Сомниум

Она засмеялась:

– Ну почему же? Иногда и в нашем мире нужно быть начеку.

– Как вы это сделали? – удивленно спросил я, лежа на полу и начиная смеяться вслед за ней.

Она не ответила.

– Мысленный контроль предметов! – догадался я, поднимаясь.

– Да. Обычным пользователям эта функция недоступна. Я могу быть на связи со всеми предметами, которыми владею, – объяснила Виола.

Я улыбнулся: она была чертовски привлекательна. Снова устроившись в кресле, к которому вернулись его спинка и сидение, я бросил взгляд на стол и вдруг загорелся неожиданной идеей:

– Можно мне получить доступ к программному коду… – я взглядом на ходу выбирал предмет, – вашего стакана?

– Разрешаю доступ, – ответила она, с интересом наблюдая за мной.

Я взял в руки высокий стакан и, машинально вылив бирюзовую жидкость синтетического коктейля прямо на пол, одним прикосновением к точке контроля в основании предмета вызвал системное табло. С помощью него я попал в программный код и, быстро анализируя команды, написанные на нескольких языках программирования, нашел необходимые строки, ответственные за мысленный контроль.

Там я впечатал идентификационный номер своего Персонализатора, чтобы стакан отзывался на мысленные приказы не только Виолы, но и на мои. Я также прописал для него ID, приравняв длинное системное имя из цифр и букв к «Здравствуй, стакан, повеселимся?», чтобы не запоминать неудобный шифр. Теперь мне стоит только подумать: «Здравствуй, стакан, повеселимся?» – и я получу полный доступ и контроль над ним.

Этот стакан имел двести сорок пять модификаций, но все они, видоизменяя его внешний вид и опции, не меняли его функциональное назначение. Мне захотелось удивить Виолу, и я решил перепрограммировать его и превратить во что-нибудь другое. Закончив работу, я возвратил предмет на стол.

– Что вы делали? – с интересом спросила Виола.

Я молча улыбнулся.

«Здравствуй, стакан, повеселимся?»

Стакан поднялся в воздух на двадцать пять сантиметров над столом. Теперь он находился между нами на удобном для наблюдения уровне. Его стенки плавно деформировались, образуя новую округлую форму, расширяющуюся от основания к вершине. Они окрашивались в белый цвет, превращаясь на наших глазах из неодушевленной твердой поверхности в «живую» материю.

В целях соблюдения красоты замысла и реалистичности динамического процесса было необходимо обеспечить плавное перевоплощение одного образа в другой. Для этого с помощью сценарных языков я прописывал переходные моменты деформации объектов наравне с основными параметрами для них. Этот процесс отнимал все мое внимание, и я не мог следить за реакцией Виолы. Вдруг она воскликнула:

– Но это невероятно! Вы программируете с помощью мысли?!

В воздухе был крупный грушевидный бутон, который начинал плавно раскрываться. Я вспомнил тропическую лилию и теперь пытался воссоздать ее образ – настолько реалистично, насколько мог.

Продолговатые лепестки отделялись от центра и поочередно отклонялись в стороны. Я создал шестьдесят лепестков, которые хаотично располагались от центра к краям в разной степени раскрытости. Диаметр лилии был двадцать сантиметров. Теперь я менял белый цвет лепестков на нежно-розовый, а затем, применив карту-градиента, «разбрызгал» оттенки от красного до темно-малинового. На лепестках цветка и в его сердцевине появлялись мелкие синие бабочки, размером по три сантиметра. Они начали махать крыльями и по очереди отделяться от лилии. Затем, врассыпную разлетаясь в разные стороны, возвращались обратно на цветок и снова улетали прочь, суетясь в пространстве, составлявшем пятнадцать сантиметров вокруг цветка.

Через несколько минут я возвратил всех бабочек на цветок. Они помахали крыльями еще тридцать секунд и полностью слились с лепестками.

– Какой подарок мог бы поднять вам настроение? – вдруг спросил я, откидываясь на спинку кресла, полностью вымотанный напряженной мыслительной работой.

