История маленькой революции

– Я предвидел, что ты снова наденешь эту ужасную юбку, поэтому решил прикупить менее ужасное платье.

Щербаков не был ни дворянином, ни купцом, ни даже разночинцем. Как упоминалось, происходил он из бедной крестьянской семьи, разбогатевшей на спекуляции водкой в самые первые годы после издания главного манифеста эпохи Александра Освободителя. Поначалу было непросто. Приходилось ездить из города в город в поисках приемлемых цен на алкоголь, а после – искать деревни, где на этот же алкоголь цены завышали. Но дело оказалось прибыльным. Щербаковы преждевременно выплатили оброк и уехали подальше от своей волости.

Когда Щербаков стал полностью дееспособным, отец начал посвящать его в дело. К тому времени они уже обзавелись несколькими винокуренными заводами (к месту упомянуть, что после реформы о государственной монополии заводы стали сыроваренными), продукция которого быстро расходилась по имениям благороднейших фамилий.

С одной из таких фамилий двадцать с лишним лет назад Олег Владимирович установил крепкие отношения и даже закрутил роман с женой хозяина дома. Отношения их продлились недолго, так как супругами было принято решение перебраться на постоянное жительство в Швейцарию. Приглядывать за поместьем уговорили Щербакова. Дело непростое, поэтому с позволения хозяев Олег Владимирович перебрался в их имение близ …й губернии. Ежемесячно он отправлял супругам выручку с их хозяйства, а свою долю, тридцать пять процентов, получал обратно.

Полгода назад, то есть через двадцать один год после заключения сделки, к Олегу Владимировичу был отправлен сын хозяев, Дмитрий, с письмом от его матери, содержание которого Олег Владимирович и по сей день никому не раскрыл. С первых дней знакомства с Дмитрием Щербаков высоко оценил способности юноши и начал брать его с собой на все сделки, чтобы тот набирался опыта.

– Здравствуй, Борис, – обрадованный встречей мужчина крепко пожал руку молчащему рабочему.

– Олег Владимирович, что же твой ученик не заходит? – приветливо спросила Тамара, чертыхаясь про себя.

– И правда! Дима, что ты у порога топчешься?

Из кухни робко выглянула Катерина в тот момент, когда Дмитрий закрывал входную дверь. Увидев девушку, он, улыбаясь, кивнул. Она поступила так же. Тамара это заметила и почти скороговоркой сказала:

– А ты, Олег Владимирович, давненько не заходил. Пойдём в мою комнату, я новый цветок купила. Пойдём, пойдём. Они нас на кухне подождут.

Тамара подхватила мужчину под руку и повела в свою комнату. От неожиданности Щербаков успел только открыть рот и вопросительно глянуть на сдерживающего смех Бориса.

Между Борисом и Дмитрием, оставшимся наедине в коридоре, возникло немое напряжение. На самом деле, история их взаимной неприязни началась отнюдь не вчера и не из-за переглядок юноши с пленной дворянкой.

Отца и беременную мачеху Алексеевых вместе с двумя их мальчиками пяти и семи лет задавила на Ходынском поле обезумевшая толпа в день воцарения царствующего поныне Императора. В тот год Тамара и Борис уже работали на заводе и получили в наследство от отца, среднеквалифицированного рабочего, малюсенькую, но свою квартиру (её пришлось оставить после первого конфликта с властями).

Уже тогда Борис и Тамара состояли в объединении местных рабочих. Авторитет Тамары был невелик, и многие мужчины позволяли себе нелицеприятные шутки в её адрес. Борис никогда не заступался за сестру, боясь получить по затылку. Чтобы улучшить репутацию, женщина пошла на рискованный шаг. Однажды, вместе с Борисом и самодельной бомбой, она отправилась к дому городского главы. Покушение прошло успешно. С этого времени условный карьерный рост Тамары и её брата, всё покушение бесцельно пробегавшего из стороны в сторону, пошёл в гору.

В середине седьмого года нового века Тамара возглавила манифестацию местных рабочих, где её и заметил Щербаков, прибывший для переговоров с крупным фабрикантом и работодателем Тамары. Разумеется, демонстрация не обошлась без жертв, но немалой суммой Олег Владимирович, ценивший борьбу за свободу и отметивший потенциал Алексеевых, освободил Тамару и Бориса из-под ареста и от грядущего повешения.

