Всё получится, любимая… Я волнуюсь и боюсь, как и ты. Волнуюсь, что пропущу неявные сигналы твоего тела… боюсь, что не смогу дать почувствовать, что испытываю к тебе… как люблю тебя… Не время для виртуозной игры… не время демонстрации умений и опыта… не время разных поз и слишком откровенных ласк. Первый раз волнуюсь так сильно, что замирает дыхание. И чувствую, как волнуешься ты. Сегодня будет особенная близость. Такая будет только раз.
***
Серебристая дорожка лунного света бессовестно заползла в салон машины, коснулась края ложа и замерла, нахально за нами наблюдая. Я улыбнулась ей… повернулась к Андрею, развязав пояс и стянув с плеч халат. Он упал мягким облаком, сминая шёлковыми складками моё смятение.
Я не собиралась… не думала, что первый раз с Андреем случится вот так неожиданно. Наверное, всему виной полнолуние… и выясненные отношения с Маратом… наверное, я разрешила себе быть собой… не таить желаний… не копить обид – невеликое богатство. Я не хотела больше скрывать, что чувствую. Однажды это погубило всё, что я любила. И я усвоила урок. И знала, что Андрей поймёт всё правильно…
С ним легко не стесняться своего неидеального тела и немодного, но приятного телу белья. Он не заметит невовремя хрустнувшее колено и ему всё равно, красиво ли спадает на мой лоб прядь волос.
Дождь забарабанил по крыше с новой силой, закрыл жемчужными нитями крупных капель машину от случайных взглядов, растворил лунный свет, приглушив его чернильной темнотой туч.
Андрей, пробегая пальцами, губами касался там, где, словно эхом сладкого стона, покрывалась мурашками кожа. Он был первооткрывателем, и моё тело подсказывало ему ориентиры, а он ставил свои метки… свои «якоря». Я тронула на боку старый неровный шрам, и увидела мелькнувшее в его глазах смущение. Он так же, как и я, волновался о своём несовершенстве и трепетал в предвкушении.
Мужчина был внимателен и ласков, его любовь окутывала уютным покрывалом обыкновенного счастьем. Он наливал сосуд моей души… наполнял негой и уверенностью… нежностью и любовью… счастьем и желанием. Наливал щедро, до краёв, отдавая всё, чем владела его душа… что носило его сердце… что наполняло его желания.
Он не брал.
Он отдавал.
Душа в душу.
И приятная наполненность моего лона не стала опустошающей, выкачивающей… она стала естественным продолжением… желанным… долгожданным… невыразимо прекрасным… до головокружения. До изогнувшегося радугой тела. До разлившегося тёплым прибоем предвкушения. До ощущения полёта в невесомости с замершим от трепетной ласки сердцем.
Я почувствовала, как пронеслась по сильному телу Андрея судорога удовольствия, когда он вошёл в меня… и замер на мгновение, сбившись с дыхания.
***
Моя женщина… Моя… Теперь навсегда – моя…
Всё, что было до этого мгновения в постели с другими, стало физиологическим актом охоты за удовольствием. Но с ней… с Оксаной это стало любовью.
Хотелось рычать на неведомых самцов, сжимая её в объятиях. Хотелось плакать от счастья обладать ею. Хотелось кричать, оповещая о том, что эта женщина – моя!
Меня переполняли чувства. Никогда прежде взмах ресниц не возносил на седьмое небо… никогда раньше блеск глаз, затуманенный желанием, не вызывал спазм внизу живота и не вырывал из горла поверженный стон. Она владела мной… моим телом… моим сердцем… Нет больше меня. Есть только ОНА. И в ней – моя жизнь.
Она – моё желание.
Она – моё счастье.
Она – смысл жизни.
Она – неотделимая часть меня. Я – неотделимая часть её.
В едином ритме удары сердца… В едином ритме движения тел… В едином ритме, сбивая дыхание… сминая сомнения… сшивая половинки целого…
Сейчас и навсегда.
Душа в душу.
***
К Ленке во двор вернулись под утро. Оно мало чем отличалось от ночи, хмурилось низкими тяжёлыми тучами и затапливало тротуары и дворы потоками воды. Изумрудные ковры газонов сникли под натиском стихии, приняв в ослабевшие объятия уложенные стебли газонных цветов. Мы никак не могли расстаться, пережидали ниагарский дождь, сидя в тёплой машине у подъезда. Спать не хотелось, и мы, обнявшись, строили планы на ближайшие дни.
