Песчинка. Пустой мир

– Не совсем, – перебиваю Кенни и, прежде чем открыть дверь в диспетчерскую, добавляю: – Но уколы делать умею.

– Это тоже неплохая новость, – подмечает собеседник.

Мы входим в помещение, где с нетерпением нас поджидают Оливия и Эльбрус. Увидеть ребенка Кенни явно не ожидал, поэтому вижу, как он замер в дверях.

– У тебя по рации такой взрослый голос… – первое, что говорит он.

А Оливия мило улыбается, затем протягивает ему руку.

– Добро пожаловать в нашу скаут-бригаду, пилот!

Мы дружно смеемся.

Далее Оливия жалуется, что умирает с голоду, напоминая мне, что мы весь день ничего не ели. Кенни тоже поддерживает идею спуститься с вышки и поискать путевое кафе в аэропорту, чтобы сделать горячий чай, а воспользовавшись плитой, сварить макароны или рис. К счастью, мы находим магазин, где набираем нужные продукты сносного качества, затем и само кафе с хорошим генератором внутри, который не сработал после отключения электричества.

Пока наши мысли занимала еда, мы особо не разговаривали. Я уже счастлива от того, что в нашей компании есть мужчина. Даже дышать стало легче, ведь сколько проблем он может решить! Нам повезло, что он летчик – ответственный, сильный, умный. Я просто уверена, что Кенни разбирается во многих механических вещах и даже пресловутые генераторы теперь – его забота.

Но за столом мы с Оливией начинаем забрасывать мужчину вопросами. Еще одна непонятная вещь: мне называть его парнем или мужчиной? Он выглядит очень молодо, но профессия такая, что возникают сомнения на счет того, что мы хотя бы ровесники. Мое любопытство удовлетворяет Оливия, еще раз убеждая меня в том, что невинные дети – ценный дар.

– Сколько тебе лет, Кенни? – в лоб спрашивает она, затем отправляет в рот спагетти, которые варил именно он.

– Мне тридцать четыре. Старый?

– Для меня – да. Но для Селены – в самый раз!

Мы с Кенни смущенно переглядываемся. Оливию понесло.

– А родом откуда? – задаю следующий вопрос.

– Слышала что-нибудь о городе под названием Клируотер?

Мотаю головой «нет».

– Это во Флориде. Он граничит с городом Тампа. Я рос, можно сказать, на пляже. Отец работал спасателем. В подростковом возрасте он купил мне гидроцикл и научил кататься на нем. Бедняга, хотел, чтобы я тоже стал спасателем или же чтобы выбрал близкую к морю профессию.

– Но ты выбрал самолеты, – заканчивает за него Оливия.

– Верно. Но отец меня никогда не осуждал.

А я опять завожу пластинку о грустном:

– А как ты узнал о кончине родителей?

– Мама позвонила и сказала, что отца не стало – вирус «ОК». Она призналась, что тоже больна, и я тут же прилетел в Клируотер, чтобы она провела свои последние дни с сыном.

– Это случилось до общей пандемии?

– За три месяца до начала апокалипсиса или… как это еще назвать…

Я наливаю ему в кружку еще чай, затем задаю главный вопрос:

– Расскажи, как ты выжил. Что видел? Где был?

Кенни откидывается на спинку стула. Глянув на меня, он отворачивается и смотрит на пустые столы и горы одежды вокруг. Мы их привыкли не замечать, но если начинаешь задумываться, кому принадлежали эти вещи и чем занимались люди в тот момент, то поневоле накатывает волна ужаса.

– Мы ко всему готовы, – добавляю я.

