Завтра будет вчера

– Когда?

– Тогда…пять лет назад.

– Нараааа, – Артур почувствовал, как снова зарождается желание придушить этого гада собственными руками, – что за вопрос?

– Тур, просто скажи, – её голос сорвался на крик, и Артур напрягся, сжимая телефон в руке.

– Нар, ты где? Ты дома? Давай я приеду домой перед отъездом и поговорим.

– Почему ты не отвечаешь на мой вопрос?

– Потому что я не помню, понимаешь? Пять лет назад! Я ни хрена ничего ему не говорил. Да и какое это имеет значение сейчас, а?

***

Он лгал. Я чувствовала это. Слышала в его голосе. Мы всегда были близки с братом. Близки во всём, что не касалось Артёма. А после отъезда Тёмы, когда подтвердились слова Артура о Капралове, о его безразличии, мы и вовсе стали еще ближе. Не сразу. Мне понадобилось немало времени, чтобы прийти к этому.

И я умела распознавать его ложь. Как сейчас, когда он не отвечал напрямую, говорил что-то еще, но я просто выключила телефон и сунула в сумку.

Меня снова начало трясти. В пятнадцать лет я еще была настолько наивна, что не замечала многие вещи. Такие, как, например, почему уехала вся его семья. Просто бесследно исчезла из города. Меня давило осознание того, что ОН меня бросил. Что ОН оставил меня, даже не объяснившись. Просто в один день взял и уехал в неизвестном направлении. Он меня разлюбил, ему надоело ждать, или вовсе надоела я сама. Но ведь вся семья не переехала бы по прихоти младшего сына. Тем более его семья, его отец, которому было глубоко наплевать на обоих сыновей. Ведь он так и не рассказал, что тогда случилось…

Нужно поймать такси, я должна поговорить с Артуром, иначе я сойду с ума. Всё это не имело бы значения, если бы Артем не появился. Но жить с осознанием его ненависти к себе я не смогу. А он ненавидел, каждое его слово в машине дышало яростью. Ко мне. Вот только нет ничего хуже, чем не знать, в чём тебя обвиняют.

Поднялся ветер, и я вскинула руку, останавливая машину. Подъехал черный тонированный джип, а когда я подошла к окну, вдруг распахнулась дверь заднего сиденья, и меня втащили внутрь. Я закричала, но чья-то вонючая ладонь закрыла мне рот, над ухом раздался грубый мужской смех, и меня усадили к кому-то на колени, перехватив тяжелой лапой живот.

– Харэ дрыгаться, дрянь. Тихий, врубай музон. Бес, гони мешок. Ща оприходуем сучку.

Он убрал ладонь, потянувшись за чем-то, и я закричала, только в салоне уже вовсю орала музыка. Дёргала головой, уворачиваясь от его руки, пока этот громила не ударил так, что голова откинулась на плечо. А потом спокойно накинул провонявший чем-то отвратительным мешок на мою голову. Схватил за шею и прижался к уху губами, и я даже через ткань почувствовала запах пива и рыбы, от которого затошнило.

– Будешь хорошей девочкой, отпущу тебя домой, как только получу бабки от твоего папаши. А если разозлишь меня, – он снова перехватил рукой мою шею и начал душить, – по кругу пустим с пацанами, а потом задушим на хрен. Кивни, если поняла.

Я дождалась, когда он завязал проклятый мешок на моей шее, кивнула, и, когда он ослабил хватку, ударила со всей силы локтем в грудь и дернулась в сторону двери. Ублюдок охнул и, зарычав, больно схватил за плечи, усаживая обратно на колени и начиная задирать платье.

Я снова закричала, пытаясь отбиться, не заметив, как затихла музыка, и откуда-то спереди, наверное, с водительского сидения раздалось шипение:

– Успокойся, Молот. Сказали ж, не портить. Бабки за нее порченую не дадут.

– Эта бл**ь ударила меня, я ей место ее укажу.

– Тебе Боксёр место твое укажет, если ты её хоть пальцем тронешь. Бес, возьми суку себе, у Молота член в штанах плохо держится, а нам за это головы оторвут.

В машине снова загремели басы, а меня рванули куда-то влево и схватили поперек груди так, что больно было даже вздохнуть.

Мы ехали очень долго, я пыталась запомнить повороты, их направление и количество, но такое возможно только в фильмах – рассуждать хладнокровно и трезво, когда тебя похитили и везут непонятно куда. А когда подобное случается в реальной жизни, и ты неожиданно оказываешься один на один с несколькими ублюдками в тесноте машины, то не остается ничего, кроме как стискивать зубы, и мысленно молиться Богу.

Когда мы остановились, меня выволокли из автомобиля и, закинув на плечо, куда-то понесли. Я пыталась вслушиваться, чтобы определить место, где мы находились, но слышала только испуганный стук собственного сердца и тяжелое мужское дыхание, перемежавшееся с вульгарными фразами. Тот, что нёс меня, задрал вверх платье и начал лапать за ягодицы.

– Молот, поищи телефон сучки этой и заодно позвони шлюхам, – урод сильно хлопнул меня по заднице и противно рассмеялся, – снимешь напряжение.

Тот что-то недовольно пробурчал, а остальные так же громко рассмеялись.

Меня сбросили на холодный пол лицом вниз, и, когда я попыталась встать, тяжелая нога с размаху опустилась на поясницу так, что я закричала от дикой боли.