– В пятницу вечером заберу тебя до воскресенья. Поедем к родителям, Данила возьмём, на Матрёшке покатаем, даже если дождь будет.
– А через неделю Яна прилетает.
– Слетаются птенцы под родительское крыло.
– Марат на неё квартиру переоформляет, а сам задумался покупать или строить дом недалеко от города, хочет, чтобы внуки на природе росли. Мы ездили к Ольге, она показала несколько вариантов в своём посёлке.
– Примирились они с твоей сестрой?
– Да, всё нормально. Ты знаешь, Андрей, такое чувство, что съехавшая с рельс жизнь вернулась на нужную дорогу. Осталось примирить Ленку с Маратом – и будет соблюдено даже необязательное условие душевного равновесия.
– А что случилось между ними? Я ни разу не слышал о Лене, пока с тобой не познакомился.
– Это история такая… Ох… Трудным будем для меня пикник. Натворила я дел, Андрей.
– Всё, что ты сделала – привело тебя ко мне. Значит – всё, что ни делается, всё к лучшему.
Я вспомнила Марата, отказавшегося от личного счастья из-за меня. Из-за моей глупости. Меня терзало чувство вины, и я откровенно поговорила с Маратом. «Ты опять занимаешься мазохизмом? И теперь ещё и проявляешь садистские наклонности. От того, что ты будешь казнить себя, я женюсь, что ли? Чтобы твоя душа была спокойна? Ты мне совсем счастья не желаешь? Выбрось из головы эту глупость и прекрати решать за меня, что мне нужно! Всё приходит тогда, когда для этого приходит время. У меня ещё полжизни впереди, выйду на пенсию, буду ходить с цветами к соседке-пенсионерке и пить с ней чай. Всё будет у нас хорошо, Оксана. Не вздумай снова хоронить возможности устроить личную жизнь. И давай больше к этой теме возвращаться не будем». Что можно было ответить на это?.. И я не ответила. Только проглотила благодарные слёзы, улыбнулась и обняла супруга, так и не сумевшего стать бывшим.
– Но не всегда к нашему… Я люблю тебя, Андрей.
Адвокат приподнял мой подбородок. Показалось, он утонул в моих глазах… улыбнулся… провёл кончиками пальцев по щеке и очень тихо сказал:
– Никакая ты не мерзлота. Если бы ты только могла знать, как я люблю тебя.
– Я знаю…
***
Дождливое утро пятницы к полудню стало удушливо жарким днём. Асфальт нагрелся, испаряя лужи, заставляя горожан потеть и чертыхаться. Но ясному небу и солнцу к концу недели всё-таки радовались все. В офисе рабочий настрой растаял, как мороженое на плите. Предчувствие солнечных выходных не давало сосредоточиться на работе.
Я уже полчаса расхаживала по кабинету от окна к окну, волнуясь о предстоящей вечером встрече с семьёй Андрея. И если знакомства с его родителями не боялась, то неведомый «дотошный мелкий негодяй» тревожил – я всю жизнь чувствовала себя некомфортно в присутствии мужчин, которым можно дать подобную характеристику. Сложившееся заочно впечатление смягчало тёплое отношение любимого мужчины к младшему брату. К тому же Андрей накануне пошутил, что опасаться нужно ему, а не мне, потому как «Сим любим всеми женщинами». Когда я спросила его, сколько их у него, адвокат развёл руками в стороны, пожал плечами и просто ответил: «Да все!»
Не работалось не только мне – сотрудницы офиса собрались в комнате отдыха и пили холодный чай, поглядывая на часы. Я услышала весёлый голос шефа:
– Ну что, повелительницы ксероксов и инвойсов, запарились под кондиционером, что ли? – девчата засмеялись, отшучиваясь и жалуясь на хорошую погоду. Максим отпустил пару шуток к месту и неожиданно заявил: – Пишите коллективное прошение уйти с работы прямо сейчас. Получится весело – отпущу всех! Не получится – суббота – рабочий день. Должно же у шефа остаться хоть какое-то доказательство ваших прогулов и моральное вознаграждение за сорванные рабочие планы.
Последние слова Максим произнёс, уже войдя в мой кабинет.
– Я заявление писать не буду. Не дождёшься.
– Отбиваешься от коллектива, царица невероятного «Напряжения»?
– Ох, Максим, что-то не до шуток мне.