Через месяц, когда страсти улеглись, Тамара огласила своё желание создать новую организацию борющихся рабочих под её и Бориса предводительством. Щербаков видел немало: и как фабрикант выгонял «папиросниц» (то есть женщин на табачном заводе) зарабатывать на улице, если им не хватает денег, и как от голода рабочий упал на горячие угли, и, оставшись инвалидом, был с позором уволен. Он, наслышанный о смерти родного дяди от ста ударов плетью и не желавший повторения сего в остальных семьях, поддержал инициативу.

Ещё через полтора года заседания организации на конспиративной квартире были раскрыты. Щербаков вновь дал взятку, но уже с условием, что прибывший Дмитрий, господский сын, будет участвовать в заседаниях.

После первого же собрания Дмитрий отправился на прогулку с миловидной барышней, которую через полчаса у него отбил Борис. Дмитрий был оскорблён, но «не стал марать свою честь дуэлью с безродным». Однако удовлетворить внутреннюю обиду он считал необходимым. Уже через неделю другая дама, примеченная Борисом, провела ночь в квартире Дмитрия. С того дня между мужчинами объявлена негласная война.

Как только Дмитрий переступил порог кухни, Борис неохотно произнёс:

– У меня ещё остались дела.

Катерина облегчённо вздохнула, когда мужчина покинул столовую, и расслабленно села на стул, молча приглашая юношу присоединиться.

***

Олег Владимирович неуверенно занял место на кровати.

– Томочка, что это было? – Щербаков ошарашенно следил за каждым движением ходящей из угла в угол женщины. Она остановилась и обернулась.

– Подумала, что молодым хорошо познакомиться, – твёрдо, но с улыбкой отчеканила Тамара. Ей было необходимо перевести тему и, пока Щербаков не опомнился, сказала: – Насчёт платья…

– Нет, нет. Ничего не хочу слышать. Твоя юбка, – он поджал губы, – никуда не годится.

– Это навредит моей репутации революционера, Олег Владимирович, – Тамара присела на краешек стола напротив Щербакова. – Платья обычно дарят любовницам, а не подпольным лидерам.

Щербаков покраснел, как маленький ребёнок, и начал, заикаясь, оправдываться, провоцируя задорный смех Тамары, покачивающей свисающей со стола ногой.

– Ты мне лучше скажи, откуда такая особа? – почти без тени смущения спросил мужчина.

– Не слышал про бунт крестьян Головина?

– Не без вашей, конечно, помощи?

– А то, – довольно ответила женщина, весело качая головой.

– Н-да, Головин скверным был помещиком. Виделись с ним много лет назад, с тех пор лично дел не имели. Противно.

– Как раз перед нашим приходом конюха со всей семьёй выпороли. Жена его на сносях была.

– Слышал, слышал… – задумчиво протянул он, глядя в пол. – А девчонку зачем забрали?

– Понравилась, – хмыкнула Тамара.

– Борису?

– И ему тоже. Лежала под кроватью, как брат рассказывал, пряталась, плакала.

– Стало быть, просто пожалела?

– Не успела расправиться. А теперь… по хозяйству пригодится.

Олег Владимирович и Тамара молчали, иногда застенчиво переглядываясь. Им редко приходилось оставаться наедине, но именно эти минуты они оба ценили больше других, не признаваясь в этом никому. Особенно друг другу.

– Неизвестно, где ей было бы лучше: там, – Щербаков многозначительно посмотрел в потолок, – или у вас.

Тамара согласно кивнула. «Да, – думала она, – смерть для неё удобней, – в ней зародилось не осознание, но беспокойство: – Так ли она мне нужна? – давно забытое чувство вины тихонько прокрадывалось в открывшееся для него сердце. – Для революции. Всё для победы, – но оно оказалось уже заполненным холодным расчётом».

II

Нервно выдохнув, Катерина скрепила руки замком и положила их на дрожащие коленки. Дмитрий, казалось, не замечал её волнения и продолжал улыбаться. Вдруг Катерина заговорила на языке Марата и Робеспьера:

– Вы говорите по-французски?

– Да, – уже не по-русски произнёс Дмитрий.

«Чёрт», – Борис злобно нахмурился и сжал кулак, но продолжил подслушивать в надежде на то, что собеседники вскоре перейдут на родную речь.

– Вы не заводская, – Дмитрий с интересом ожидал реакции девушки.

– Я дочь Головина, – колени задрожали сильнее. Катерина опустила побледневшее лицо, скрывая проступившие слёзы. – Их… убили… вчера, – дворянка поставила острые локти на стол и быстро спрятала глаза. Она издала жалобный всхлип и заплакала.