте под мойкой. Всё вообще по-прежнему, да. Я упоминал… Только пусто. Во всех смыслах.

– Куда-то спешишь? – всплывает в памяти.

– Да. Меня дома ждут.

Интересно, кто?

Залезаю под душ. Блаженно морщусь, потому что вода действительно горячая. На зоне считается большой удачей, когда та хотя бы не ледяная. Долго стою под упругими сильными струями, не потрудившись намылиться. Кайф ведь… Чистый кайф. Спустя какое-то время беру флакон с гелем для душа. Выливаю на новенькую, весёлого ярко-жёлтого цвета мочалку, с остервенением принимаюсь себя тереть… И только тогда понимаю, что этот гель – тот самый, которому я отдавал предпочтение в своей прошлой жизни. Подношу мочалку к носу и делаю глубокий вдох. Всё верно. Не ошибся. И марка та же. Можно было бы предположить, что флакон сохранился ещё с тех времён, но это глупо. Тем более что он полон – я специально проверил, взвесив в руке.

Сложно представить, кому и на какой чёрт понадобилось вникать в такие детали. Я быстро домываюсь, растираю бледное тело шикарным банным полотенцем и выхожу, обмотав бёдра.

Обед давно утрясся, хотя я поел достаточно плотно. Мелькает мысль заказать доставку – рекламные проспекты с контактами предусмотрительно оставили на журнальном столике, но я за каким-то хреном прусь к холодильнику и дёргаю на себя ручку. Чего тут только нет! Сыры, колбасы, балык. Какие-то рулетики, яйца, бекон. Зона свежести забита под завязку овощами, в ещё одном контейнере – фрукты. Достаю всё, что могу за раз унести. Тянусь к разделочной доске и на всякий случай – ну мало ли, чем чёрт не шутит? – открываю винный холодильник.

– Бинго.

Небогато, но пару бутылок кто-то заботливый для меня все ж купил.

У меня незнакомо щекочет в носу. С остервенением растираю двумя пальцами переносицу – вдруг поможет? И как Золушка, которая боится, что вот-вот её карета превратится в тыкву, принимаюсь жадно есть всё, что успел достать. Засовываю в рот кусок изумительного хамона, ломоть сулугуни, откусываю помидор… Выдвигаю ящик – память услужливо подбрасывает нужные координаты, – достаю штопор. Минута – и бутылка великолепной «Хванчкары» открыта. Пью прямо из горла. И снова набиваю рот балыком. Наевшись досыта, подхватываю бутылку и отправляюсь в пеший тур по квартире. В нашей с Викой спальне не задерживаюсь, а вот в комнате сына сползаю по стене на пол и смотрю, смотрю… На брошенные игрушки… На лего, установленную на специальном столе железную дорогу – мой подарок Нико на пять лет. Почему Вика их не забрала при переезде? В носу опять возникает то странное чувство покалывания.

Я поднимаю задницу с пола и шагаю к шкафу. Штаны, шорты, майки… Школьная форма с логотипом одного из крутейших столичных лицеев. Нико как раз пошёл в первый класс, да… Сгребаю майку и подношу к носу. Нет… Ничего. Пахнет залежавшейся тряпкой. Тут запустение чувствуется. Хотя и в этой комнате тоже навели марафет и даже вымыли окна – вон как они сверкают. Огромные, от пола до потолка, с видом, который стал тем самым решающим доводом, подтолкнувшим меня купить квартиру именно здесь. Теперь же мне кажется, что дом стал бы гораздо более разумной покупкой. По крайней мере из дома я мог бы выйти в сад, чтобы не чувствовать своего одиночества так остро. Здесь же я будто золотая рыбка в аквариуме.

Взгляд останавливается на фото в рамке на тумбочке в изголовье кровати. На ней я и Вика с новорождённым Нико. Интересно, я бы чувствовал себя лучше, если бы она меня дождалась? Да ну. Бред какой-то. Я и женился-то на ней по залёту. Казалось, почему бы и нет. Тридцать два уже, вроде самое время остепениться. А тут девочка подходящая. Из хорошей семьи. Отсутствие каких-то пылких чувств я не считал таким уж аргументом «против» хотя бы потому, что дожив до тридцати двух так ни разу и не влюбился. В общем, сыграли свадьбу и зажили. Ну так… Ни плохо, ни хорошо. Я работал как проклятый, так что земля подо мной горела. Блядовал, чего уж скрывать. А Карина вела тот образ жизни, к которому привыкла, имея витрину в виде успешного мужа и умницы-сына, что позволяла ей поддерживать свой статус среди подруг. Я очень хорошо понимал, что нас держало вместе, и не питал иллюзий. Поэтому, когда случилась вся эта заваруха, я, облегчая ей выбор, сам подал на развод. И ни разу об этом не пожалел. Другое дело – Нико… Позвонить бы ему. Узнать номер наверняка будет не трудно. Но что сказать? «Привет, сын, я твой папа. Вот, откинулся с зоны»? Да чтоб его!