Он кивает, хоть и сморщив лоб. По туману в глазах я догадываюсь, что эти воспоминания очень болезненные, и уже хочу отказаться от расспросов, но Кенни начинает свою историю…

Глава 20

И вот, что нам поведал Кенни:

В марте прошлого года я летел в Египет. Слухи о том, что появился какой-то страшный вирус, ходили уже давно. Но я не встречал больных «ОК», поэтому мало в это верил. У людей пытаются вызвать новую волну паники, считал я, как это бывало раньше. Однако россияне всё равно были осторожны и не впускали в страну инфицированных людей. Только вирус этот оказался проворнее. В Египте наш экипаж пробыл два дня, и за это время одна стюардесса и второй пилот возвращались домой со страшной аллергией. Мы на самом деле так думали! Но ошиблись. Они привезли вирус «ОК» в Россию, после чего полеты были отменены на некоторое время. По крайней мере, турагентства по указу президента остановили продажу билетов в курортные зоны. А летчиков и стюардесс отпустили к своим семьям до вызова.

Сейчас я счастлив, что получил шанс провести время с женой. Через два месяца в мае она забеременела. Однако ситуация в мире начинала меняться к худшему и мы боялись, что ребенку не суждено родиться. Каждый день по новостям сообщали о новых жертвах страшной болезни. Инфицированных людей запирали в больницах, объявили всемирный карантин. Но ничего не помогало, ведь болели ещё и животные. А их так просто не запрешь.

К октябрю ситуация вышла из-под контроля. Всё больше людей заражались, а многие совершали суицидальные действия. Никто уже не стремился помогать, потому что спасали свои шкуры.

Моя жена заболела после того, как сходила в магазин. В декабре перед рождеством ее не стало. Я не видел… как… Я… просто проснулся утром, а рядом ее ночная сорочка, в которой она уснула. Помню лишь ее раздирающий кашель всю ночь, а потом он стих… я уснул и… всё. Нет жены. Нет ребенка. И тогда я подумал, что меня тоже уже нет.

Я начал пить. Многие магазины уже считались брошенными, так я садился среди бутылок спиртного, брал какую-нибудь наугад и пил, пил, пил… до тех пор, пока не отключался.

Долгое время не понимал, почему меня никак не берёт этот чертов вирус. Даже когда улицы опустели, я всё еще ждал проявления болезни. Но ничего так и не случилось.

Вирус меня не убил.

Выпивка меня не угробила.

В Москве почти никого не осталось в живых, только одежда повсюду, груды столкнувшихся автомобилей, да я один. Нет, я встречал людей еще в течение всего января, но все они были обречены.

Весной я взял себя в руки, осмыслил произошедшее и понял, что Бог оставил меня на этой земле не просто так…

Кенни замолчал.

Я тяжело вздыхаю, пытаясь осмыслить все, что самой пришлось ощутить на собственной шкуре. Да и Оливии ситуация знакома, только девочка уснула во время его рассказа, положив голову на руки. Смотрю на нее, а на глаза слезы наворачиваются. Эльбрус лежит под столом и время от времени смотрит на нас сочувственными глазками, словно переживает все вновь так же, как и все мы.

– Значит… – мой голос хрипит, поэтому откашливаюсь. – В дни, когда происходило самое страшное, ты жил в беспамятстве?

– Именно. Я напивался так, что просто не замечал ничего вокруг. На улицу было страшно выходить. Люди сходили с ума, они воровали, избивали и даже убивали.

– Да… В моем городе происходило тоже самое. Все взрывалось, люди кричали. Потом папа спрятал меня в подвале. Мы называли его «бомбоубежищем», но на самом деле это всего лишь подвал, который мог защитить нас в случае любых катаклизмов или даже войны. Отец сделал электронный замок с кодом. Вот и запер меня там на месяц.

– Он знал, что ты не заболеешь?

– Наверное, знал, – пожимаю плечами. – Мой дед был вирусологом, ученым в научно-исследовательском институте. Я хотела покопаться в его записях, а они привели меня сюда, в Сан-Франциско. Потом я нашла Оливию, и вот мы здесь. Ты же тоже не просто так летаешь? Где ты бывал?

– Давай сделаем еще чаю и попробуем найти место, где положить девочку, а потом я тебе все расскажу, – предлагает Кенни, и я выдавливаю ласковую улыбку.