– Украшение, – ответила Виола, не задумываясь. Только теперь я смог обратить внимание на ее лицо. На нем сиял восторг.

– Жемчужное колье подойдет? – спросил я, улыбаясь, и начал прописывать новую форму для электронной сущности. Перед Виолой предстала длинная нить мелкого жемчуга.

– Мне захотелось сделать его простым, чтобы подчеркнуть вашу сложную красоту, – сказал я, наблюдая за Виолой.

Колье опустилось на ее плечи и застыло на месте. Виола улыбалась, не скрывая своего удивления.

– Я мог бы застегнуть его у вас на шее с помощью мысли, но мне кажется, есть способ получше! – сказал я как можно тише, пытаясь придать своему голосу побольше глубины.

Я встал со своего места и подошел к Виоле. Она ровно сидела на стуле и смотрела на меня снизу вверх.

– Приподнимите волосы.

Она запустила руки в свои длинные волосы и придержала их на весу. Я осторожно взялся за края колье и застегнул замок.

Она в восторге смотрела на меня.

– Спасибо, Эрон! Мне очень нравится этот подарок.

– Вы могли бы встать?

Она встала, не задавая лишних вопросов. Мы молча стояли рядом – так близко, что я слышал ее дыхание. Мелкие жемчужины обнимали ее длинную тонкую шею. В воздухе висел электрический разряд. Я чувствовал, что будет взрыв…

Внезапно придвинувшись к Виоле вплотную, я обхватил ее шею рукой и жадно припал к губам. Волна возбуждения прокатилась внизу. Поцелуй длился долго. Я наслаждался нежностью ее губ, прикасался к бархатистой коже щек, ласкал податливый язык. Затем я отстранился от нее, обеими руками удерживая ее лицо. Мы смотрели друг на друга. Ее зрачки расширились.

– Я должен сказать, – начал я.

Мое дыхание стало частым.

– У меня никогда не было женщины.

В ее глазах проявилось любопытство, но она тут же спрятала его куда-то в глубину их бездонного космоса. Блеснув ими, она быстрыми движениями начала расстегивать пуговицы на своей белой униформе. Я прижал женщину к стене и начал целовать ее шею, опускаясь ниже. Она положила свою ладонь мне на голову и плавно провела по волосам. Теряя рассудок от желания, я припал губами к ее груди, страстно целуя и вдыхая запах ее кожи. Она начала снимать мою футболку. Я поднял руки, чтобы помочь ей это сделать.

Так, не выпуская друг друга из объятий и скинув оставшуюся одежду, мы остались обнаженными. Вдруг я заметил, что рядом с нами в воздухе висит широкая кровать. Переглянувшись, мы плюхнулись на воздушный матрас, и наши тела переплелись.

– Нет, это не годится! Сделай матрас пожестче.

По дороге домой меня не покидала мысль, как просто все произошло. Мне было хорошо…

***

Яркий белый свет резко ударил в глаза. Дом Культуры сегодня был в форме гигантского сталагмита. Он уходил в воздушные ярко-белые кучевые облака, гордо отражая солнечные лучи от своей зеркальной поверхности. Мы предусмотрительно обогнули его и продолжили лететь дальше.

– Ты когда-нибудь видел снег? – вдруг спросила Малин, повернувшись ко мне вполоборота.

– Нет, – ответил я, пожирая ее глазами.

Теперь она смотрела вперед, и мне открывался ее нежный профиль. Я разглядывал аккуратные пухлые губы, длинные ресницы, выбившиеся из кокона волосы, развевавшиеся на ветру. Мне хотелось наблюдать за ней как можно незаметнее, но вряд ли это получалось. Каждое мгновение, что я мог видеть ее и находиться рядом, открывало для меня вечность. Мне хотелось просто смотреть на нее, чувствовать ее, слиться с ней и потеряться, будто это уже не я, не она, а новое необузданное слияние – Мы.

– Аттракцион, зона S17, – строго скомандовала она бортовому компьютеру аэро.

Кабина бесшумно зачехлилась, и мы из режима «Плавный полет» молнией устремились вперед.

– Куда мы летим? – спросил я, не переставая любоваться совершенной красотой Малин.