Из рода Мартинес 1

Взвизгнув от страха и мгновенно подскочив, тут же вновь упала, теперь уже зацепившись о торчащий из земли обломок копья.

Задыхаясь от ужаса и пережитого волнения, я взглянула в лицо мертвеца и тут-же обомлела. Длинные густые ресницы, лежащие веером на щеках напоминали крылья подбитой птицы, твёрдый изогнутый лук губ плотно сжат.

Осмотрев тело с ног до головы, печально констатировала; довольно молод и крепок, длинные ноги, широкие плечи. Прекрасный представитель сынов Седрика. Осторожно прикоснувшись к его запястью, с удивлением осознала, что парень ещё даже не успел остыть. Раскидав руки по разные стороны, он словно спал, утомившись на солнцепёке. Однако, перепачканная кровью одежда и торчащий из под ребер слева наконечник копья, говорили об обратном. Не желая нарушать покой погибшего оскорбительным вниманием, я все-же невольно залюбовалась совершенством его тела. Никогда раньше мне не приходилось видеть настолько близко мужчин рода Баргура.

Напоследок склонившись над бездыханным телом, я печально пробормотала – Как жаль, что такая красота жестока и способна лишь на одно-убивать. Или быть убитым.

И тут-же с визгом отпрянула, так как лежащий неожиданно выгнулся, тело его пронзили судороги и ресницы затрепетав, взметнулись вверх, явив миру молочно-белые радужки глаз. Не видящие, опаленные огнем Велнира, что извергали из своих палок Колонисты. Пару раз моргнув, раненый едва слышно прохрипел:

– Элевер, как больно…Как больно, Элевер баррен…

Испуганно прижав ладонь к губам, инстинктивно сдерживая себя от повторного вскрика, стараясь не шуметь, я отползла подальше и замерла.

Сын Седрика не осознавая ни моего присутствия, ни того жив ли он сам, со всхлипом тяжело выдохнул, отчего на губах его тут-же вздулись весьма нехорошие розовые пузыри, и вновь впал в беспамятство.

Просидев неподвижно ещё некоторое время и убедившись, что умирающий больше не собирается подавать признаков жизни, я поднялась на ноги и покачав головой, буркнула – Ты всё равно не жилец. К утру пробитое лёгкое сдуется и ты присоединишься к остальным.

И резко повернувшись спиной к Баргуру, торопливо зашагала прочь. Но отдалившись всего на пару-тройку шагов, застыла на месте. Он ведь ещё жив! Один среди нескольких сотен мертвецов.

И что ты собираешься делать, Фрэнсис? Не думаешь ли ты помочь ему? Это был бы самый глупый поступок в твоей и без того, жалкой жизни. Глупее даже, чем предыдущий! Разве мало того, что спина твоя изрезана шрамами, до сих пор беспокоящими тебя по ночам?

Этот человек один из тех, кто не задумываясь убьет тебя просто за то, что ты существуешь, дочь Мартинес.

Ну уж нет, пусть всё остаётся как есть. Он всё равно умрет, какая разница чуть раньше или чуть позже. А я не собираюсь помогать ему ни в одном ни в другом. Жить или умереть несчастному решать богам, а не мне.

2

Скрипнув зубами и глухо застонав, со злостью подопнув кусок сухой штукатурки, я подхватила, брошенный кем-то, в пылу сражения, широченный тканный плащ и побрела обратно, к месту, где лежал израненный сын Седрика Баргура.

Дьявол меня раздери! Моя проклятая совесть не позволяет бросить умирающего, но это самое худшее, что можно сделать в данной ситуации.

Развернув плащ по земле и мгновение поразмышляв, осторожно коснулась запястья лежащего, питая надежду что сердце не выдержало и парень скончался. Удостоверившись, что это не так, и вновь пробормотав под нос проклятье, я попыталась перекатить тяжеленное тело.

Через некоторое время, запыхавшись, но вполне удовлетворенная результатом собственного труда, аккуратно раздвинула края разорванной в клочья рубахи, чтобы оценить рану.

Она была ужасна. Думаю, ранение все равно сведёт сына Баргура в могилу, сколько бы я не старалась.

Со вздохом взглянув в расслабленное, обманчиво беззащитное лицо, проворчала – Велма была права, ты идиотка Фрэнсис Вейл. Этот парень просто огромный, и если по счастливой случайности он выживет и прозреет, то тут-же прихлопнет тебя, словно блоху.

И нахмурившись, с укоризной добавила, обращаясь к раненному – Надеюсь, ты это оценишь. Хотя вряд ли. Но многого я и не ожидаю. Но с твоей стороны можно было бы быть хоть чуточку полегче, а ещё лучше- постараться не убить меня в дальнейшем. Если бы вы не кромсали друг друга, словно капустные листы, то тебе не пришлось бы лежать здесь истекая кровью. Но нет, вы же не умеете жить в мире.

Разогнувшись, я как можно крепче связала края плаща и изо всех сил потянула на себя.

Черт! Этот парень, словно каменная глыба. Ну ладно, то что нельзя унести, можно дотащить волоком. Искренне на это надеюсь.

– Не сметь! Этого! Делать! Немедленно прекрати!

Подскочив на месте от неожиданности, я испуганно обернулась. И встретившись с разъяренным взглядом сестры, тут-же невольно отшатнулась.

– Ты окончательно спятила? Оставь эту нелепую затею. Единственное, что можно сделать, это как можно скорее прикончить мерзкое существо. Убирайся с дороги, Фрэнсис, если ты не в состоянии добить Баргура, то мне это по силам.