Выхожу из детской, от души шандарахнув дверью. Замираю у высокого зеркала в коридоре, впервые за много лет увидев себя в полный рост. Самопроизвольно с губ срывается свист. А я здорово раскачался на зоне. Пожалуй, не влезу ни в один свой костюм. Кстати, о них. Иду в гардеробную. Та больше чем наполовину пуста. Раньше основную её часть занимали наряды Карины. Теперь же здесь преимущественно моё барахло. И только парочка каких-то пёстрых платьев. Очевидно, давно вышедших из моды.

Нахожу тонкие треники, самую широкую футболку, одеваюсь и выхожу на улицу. Здесь, вне стен, одиночество даже в кайф. Брожу по вымершим дорожкам парка, заглядываю в витрины закрывшихся после полуночи ресторанов, вдыхаю пустоту улиц, тишину уснувших дорог. Торможу у метро. Я бы сейчас с радостью проехался в пустом вагоне, но метро уж давно закрыто. Фонари заливают яично-жёлтым темноту аллей, ветви старых могучих деревьев плетут над головой затейливое кружево. Я блуждаю в колышущихся тенях, которыми оно устилает мой путь, и гоняю мысли по кругу.

– И знаете, я ведь даже в вашем офисе успела отметиться… Я у вас стажировалась.

– Правда?

– Целых три месяца.

– Не помню…

Зачем я у неё спросил про шлюх? Чего этим добивался?

В окутавшую меня тишину врываются тихие голоса, шёпот, шорох… На скамейке чуть в стороне целуется парочка. Девица в позе наездницы сидит на парне. Одна его рука на её бедре, вторая – запуталась в волосах. Я замедляюсь, не в силах оторвать от них взгляда. Вот она – нормальная беззаботная жизнь. Не знаю смогу ли я теперь так же…

«И знаете, я ведь даже в вашем офисе успела отметиться…» – опять её голос.

Нет, конечно, всё правильно. Об этом нужно было упомянуть. Откуда ей было знать, что со мной эти слова сделают? Сколько выпустят наружу никому не нужных воспоминаний.

То, что нам в офис сосватали дочь Воскресенского, просто не могло пройти незамеченным. Я к тому моменту уже понимал, что меня хотят слить. Только не понимал ещё, каким образом. Поэтому каждый новый человек в моём окружении попадал под самое пристальное внимание. И, конечно, может Женя того и не замечала, но я стал присматриваться к ней буквально сразу же.

Первая мысль – какая она некрасивая. И дело тут даже не в её угловатой фигуре, со всех сторон больше напоминающей доску, не в чертах лица, по отдельности вроде бы даже красивых, а в каком-то общем впечатлении, которое она производила, когда смотрела на тебя этими своими водянистыми глазами. Я одно время даже думал, что её спецслужбисты натаскивали. Ведь через эту водянистую гладь невозможно было пробиться. Она держалась ото всех в стороне. Была вежливой, но закрытой. В сплетнях не участвовала, на обед с другими не ходила. Она не пыталась понравиться или как-то иначе вписаться в коллектив. Казалось, ей было вообще похеру, что он ней подумают. Так, словно она не планировала задерживаться здесь надолго.

Конечно, я не верил, что ей в игре против меня отводилась центральная роль, но что какая-то роль отводилась – не сомневался. А там ведь помните, как говорят? Держи друзей близко, а врагов ещё ближе… Я полагал, что смогу разузнать нечто такое, что позволит мне выиграть время, и меня совершенно не волновали методы, к которым для этого придется прибегнуть.

И вот теперь – сюрприз-сюрприз… Она аж целая моя заместительница.

