Сомниум

– Как ваш настрой? — спрашивает меня хорек, довольно улыбаясь и вытягивая шею вперед.

– Почему все постоянно задают мне этот вопрос? – устало отвечаю я. – Вы же просканировали меня вдоль и поперек. Ежесекундно следите за колебаниями уровня гормонов в моей крови.

Кларис тут же констатирует:

– Растерянность, агрессия, печаль, разочарование, тоска.

– Все верно, – подтверждаю я, подмигнув ей. – Так и вижу всех вас, ученых, собравшихся в зале заседаний на пятнадцатом этаже, а посередине транслируется моя комната: там я, как дрозофила под стеклом лаборанта – со всеми показателями моих чувств и здоровья.

Кларис прыснула от смеха.

– Как вы угадали? — спрашивает она.

Хорек награждает ассистентку сердитым взглядом.

– Эрон, мы рады, что вы наконец-то освоили Виртуализатор и его фильтры, для того чтобы смотреть на мир. Вы так долго пытались постичь реальность собственными глазами, что мы уже начали опасаться за ваше душевное состояние, – говорит он.

– Ах, так поэтому вы поместили меня в этот люминесцентный ад?

Я тут же отключил эйрскрин, а потом сощурился и стал ждать, когда глаза привыкнут к ядовитому свету. В комнате появились двое, те, что делают мне уколы. Доктор и Кларис отошли в сторону, приглашая мужчин ко мне. Я вскочил.

– Ведите себя спокойно, – сказал один из них, извлекая смарт-шприц из медицинского кейса. – Иначе нам придется снова приковать вас к постели. Вы же помните, как это было неудобно?

– Идите к черту! – крикнул я.

Несмотря на то, что еще функционирующая часть моего отупевшего от ненависти мозга осознавала, что сопротивление бесполезно, я не мог позволить себе сдаться без боя. Уж слишком во мне силен инстинкт самосохранения.

Я рывком оттолкнул от себя лаборанта. Он пошатнулся, но тут же, поймав равновесие, пошел в наступление. В этот момент подоспел второй, и они вдвоем опустили меня на кровать, навалившись всем весом сверху. С робкой помощью доктора Фибла они боролись с моим сопротивлением.

– Включить режим безопасности, уровень три, – объявил Джим.

На моих руках, ногах, груди и животе выросли силиконовые ремни, намертво прижимая к постели. Стало трудно дышать. Я не мог пошевелиться, и мне оставалось только презрительно на всех смотреть.

Один из лаборантов простерилизовал место прокола на моей поврежденной инъекциями коже.

– Сволочи, оставьте меня в покое, – выдохнул я.

– Расслабьте руку, иначе будет только хуже, – строго сказал один, плотно затягивая на плече жгут.

Я заметил, что смарт-шприц целится в вену, где по-прежнему краснело зудящее пятно. Не помня себя от бешенства, я напряг мышцы и попытался рвануться всем телом, но не сдвинулся с места.

Доктор Фибл ловко извлек из кейса красный предмет.

– Обхвати его зубами, так будет легче, – предложил он и попытался затолкать мне в рот что-то упругое.

Я сжал предмет зубами так, что услышал собственный стон. Самонаводящийся шприц проник в место прежнего прокола, вызвав острую боль. По телу моментально распространилась жгучая смесь. Я ощутил, как в мышцы, сухожилия, сосуды вторгается что-то горячее и начинает их щипать изнутри. Пронесшись по всем конечностям, обжигающий взрыв ударил в голову, и я стиснул предмет зубами что есть мочи. От напряжения из зажмуренных глаз выступили слезы.

Наконец все закончилось, и доктор достал странный предмет у меня изо рта. Только теперь я разглядел, что вещь напоминала боксерскую грушу размером с кулак.

– Вам нужно полежать и отдохнуть, – сказал лаборант.

