Внутренний навигатор

– Товарищ полковник, разрешите осмотреть. – Не дождавшись ответа, я почти на ходу выпрыгнула из санитарки. Бабушка оказалась лежачей больной с давним переломом шейки бедра и свежих травм не имела. Но мы все же уложили ее на носилки, чтобы доставить в госпиталь. Танк с грохотом продолжил патрулирование улицы, а в соседнем проеме появилась еще одна немолодая женщина. Я подала ей руку, помогая выбраться. Черные уставшие глаза смотрели на меня сквозь слезы словно от имени всего аланского народа.

– Спасыбо… – прошептала женщина сухими губами, не выпуская моей ладони. Ребята видели меня со спины и, очевидно, не поняли, что дальше мы стояли молча и беззвучно плакали. Слова были излишни. Две женщины разных национальностей и возрастов. Два разных пути, слившиеся в эти минуты единой скорбью.

Глава 21. Шаг до убежища

О том, что город недостаточно обследован относительно пострадавших, Черемисов доложил старшему группировки. Нам было приказано за несколько следующих дней проверить все дома и квартиры на предмет не охваченных медицинской помощью людей. В Цхинвале не осталось ни одного жилого помещения, куда бы мы не зашли с вопросами о здоровье хозяев. Подворные обходы напоминали работу скорой. Только ехать нужно было не по вызову, а по приказу, и осматривать не одного больного, а последовательно всех желающих в квартирах и на улицах. Попутно нам удалось составить план для саперов: на многих участках свободно валялись неразорвавшиеся боеприпасы, к которым люди боялись подходить.

Вечером одного из дней Ногинский Центр привез гуманитарную помощь, на разгрузку которой мы направились в полном составе. Старшим был назначен Алексей. Я старалась держаться подальше, чтобы не разжигать в себе неуместные эмоции. В гуманитарке было около двух сотен блоков сигарет разных марок. Грузчикам, с заблаговременного разрешения Черемисова, посчастливилось взять по одному. Мне достались с ментолом. Когда сортировка коробок была окончена, тут же вскрыла пачку и с наслаждением закурила. Страшно захотелось побыть одной, и я побрела в сторону КПП. Покидать территорию без наряда категорически запрещалось. Не оставалось ничего другого, кроме как прислониться к смолистому стволу огромной ели недалеко от шлагбаума.

Не слышала, как он подошел. Теплая рука снова легла на плечо. Адреналин, прыснувший в кровь сотнями иголочек, вспарывал тело, не щадя душу. Не двигалась. Он тоже. Но в стремительно спустившейся, как это всегда происходит в горах, тьме мы слышали тяжелое дыхание друг друга. Второй рукой медленно, словно спрашивая разрешения, он притянул меня к себе. Оба по-прежнему молчали…

Утром пришлось остаться в лагере – у троих офицеров приключилось отравление. По моим предположениям, всему виной были сливы, росшие повсеместно. Из-за хронического недоедания участники операции поглощали их в больших количествах, запивая игристыми домашними винами и чачей. Без такого ритуала не представлялось возможности покинуть почти ни один осетинский двор. Особо ретивые аборигены хватались за автоматы с криками типа: «Ти щто мэня нэ уважаещ?» Делать было нечего – приходилось пить.

Три жертвы нехитрых аланских традиций лежали под капельницами, когда совсем рядом с лагерем послышались взрывы. В воздухе запахло не то порохом, не то гарью. Звуки стремительно приближались. В сторону бивака, рассеиваясь по территории, прилетали крупные осколки снарядов. Один из них пробил крышу палатки, служившей столовой. Если бы на том месте кто-то стоял, он бы точно остался без головы. Испуганный повар прибежал к нам в модуль, на время ставший мини-лазаретом:

– Там это, в новостях говорят, что в Цхинвале обстреливают лагеря МЧС.

– Твою дивизию! Парни, давайте потихоньку в убежище, – двое офицеров отреагировали незамедлительно. Впрыгнув в сланцы, они прихватили необходимые их сосудам пакеты с раствором Рингера и ринулись в бомбоубежище. Лагерь стоял в непосредственной близости от него благодаря тактической дальновидности Черемисова. Третий парень пытался надеть берцы, но успел натянуть только один, когда очередной осколок упал возле входа в модуль, только что не преграждая нам путь. Наскоро хватив попавшиеся на глаза броники и несколько касок, я вытолкнула одноберцового наружу. Вчетвером мы просидели в убежище минут десять. Грозовой фронт раскаленных кусков железа локализовался, и до нашей территории они больше не долетали. Удостоверившись в этом, осмотрела лагерь – больше никто не пострадал. Со стороны штаба, облаченный в броню, быстрым шагом шел Черемисов.