Хожу долго, пока не начинают гудеть ноги. Город просыпается. Навстречу мне едет первый трамвай. Наверное, зря я всю ночь прошатался. На этот день у меня куча планов. Начиная от посещения врача и закачивая походом по магазинам, потому что я не доставлю удовольствия своим врагам видеть меня не в форме.

С жутким скрежетом вверх поднимаются жалюзи на окне киоска с прессой. Шесть лет прошло, а он всё так же стоит. Невольно бросаю взгляд на выстроенные в ряд журналы. На одной из газет замечаю свою довольную морду шестилетней давности. Видно, новости о моем освобождении не один день занимают умы журналюг.

Гашу в себе желание скупить все газеты подчистую, чтобы их никто не увидел. Потому что это бессмысленно – в сети миллион моих фото, оттуда их точно не выкорчевать. Да и карточку, что мне вручила Евгения Александровна, я не удосужился сунуть в карман. Хотел бы купить – так оплатить не чем. К чёрту!

Возвращаюсь домой, низко-низко опустив голову. Повсюду камеры, а журналюги в поиски сенсаций не поленятся поднять и их. Чувствую себя загнанным зверем, но по силе это и близко не такие эмоции, как те, что мне пришлось испытать шесть, нет, пожалуй, семь лет назад, когда земля под моими ногами задрожала. Ещё не сильно, но уже тогда я уловил то призрачное и пока необъяснимое ощущение надвигающегося конца. И начал к нему готовиться…

Глава 5

Евгения

Из-за дождя традиционный обед на лужайке приходится перенести в дом. Два дня небо хмурилось, чтобы сегодня пролиться на землю ливнем. Гляжу в окно, за которым беснуется непогода, и прикидываю, как бы отреагировали мои родственнички, если бы я, как хочется, выскочила из дома и побежала по лужам прочь.

– Максим, сынок, ты чего не ешь? Утка суховата? – кудахчет моя мать над пасынком.

Макса передёргивает. Судя по помятой роже моего сводного брата, у него жуткий бодун. В свои тридцать четыре он никак не угомонится. Его жизнь – вечный праздник. Девочки, выпивка, клубы и наркота. Вспоминаю, как мне всегда его ставили в пример, и топлю в бокале улыбку.

– Я не голоден.

– Вот как? Тогда, может, десерт? Ольга приготовила тирамису с вишней. Как ты любишь.

– Я ж русским языком сказал, что не хочу есть!

– Он уже позавтракал коньяком, – небрежно замечает отчим, оттирая руки салфеткой. А ведь обычно, сколько я себя помню, всё его пренебрежение доставалось мне. Тут же… даже странно. Неужели до него что-то начало доходить?

– Ну, и? У меня законный выходной. Я что, не могу выпить? – становится в позу Макс.

– А то ты не бухал среди недели.

– На что это ты намекаешь?

– Так, дорогие мои, прекращайте, – вмешивается в разговор моя мать, но её попытка предотвратить конфликт напрочь игнорируется двумя сцепившимися баранами. Старым и молодым.

– На твои проблемы с алкоголем, конечно же. Вот скажи мне, ты ещё долго будешь меня позорить?

– Па, слушай, кончай. Мы что, собрались, чтобы поругаться? – вмешивается в разговор средний сын Воскресенского. Стасу не привыкать заступаться за старшего брата. Погодки, они с ним с детства не разлей вода. И хотя чисто по-человечески Стас намного более приятная личность, негативное влияние Макса не могло не наложить на него свой отпечаток. В детстве они изводили меня почти на равных. Словно соревнуясь в том, кто причинит мне больше боли и заставит горше плакать.

Теперь я часто задумываюсь, какой бы стала, если бы не это. Если бы братья не делали мне гадостей, если бы отчим меня по-настоящему любил… Если бы он не был так холоден и отстранён. Если бы так откровенно и нарочито не предпочитал бы мне своих по крови отпрысков. Если бы моя мать не жертвовала собственной дочерью в попытке доказать, что любит её наравне с пасынками и не больше. Если бы в мою неокрепшую детскую психику не вбили постулат, что я недостаточно хороша. Если бы это знание не проросло во мне больным, абсолютно неправильным ощущением того, что любовь ещё надо заслужить. Может, всё бы у меня сложилось иначе? Как-то… здоровей?

Может, я была бы не настолько закрытой. Может, больше бы доверяла людям. Может, смогла бы с кем-нибудь по-настоящему подружиться, ведь… господи, у меня и друзей-то толком нет!