Под кожей – только я

«Еще?»

«Не знаю, это же мог быть кто угодно! Даже вы».

«Мотив?»

«Ну, предположим, вы не любите мессера или даже самого Тео и просто хотели им насолить».

«Еще?»

«Не знаю… Не Матиас же! Хотя Тео часто витает в облаках и в такие минуты игнорирует его, как предмет мебели, вряд ли он мог так сильно обозлиться на него за это…»

«Прекраснно. Но ты забыл еще одного важного персонажа».

«Да, и кого же?»

«Это мог быть ты».

«Я?!»

«Ну да. И здесь мотив прослеживается особенно легко: потерянный сын, который случайно узнает о своем происхождении и, ослепленный завистью к удачливому брату-близнецу, назначает ему тайную встречу и устраивает похищение. Возможно, он намеревался получить огромный выкуп, которого хватит до самой смерти, но не исключено, что в его голове были и мысли о том, чтобы выдать себя за наследника мессера и занять его место».

– Что?! – Лука вскочил на ноги. От возмущения его лицо пылало. – Но это же полная чушь!

«Ну же, тише, мой мальчик, тише! Это же всего лишь игра», – прошелестел в его голове насмешливый голос советника Юнга.

Советнику старого мессера понадобился не один десяток лет, чтобы отточить мастерство плести паучьи сети. Бесконечные интриги генералов и политиков, жадных до денег и власти, уже не занимали его как прежде, не будоражили мозг, не заставляли уставшее сердце биться чаще. Оставался лишь ледяной рассудочный страх, что смерть принесет не облегчение, а неизбывное однообразие, что он будет навечно замурован в своем обессилевшем, иссохшем теле, слепом, глухом, бесчувственном. Вечная серость. Безнадежный цвет, который вызывал мучительное содрогание. Уже не далек тот день, когда разум, которым он всегда так гордился, отступит, побежденный, перед неумолимым нашествием серого. Но пока он все еще в игре. И в рукаве по-прежнему припрятана пара козырей. Мысли об этом маленьком волчонке, которого он давно сбросил со счетов и который невесть откуда появился в самый непредвиденный момент и спутал все карты, царапали холодный мрамор разума Штефана Юнга, советника легендарного мессера Манфреда Вагнера, в сравнении с которым его отпрыски казались пигмеями.

В один из сумрачных ноябрьских дней, когда, казалось, солнце так и не поднялось над горизонтом, чтобы развеять лиловые сумерки, раздался легкий стук и в кабинет проскользнул чопорный камердинер. Лука оторвался от чтения и навострил уши. Советник Юнг, едва не впавший в летаргический сон за партией в шахматы, двумя пальцами, как дохлую рыбу, приподнял с серебряного подноса запечатанный конверт с черной окаемкой. Камердинер, склонившись, бесшумно удалился. Быстро пробежав послание, старый советник уронил лист на ломберный столик и задумался.

– Что-то случилось?

– Мессер мертв.

– Что?!

Лука бросился к столику и схватил письмо. Строки прыгали у него перед глазами: «… скоропостижно скончался… сердечный приступ…».

– Этого просто не может быть, – прошептал потрясенный Лука, пытаясь припомнить, когда видел мессера в последний раз – два или, может, три дня назад? – И что же теперь будет?

– Как раз здесь все предельно ясно. Вольфганг станет регентом – по крайней мере, до совершеннолетия Тео. Надо признать, он пользуется большой поддержкой во властных кругах. Даже представители враждующих кланов сходятся во мнении, что он – правитель с государственным мышлением. И, главное, договороспособный. Подчиняющийся доводам разума дипломат, а не хвастливый, подверженный внезапным вспышкам гнева солдафон, каким был его распрекрасный братец. Так что, полагаю, его назначение не вызовет никаких споров. Даже ханьская принцесска его поддержит, чтобы удержать Северное море.

– Но… Вольф всегда говорил, что не мыслит себя в роли мессера.

Советник Юнг усмехнулся.

– Он давно вынашивал идею государственного переворота. Полагаю, именно он стоит за похищением наследника.

– Что?..

– А как иначе объяснить, что похитителям удалось благополучно миновать все посты охраны, а потом несколько месяцев водить за нос ищеек и полицию? Эти глупцы просто следовали его инструкциям, пока Тео не соблазнил их шансом сорвать куш. Скорее всего, Тео о чем-то догадывался, поэтому и воспользовался шансом ускользнуть из Ганзы. Полагаю, и тебе не стоит возвращаться во дворец.

– Мне? Но я никогда ни на что не претендовал. И не собираюсь. Все, о чем я мечтаю, – поскорее вырваться из дворца и забыть всю эту семейку. И Вольфу прекрасно это известно – даже трех амбалов приставил, чтобы я не сбежал.

– Сегодня не претендуешь, а завтра… В мире нет ничего, в чем можно было бы быть твердо уверенным, кроме собственной смерти.

Лука метался по кабинету, а советник старого мессера напряженно обдумывал что-то.

– Пожалуй, я помогу тебе, чтобы внести некоторую сумятицу в планы Вольфа. А пока извещу его, что ты до глубины души потрясен случившимся и побудешь до похорон здесь, со мной.