Меня наполнил какой-то странный прилив энергии и возбуждения. Тело трясло. Оставшись в комнате один, я молча лежал, растворяясь в остатках затихающей боли. Чем меньше я чувствовал ее, тем сильнее нарастала новая. Она щипала меня беспомощной обидой, саднила беззвучной досадой, колола сухой ревностью, обжигала отравляющей ненавистью.

Вскоре я перестал ощущать натяжение силиконовых ремней и, быстро сев на кровати, оглядел себя. Ремней безопасности больше не было. Я встал и начал быстро ходить по комнате, наворачивая круги в своей тесной овальной клетке. Мне хотелось рычать. Возможно, я сошел с ума. Когда мне наскучило ходить, я лег, чтобы разглядывать белый потолок, но через секунду снова вскочил.

– Джим, ты не возражаешь, если я брошу тебя об стену? Во мне столько энергии и деть ее некуда.

Камера без возражений приняла форму мяча и запрыгнула мне в руки.

– Вот это да, – я покачал Джима на одной ладони, а потом со всей силы запустил им о круглую стену.

Камера-мяч отскочила от светящейся поверхности и снова плавно приземлилась мне в руку. Я продолжил с увлечением кидать ее по всей комнате – об пол, потолок и овальные стены.

– Ты так и будешь возвращаться ко мне, куда бы я тебя ни кинул? – спросил я на сто десятом броске.

– Конечно, Джим всегда может сориентироваться.

Вдруг в комнату вошел лаборант, тот, что делал мне инъекцию.

– Ну что ж, придется принять успокоительное. Врачи считают, что уже десять минут как вы должны были заснуть, но вы по-прежнему бодрствуете.

Выпустив Джима из рук, я пошел прямо на него.

– Что вы делаете со мной?! – закричал я. – Где Тодд Макмиллан! Я требую его к себе! Мои гены больше никому не нужны? Вы решили меня убить?

Когда я подошел к мужчине практически вплотную, у меня потемнело в глазах. Вместе с этим энергия куда-то улетучилась, резко сменившись на ощущение безграничной слабости. Мне стало трудно устоять на ногах. Он подхватил меня за плечи, удерживая на весу.

– Надо уложить его в постель, – сказал он роботу.

Я безвольно болтался в его руках и, похоже, терял сознание.

***

Желтое небо омывают песчаные волны. Вначале в воздух поднимаются самые мелкие песчинки. Они робко отрываются от поверхности и скачкообразно двигаются вперед, то опускаясь вниз, то слегка поднимаясь. За ними начинают подтягиваться более крупные частицы, а самые большие все еще ползут по поверхности земли. Ветер нарастает, и крупные песчинки нехотя взмывают в воздух, пытаясь угнаться за остальными в высоте. Ветер беспощадно заметает твое имя на песке.

Я смотрю на оазис. Вездесущие лучи гигантского солнца сжигают мое прошлое, превращая его в пепел воспоминаний, которые тают на глазах. Я очищен и обновлен, словно ребенок, готовый в своей первозданной непосредственности принять новый мир. Вокруг ручья сидят люди. Каждое движение их тел будто точно просчитано, сама природа одарила их естество истинной мудростью. Они смеются и пьют воду из маленького источника, набирая ее в свои ладони.

Все подчиняется какому-то неведомому мне замыслу, и я, являясь частью его, существую отдельно, отрешенно, будто бы на время отстранен от постижения чего-то действительно важного. До меня доносятся звуки речи, но я не могу понять ни слова. И я, обделенный, пытаюсь вобрать в себя все то, что льется, лучится, струится, сияет, смеется, появляется и исчезает в глазах этих солнечных людей. Они знают что-то, что дало бы ключ к пониманию великой тайны, но их язык мне неведом. Нарастает беспокойство. Я вижу, как начинает трескаться иссохшая земля, из расщелин поднимается раскаленная магма.

Женский голос:

– У него не сходит жар уже целые сутки. Он точно выдержит?

Мужской голос:

– Да, все под контролем. Все, что с ним происходит, заранее проанализировано в Системе и идет точно по плану. Риска нет.

– А когда пройдет лихорадка?