– Это склады горят с боеприпасами. Поедешь?

– Конечно, поеду, – забыв про дристунов, сидящих в убежище с капельницами наперевес, обрадовалась я. – То есть нас не обстреливают?

– Нет, слава Богу. Давай в уазик.

Склад находился метрах в двухстах от КПП. Кто его поджег, было загадкой. Один из местных пожарных надышался угарным газом. Я достала из укладки баллон с драгоценным кислородом и открыла вентиль ровно на три минуты. Уколола ацизол в мышцу, а аскорбинку с глюкозой – в вену. Других пострадавших не было. Доставив тушилу [28 - Проф. жарг., пожарный.] в полевой госпиталь, вернулась к своим. Они давно покинули бомбоубежище и снова лежали на раскладушках, предоставленных гуманитарной помощью.

Глава 22. Ушивали небо звездное калаши

С ребятами провозились трое суток. Пришлось подключить антибиотики. Николаич грешным делом задумался, не дизентерия ли это, но обошлось. Работ по разминированию хватало, и когда офицеры пошли на поправку, я снова уехала с группой.

Минометная мина, вспахав огород одного из домов на окраине Цхинвала, погрузилась на два метра в землю. Об этом сигнализировали миноискатель и нора, которая в любой момент могла стать воронкой. Предстояло много копать, и команда была усиленной. Мы с охранником группы попеременно помогали ребятам. Во время очередного перекура сидели на лавочке в тени. Вдруг со стороны центра города послышались автоматные очереди. Одна за другой они застрачивали пространство гулкими оверлоками.

– Давай посчитаем. Я думаю, палят метров двести от нас, – Серега, прошедший вторую Чечню, был спокоен и весел, но с предохранителя свой АКСУ снял. Тем временем очереди приближались.

– Не, Серый, ближе. Метров сто. – Оверлок стрекотом окружил участок, и автоматчик легким движением потянул меня за собой, приседая за лавку.

– Такое впечатление, что стреляют по соседнему дому. – Знойный воздух наполнился порохом, теперь я отличала его от запаха гари. Серега уже нажал на кнопку передатчика на своей рации, чтобы вызвать подмогу, как из дома выскочил радостный хозяин с АК-47 в руках и с криком:

– Ур-р-ра! Независимость! – пустил очередь в небо.

– Уф. Слава Богу, – мы с Серым радостно переглянулись. В этот же момент все рации единым хором зашелестели голосом Черемисова.

– Мажор-707, Мажор-707. Россия признала независимость Южной Осетии. Продолжайте выполнять вверенные вам работы с соблюдением всех требований и мер безопасности. Как приняли? – Один за другим пошли доклады, отвечающие на циркулярное оповещение [29 - Сигнал, адресованный всем абонентам конкретной радиосети. Передается через специальный позывной. В данном случае – «Мажор-707».]. Когда мина наконец погрузилась в ящик с песком, хозяин, ясное дело, позвал нас за стол. Его радость мы разделили довольно спокойно. Непреложное шестое чувство взывало набрать номер Леши.

– У тебя все в порядке?

– Конечно. У нас есть для тебя сюрприз. Если освободились, возвращайтесь в лагерь через Советскую улицу.

Когда мы подъехали к назначенному месту на покачивающемся уазике, я буквально не поверила своим глазам. На обочине стояли Гоблин, Старый, Леша и… Юрий Шевчук. Я помотала головой: «Не, не может быть». Завидев нашу буханку, компания оживилась. Фиксируя взглядом своего давнего кумира, я, оглушенная, вышла из машины.

– Знакомься, ЮЮ, – торжественно произнес Гоблин. – Это Юля, медик из Авангарда. Она же Солдат Джейн. Твоя большая поклонница.

– Юля, прекрасно. А я Юлианыч, можно ЮЮ. – Сердце вибрировало в груди со скоростью не меньше двухсот ударов в минуту. Каких-то пять-шесть лет назад я ничего не хотела так сильно, как поблагодарить лично этого человека за его добрые и живительные песни. А теперь он сам подает мне руку в разрушенном Цхинвале, благодаря за то, что я здесь. Не сводя глаз с рок-гиганта и не закрывая рот, я пожала его руку.

– Ох. Вот так рукопожатие. Я вот сюда вас приехал поддержать новыми стихами. Если хочешь послушать, приходи вечером к госпиталю. – Голова с открытым ртом послушно закивала, а Гоблин с Лехой залились хохотом.

– Ну хоть что-нибудь скажи, Юль, – по-отечески приобнял меня Старый.

– Спасибо…

Как же я была счастлива. Неужели, когда отпускаешь ситуацию и проходит время, она решается сама собой? Словно Кто-то, Кто отвечает за все в этом мире, просто открывает кран и события текут, иногда вопреки руслу обстоятельств. Мне было сложно поверить, но это было именно так.