Разыскать специалиста, который не только извлечет микрочипы с датчиками биометрии и слежения, но и запараллелит несколько датчиков, чтобы отправить их в разные концы страны, обладая связями советника мессера, пусть и вышедшего в отставку, оказалось не так уж сложно.

– Занятная вещица, – задумчиво произнес советник Юнг, рассматривая микрочип. – Несколько лет назад мы горячо поспорили с Вольфом насчет правомерности их массового использования. И в то время хост мессера выступал ярым противником этой технологии. Как видно, он изменил свои взгляды. Знаешь, в чем принципиальное отличие от айдибраса?

– Что нарушителей режима можно мгновенно вырубить ударом тока?

– О, не только. Хотя в иных ситуациях это может оказаться весьма полезным свойством… С помощью айдибраса можно накапливать и анализировать огромные, колоссальные потоки данных о том, как и чем живет каждый человечек в гигантском муравейнике: распорядок его дня, привычки, предпочтения, сферы интересов, источник заработка и повседневные траты, круг знакомств, привычные маршруты…Но все это – лишь внешние проявления личности. А это, – старый советник поднес чип ближе к глазам и близоруко прищурился, – это ключ к сознанию, которое контролируют, как известно, выбросы гормонов. Ведь человек – всего лишь биологическая машина. Он может сохранять невозмутимый вид, но всплеск кортизола, дофамина или тестостерона выдаст его истинные чувства и намерения.

– Но зачем влезать под шкуру? Разве для поддержания общественного порядка недостаточно того, что установленные повсюду камеры и полицейские дроны мгновенно фиксируют преступления, а Эфор выдает полное досье на нарушителя?

– Чипы позволяют не просто засвидетельствовать преступления, а предотвратить их. А началось все, кстати, после очередной эпидемии: правительство Чжунго обязало каждого вместе с вакциной имплантировать биометрический чип, который отслеживает сердцебиение, температуру и кровяное давление. Специальные алгоритмы сигнализировали о том, что человек стал потенциальным разносчиком инфекции, еще до того, как он сам чувствовал недомогание. А также собирали информацию о том, где он был за последнее время и с кем контактировал. Это позволяло резко укоротить цепочки инфекции и купировать новую волну эпидемии за несколько дней. Пока звучит замечательно, правда? Наверное, поэтому в то время мало кто обеспокоился, что правительство получило полный доступ к информации о том, что заставляет того или иного человека смеяться или плакать, что злит или вызывает страх. Ведь гнев, радость, скука и любовь – это тоже биологические проявления, как и лихорадка или кашель. Досконально изучив механизмы возникновения той или иной эмоции, можно вызывать ее в любое время, по заказу.

– Неужели совсем никто не протестовал, что ему влезли в голову?

– О, разумеется, изначально биометрическое наблюдение преподносилось как временная мера, только до того момента, пока не исчезнет риск новой волны эпидемии. Но, как известно, любые временные меры имеют неприятную привычку переживать чрезвычайные ситуации. Кроме того, на горизонте всегда услужливо маячит новая угроза…

Лука потер правое запястье, ощущая его непривычную легкость.

– Куда планируешь отправиться? – безучастно спросил советник Юнг.

– Пока не знаю. Наверное, к морю. Но сначала я хотел бы увидеться с матерью. Только не уверен, что она по-прежнему в Гамбурге: насколько мне известно, она собиралась стать медсестрой в одном из лагерей переселенцев где-то на южной границе.

– В таком случае иди к восточным воротам, смешайся с толпой переселенцев, двигайся все время на юг, пока не пересечешь границу Ганзы. В Новой Баварии, неподалеку от Фрайбурга, разбит временный лагерь для интернированных. Вон там, на ломберном столике, в конверте предписание о перемещении, выписанное на чужое имя, и айдибрас. Денег на счету достаточно, но настоятельно советую не швырять их направо и налево, чтобы не привлекать лишнего внимания.

– Почему вы мне помогаете? – помолчав, спросил Лука.

– Может, мне просто скучно и хочется немного поддразнить Вольфа, который забыл о долге перед семьей? – усмехнулся Юнг.

– Он наверняка пустит по следу ищеек, чтобы разыскать меня и вернуть в Бремен. Не пройдет и двух дней, как он вычислит и переловит всех курьеров с чипами-дублерами.

Старый советник пожал плечами.

– Волк бежит за обедом. А заяц бежит от смерти. Так кто же из них не пожалеет сил, чтобы бежать быстрее?..

Глава 18

Следующие несколько дней слились в бесконечную монотонную тряску в переполненном вагоне. Несколько раз в сутки – и обязательно хотя бы раз за ночь – поезд останавливался, в вагон заходили люди в военной форме, которые проверяли предписания и сканировали айдибрасы, дергая переселенцев с места на место, перетасовывая, как карты в крапленой колоде.

Лука избегал заговаривать с кем-то из попутчиков и держался отстраненно. Известие о смерти мессера воодушевило многих переселенцев, даровав робкую надежду на то, что им будет разрешено вернуться в обжитые места. Все разговоры, так или иначе, в конце концов сводились именно к этому.