Цветущая вишня

– Этого быть не может… – Шептала она, словно привыкая к своему лицу и теперешнему облику. – Это не реально… Это не может быть реальностью.

Когда женщине, теперь уже молодой девушке, все-таки удалось оторваться от своего нового отражения, она стремительно отправилась на поиски тем же мистическим образом пропавшей дочери.

Ей казалось, что она идет обнаженная, и каждый прохожий смотрит на нее в упор. Как будто бы она была маленькой девочкой, разукрасившей лицо маминой косметикой и вышедшей в таком виде на улицу – стыдно, неловко, неприятно.

Ноги у нее подкашивались, но энергия, подпитываемая паникой, несла ее вперед.

В голове у Веры все крутилось: «Это сон, это сон, это сон…»

Но путь ее продолжался, время шло, а ничего не менялось. Она все в том же теле, в каком была десятки лет назад, а дочь продолжала игнорировать звонки.

Вот, наконец, подойдя к воротам школы, она замерла на месте, понимая, что это выше ее сил. Зайти туда, где кишели люди (дети, подростки, что еще хуже!), было поступком для нее немыслимым и безрассудным, как если прыгнуть в нору с оводами.

Но что делать? Она потеряла дочь всего за ночь, а школа, этот муравейник, единственное место, где она может находиться.

Вот она вошла во двор и засеменила к крыльцу. Но стоило ей шагнуть на первую ступеньку, как вдруг распахнулись двери и оттуда, как пенистое шампанское из прорвавшейся бутылки, хлынула толпа детей. Будто озверевшие, они не видели Веру и чуть не сбили ее с ног.

Вера опустилась на колени и взялась за голову. Дети радостно кричали, что-то восклицали, вроде: «Ура! Карантин!», но Вера посчитала, что ей просто слышится.

– Девочка, ты чего, что произошло?

Вера подняла голову и увидела перед собой директрису школы. Да, она точно знала это лицо. Ее Вере пришлось навещать за последний год по несколько раз и, к сожалению, не для того, чтобы послушать комплименты, вынесенные ее дочери.

– Что случилось? Пожар? – Вера вскочила на ноги.

– Карантин. – Ответила та лаконично. Тучная женщина среднего возраста поправила свои кучерявые, кое-где поседевшие, волосы, и припустила очки, откровенно-оценивающим взглядом окидывая Веру.

– Карантин? – Вера оторопела. – В мае?!

– Так, ты из какого класса?

– А где Катя? – У Веры задрожало тело. Она совсем забыла о своей трансформации, и потупленный взгляд директрисы раздражал и пугал ее одновременно.

– Какая именно?

– Кондратьева, какая еще мне может быть нужна Катя?! – Вера едва ли не сорвалась в крик.

Директриса хмыкнула, пожала плечами и заглянула в журнал, который крепко прижимала к пышной груди рукой. Придерживая другой рукой очки, она внимательно проглядела каждую страницу, а затем сказала просто:

– Такой у нас нет.

Вера задохнулась.

– Как это, нет?

– Ну нет, нет.

Вера посмотрела вслед исчезающим за домами детям, потом перевела взгляд на открытую дверь школы, откуда только что начали выходить учителя. Они встречали Веру с удивлением.

– Наверное, девочка, которую ты ищешь, – обратилась к ней директриса, заметив растерянность Веры, – учится в другой школе. Ты, наверное, перепутала, вот и все.

Вера вонзилась в нее глазами.

– Думаете, – возмутилась она, – я не знаю, где учится моя дочь?!

Директриса смотрела на нее с приоткрытым ртом.

– Где моя дочь?! – Вскричала Вера, хватая за плечи женщину и тряся. – Отвечайте! Отвечайте!

Вера не помнила, кто и как ее оттащил от перепуганной директрисы. Но больше ей не позволили донимать ее, и не слишком вежливо прогнали за ворота школы.

Вера не помнила, куда пошла дальше. Покачиваясь, словно пьяная, она брела по улице, перебирая в голове случившееся.

Итак. Ей семнадцать, ее дочь пропала и все, кто знает ее, прикидываются в обратном. Разве в такое можно поверить?

Вера постоянно останавливалась перед окнами какого-нибудь здания, пытаясь уловить в них свое отражение, точнее, свое прежнее отражение. Но нет. Она видела перед собой молодое лицо, еще не усеянное морщинками или пигментными пятнами.

Странно, а ведь это должно радовать Веру.

Неужели это не то, чего она так страстно желала накануне своего дня рождения? Ведь она так отчаянно пыталась воззвать ко Вселенной, что трудно теперь жалеть ее. Ее можно лишь упрекать в взбалмошности, вот и все.

«Куда мне идти? Где мне ее искать? А есть ли она вообще в этом… в этом городе? Нет, нет. Надо вернуться, надо лечь спать, а когда проснусь – все пройдет, как простуда на губе. Нет-нет, это просто бред. Я перетрудилась давеча, а теперь вот… галлюцинации. Мигрень. Все неправда. Это неправда».

Но чем дальше она шла, тем яснее и четче осознавала свое новое, молодое тело.

Вот так вот, Вера! Надо было быть осторожнее с мечтами, ведь они имеют свойство сбываться! И на каждое желание свое время. А ты такая нетерпеливая и вспыльчивая! Нельзя предъявлять претензия Вселенной, она этого не любит. Вот видишь, что случилось? Она одарила тебя сполна, как ты и заказывала, а ты по-прежнему недовольна?!

И так было всегда: если Вера и добивалась чего-то, то в скором времени жалела об этом.

Сейчас ее слегка ободряла мысль об исцеляющем завтра – что, если сила волшебства иссякнет на утро следующего дня? Тогда она проснется прежней…

Сорокалетней.

Неуравновешенной.

Работающей за гроши кассиршей.

Матерью-одиночкой.

Несчастной.

Вера застонала. Демоны терзали ее по сторонам, а она металась, не зная, в какой угол забиться.

Так она дошла до проспекта. Здесь и по будням всегда было много людей, в основном, молодежи. Было облачно, но довольно тепло. Легкое дуновения ветерка разносило по улице пряный аромат булочек и пирожных из кондитерских и терпкий запах полевых цветов, с которыми так желали расстаться бабушки-продавщицы, прикрывающие лица и головы огромными соломенными шляпами. Где-то недалеко играл бродячий музыкант на саксофоне что-то очень красивое, но тоскливое. Мимо шли люди: люди занятые, люди радостные, люди сердитые, люди живые.

Вера в этот момент почувствовала себя картонной декорацией, статуей, никчемным предметом посреди улицы. Она поняла, что мир вокруг нее не изменился. Высыхает цветок, но не все поле.

Вере хотелось подбежать к первому встречному и, встряхнув его за плечи, прокричать: «Эй, неужели вы не видите, что со мной?! Утром я проснулась маленькой, а ведь мне сорок, мне сорок лет!».