Вечером мы в том же составе отправились к Центроспасу. Госпиталь и их лагерь были уже свернуты. Усталая темень ложилась на горы, а город и не думал следовать ее примеру. Он был наполнен звуком гудящих машин, радостными криками и непрерывными автоматными очередями. Когда мгла окончательно окутала Цхинвал, ликующие аланы стали стрелять трассерами [30 - Воен. жарг., трассирующие боеприпасы к огнестрельному оружию.].

– Ушивали небо звездное калаши… – задумчиво улыбаясь, ЮЮ читал стихи, еще не остывшие от рождения.

На следующее утро стало ясно, что оперативная работа здесь окончена. Впереди – социальные и строительные работы. К первому сентября нам поручили привести в порядок все школы города: вставить стекла и покрасить стены. Тогда я сделала важный вывод: если из зоны ЧС выводят Центроспас, дальше начнется тягомотина.

Авангард задержали в республике еще почти на месяц, состоявший сплошь из хозяйственных работ. Впрочем, и заявки по боеприпасам иногда поступали. Чтобы не пугать население, мы выезжали на специальный полигон недалеко от миротворческой базы и там подрывали собранное. Еще появилась задача по патрулированию Военно-Грузинской дороги. Однажды мы дежурили на перекрестке под селением Дзау.

– Россия выводит свои войска с территории Грузии и Южной Осетии… – сообщил безразличный женский голос из приемника в то время, как мимо нас, сотрясая побитый асфальт, на юг неслась колонна бронетехники. Хозяин приемника Старый насчитал двадцать единиц. Мы дружно рассмеялись. Расслабляться не стоило.

День вывода не заставил себя долго ждать. Нас отправляли в Москву в два этапа. Я оказалась в числе тех, кто уезжал позже. Спустя полтора жарких во всех смыслах месяца колонна пересекла Рокский тоннель в обратном направлении. Личный состав отряда светился от счастья. Оставив частичку себя и приняв на этой земле безнадежные чувства к Леше, я едва ли могла разделить с ребятами радость возвращения домой.

Недалеко от аэродрома колонна остановилась в похожем на кладбище месте. Все памятники были выполнены в едином стиле и красно-коричневом цвете. На гранитных воротах такого же терракотового цвета, увенчанных крестом, светилась надпись: «Город ангелов». Мозг не мог переварить эту информацию без лишней порции кислорода, и легкие рефлекторно произвели глубокий вдох.

– Это некрополь погибших в Беслане в 2004-м, – Старый почувствовал трепет моего сердца.

– Ты был там? – тихо спросила я, зная, что был.

– Да. Это была самая страшная и тяжелая операция в моей жизни…

Глава 23. Сорок километров в час

Авангард встретил нас распростертыми объятиями. Офицерские жены и дети бежали обнимать мужчин прямо в строй. Те гордо расправляли плечи и прижимались к родным.

– Хорошо отработали… – слышалось со всех сторон. Я же, с трудом улыбаясь, меньше всего хотела, чтобы кто-то знал, как мне сейчас плохо.

Как и всегда, я вернулась из командировки не той, что была раньше. Хотелось обратно. Не в Осетию, а в те дни, когда мы были так нужны ей и друг другу. Не хватало Леши. За полтора месяца слишком привыкла, что он рядом. И наконец, после участия в гуманитарной операции круг моих знакомств сильно расширился, а авторитет подрос так, что Солдат Джейн внутренне повысила себя сразу до титула королевы МЧС. Это была банальная защитная реакция на боль бесперспективных отношений. Но тогда никто не смог бы мне это объяснить.

Еще одной реакцией на стресс проснулась старая привычка – заливать тоску. В один из дней я решила провести анестезию прямо в наряде. Когда пришла пора идти в казарму на вечерний осмотр солдат, с трудом стояла на ногах. Зайдя в расположение синяя не только по форме, но и по содержанию, устроила там настоящее представление. Выглядело это скорее глупо, нежели смешно. Но мне было все равно.

После этой выходки начальник намекнул, что так быть не должно, и предложил разобраться «на личном фронте». Когда вечером Леша позвонил в дверь, я вытолкала его на лестницу и попросила ради работы сохранить исключительно дружеские отношения.

– Как же я люблю тебя… – не обращая внимания на мое настоятельное предложение, прошептал он. Я хмурилась и курила в изрезанное морозными узорами приоткрытое окно. Серо-зелеными, как хибинская тундра, глазами он пытался растопить их и меня.

– За что?.. – цепляясь за последние пяди убегающей из-под ног земли, риторически спросила я.