– Привяжи эту тварь и сиди здесь, пока за ней не приедут. Сменишься через час с Бесом.

Когда он убрал ногу с моей спины, я попробовала отползти вперед, понимая, что не смогу сразу встать, ощущая, как кружится голова из-за отвратительного запаха сырости и страха. Да, я боялась. Я ужасно испугалась.

Несмотря на то, что слышала их разговор и понимала, что это похищение ради выкупа, а значит, меня отпустят живой. Отец обязательно заплатит им столько, сколько они потребуют. Но это было уже слишком. Второй раз за пару дней. Это не могло быть случайностью. Так просто не бывает.

Я молчала, пока мои руки привязывали к какой-то холодной трубе, но, как только услышала удаляющиеся шаги, слёзы хлынули из глаз. Кусала губы, пытаясь развязать веревку на запястьях, но тщетно. Спина болела так, будто эта сволочь сломал мне все кости, и я не могла сидеть, только полулежала на полу, казавшемся ледяным.

Кто-то явно начал охоту на моего отца, я это понимала. И отец поймет это очень скоро. Когда я не вернусь домой. Поймет и сойдет с ума. Пример Милены всё еще слишком свеж в памяти.

А еще я думала о том, что совершила огромную глупость, позвонив Артуру. Он, наверняка, решит, что во всём этом замешан Артём и ломанётся к нему. Я давно перестала питать иллюзии насчёт своей семьи. Мне было удивительно, что у мамы они сохранились до сих пор. Или же она умело маскирует свою осведомленность. Я понимала, что не мог отец не знать о тех людях, которых я иногда видела мельком в его кабинете. Не мог он не быть в курсе о криминальном прошлом некоторых из них. Или же когда вдруг исчезали на несколько лет близкие друзья семьи, и если я в детстве верила в то, что они уезжали в другую страну, то теперь научилась слышать недомолвки и понимать переглядывания между отцом и матерью, когда спрашивала о дяде Мхо или дяде Вазгене.

А когда спросила напрямую у отца, не из тюрьмы ли вернулся друг Артура, отец сказал ту самую фразу, с которой они с мамой шли по жизни: «Всё, что касается дома, детей, родственников, семьи, касается и вас, женщин. Всё, что касается работы и улицы, вас не касается, дочка. Не стучи в двери, в которые женщинам вход закрыт, собьешь костяшки пальцев».

И это, наверное, правильная позиция, очень верная, и говорит о заботе над своей женщиной. Вот только что делать, когда её насильно втягивают в эти мужские разборки? Только лежать с мешком на голове и молча глотать слёзы в ожидании принца?

*4 – В разговорной речи принятое оскорбительное название русских.

Глава 7. Артём, Нарине

Крики и стоны не утихали. Те, кто вломились в это проклятое место, явно не уступали ублюдкам, похитившим меня. Я слышала звуки борьбы прямо за дверью. Громкий мат смешивался с такими же громкими стонами и угрозами.

– Бееес…Бес, очнись. Я урою этого гон**на.

– Твою маааать…он проломил ему череп.

Истошные вопли и снова грохот тела об дверь.

Я отползла к дальней стене, отчаянно пытаясь развязать веревки на руках, но бесполезно. Пыталась выровнять дыхание, думая о том, что меня скоро освободят. Правда, я понятия не имела, кто и каким образом узнал, где я. Вряд ли эти идиоты назначили встречу отцу здесь. Может, отец пробил по джипиэс, но ведь он думал, что я сейчас у Ани. Оглушительный шум, и я могла поклясться, что дверь разлетелась в щепки. Попробовала подняться, на ноги, прислонившись спиной к стене и медленно поднимая веревку вверх по трубе. Не знаю, почему, но я не хотела, чтобы меня увидели вот такой слабой, согнувшейся на полу.

Кто-то подошёл ко мне и рывком притянул к себе, и я невольно зашипела от боли. А когда почувствовала аромат одеколона, слёзы покатились по глазам. Он пришёл за мной. Осторожно снял с головы мешок, и я зажмурилась от тусклого света, больно ударившего по глазам.

***

Как всегда, переборщил и поддал пацанам по полной программе, ткнул Бесу пару купюр, пусть со шлюхами утешится, и кивнул на дверь. Просто как увидел её у стены, маленькую и дрожащую, вспомнил, как тогда, много лет назад били её, и резануло по нервам. На секунду захотелось на самом деле череп Бесу проломить.

А когда к себе её привлек, сразу понял, что узнала…по запаху. Потому что расслабилась и расплакалась.

Это были те доли секунд, когда я почувствовал себя мразью. Да, девочка, игра началась. По моим правилам. А я тот самый монстр, который придумал ее и расписал для тебя сценарий по нотам, и никуда тебе от меня не деться.

Когда мешок с головы сдернул и в глаза её посмотрел, захотелось череп самому себе проломить…Правда, ненадолго, потому что где-то в затылке остро кольнула ненависть.

Слезы её вытер и рывком к себе прижал, зарываясь пятерней в густые волосы, пропуская между пальцами. Когда-то я б за одно прикосновение к ней сдох бы раз десять, а сейчас…сейчас я знал все свои действия наперед и её реакцию тоже знал. Она была именно такой, как я и рассчитывал. Маленькая мышка таки попалась в мышеловку.

– Тсссс, маленькая. Все хорошо. Они меня набрали.