И уже было покорно отступив, я вдруг ощутила волну несвойственно мне гнева и шагнув вперёд, решительно выкрикнула – Даже не думай, Велма! Дочери Мартинес не убийцы, мы знахарки. Сколько раз ты твердила о неприятии жестокости? Ненавидела тех, кто промышляет убийством? Так почему же теперь всё изменилось настолько, что ты готова добить беззащитного?

Кинув быстрый взгляд в сторону полу-мертвого парня, сестра презрительно прищурилась и прошипела – Тебя подкупила красота сына Седрика. Глупая Фрэн, мой тебе совет; не будь дурой, и раз не можешь убить, брось его здесь. Вспомни о матери и остальных, которых не пожалели. О тех, кто были невинны, но их все равно уничтожили, такие как этот, мерзавцы.

На мгновение смутившись, я тем не менее, произнесла – Сын Седрика слишком молод. В те времена он ещё был ребенком, как ты и я.

– И что изменилось? Он солдат, а солдаты убивают во все времена. Оглянись вокруг, разве мертвецы, которыми усеяна площадь, не доказательство моей правоты? Откажись от своего замысла, тем самым ты обрекаешь себя на смерть. Красота Баргура- прямой путь в могилу. А я не приду к тебе, чтобы помочь.

Но я лишь упрямо покачала головой – Мне стоит забрать этого человека и попытаться вылечить.

– Едва открыв глаза поселенец убьет тебя.

– Нет. Глаза сына Баргура слепы. Огонь Велнира временно обезопасит, и пока он действует мне ничего не угрожает. Когда солдат начнет прозревать, я уйду. И он никогда не узнает кто я на самом деле.

– Надеюсь, ты не собираешься впутывать и меня в это дерьмо?

– И в голову такое не приходит. Можешь быть спокойна, Велма.

– Спокойна я буду только тогда, когда этот мерзавец сдохнет. Что если его товарищи нагрянут в город, в поисках пропавших солдат? Что тогда? Ты станешь звать на помощь меня? Говорю заранее, даже не смей!

– Не стану. Как не стала и в прошлый раз

Сестра разочарованно покачала головой – Раз уж ты решила, что твое существование в этом мире чересчур затянулось, это твой выбор. А передумаешь, знай- я останусь в городе не дольше, чем на неделю. И это самый крайний срок, пока ядовитое зловоние мертвых ублюдков окончательно не отравило воздух Упадка. Дольше оставаться не имеет смысла. Видишь, даже после смерти они не могут оставить нас в покое. Оба их рода несут лишь зло.

Едва волоча ноги, я перевалила тяжеленное безвольное тело через порог подвала и рухнув следом на приятно холодивший, бетонный пол, прохрипела – Только за одно это, ты обязан выжить.

Полежав некоторое время без движения, я перевернулась на бок и с тревогой вгляделась в судорожно вздымавшуюся грудь Баргура. Лицо его, белое словно мел, исказилось. Губы, пересохшие и потрескавшиеся, приобрели синюшный оттенок.

Коснувшись ладонью пылающего лба раненного, я выругалась. Начиналась лихорадка.

Со страхом взглянув на торчащий из тела обрубок копья, наконечник которого ушел глубоко в плоть, я простонала – О, боги, мне не по силам извлечь эту штуку. Святая Маргарет пощади, мне не хватит ни духа ни храбрости. Даже представить невозможно, как можно справиться с железякой.

Но я ведь не могу просто взять и утащить его обратно. Велма не поможет, как ни проси. Она просто добьет поселенца и дело с концом. Хотя судя по кошмарной дыре под ребрами, это не самый плохой вариант.

С трудом заставив себя подняться на ноги, я в растерянности огляделась, затем решительно сдернув с веревки кусок марлевой ткани, отшвырнула в сторону колченогий табурет и склонившись над маминым сундуком, принялась вынимать оттуда необходимое, между делом, бормоча – Святая Маргарет, помоги мне справиться и не убить сына Седрика. Дай смелости и сил, ибо я не желаю зла этому засранцу свалившемуся на мою голову, а хочу сохранить ему жизнь…

Обнажив рану и невольно поежившись при виде развороченной плоти из которой, словно мачта корабля торчало сломанное древко копья, я на мгновение зажмурилась, а затем не медля принялась за работу.

Пропитав марлевку настойкой дегилия, и содрогаясь от отвращения, обмотала ветошью обломок и ухватившись за него как можно крепче, взвыв от ужаса, изо всех сил рванула инородное тело.

Раздался хруст и отвратительно причмокнув, наконечник покинул тело сына Седрика. Умирающий резко выгнулся, глаза широко распахнулись, захрипев, он судорожно дернулся, но тут-же расслабившись, вновь опустил ресницы и затих. Обеспокоенно взглянув на обмягшее тело, я все ещё зажимавшая руками отверстие в груди Баргура, невольно ослабила хватку, но хлынувшие реки крови заставили отмереть и взяться за дело.

…Хриплые стоны, словно раскаленные иглы, вгрызаются в мозг и с трудом поднявшись, бреду в сторону, где уже третьи сутки мечется сын Седрика

Сама полу-больная после бессонных ночей и усталости, склоняюсь над мучителем и тронув обжигающий ладонь, лоб, раздражённо ворчу – Я сделала только хуже. Нужно было позволить ему умереть. Кем бы ни был этот человек, он не заслуживает таких мучений. Никто не должен настолько сильно страдать.

Жар ни на минуту не спадал с того самого дня, как зашив и обработав рану, я уложила несчастного на топчан.