У входа в Шахрай

Работали без отрыва. Лишь изредка, по десять минут на два часа разрешалось попить воды и сходить по делам. Уже к первому перерыву Аян понял слова Инспектора о тяжелом труде. Действительно, к примеру, работа у Саббита была куда лучше – тот занимался с животными на ферме. Кормил, убирал за ними. По крайней мере, не стоял под палящим солнцем без возможности лишний раз разогнуться. Аян понимал, что завтра, с непривычки, он не сможет подняться с кровати, так сильно будет болеть тело, и молча проклинал местные порядки. Вместо того, чтобы гнуть спину, он мог принести Баке реальную пользу, посоветовав изменить что-либо в их укладе жизни. Про то, что подобные советы чреваты для него последствиями, Аян не задумывался.

Когда спустя несколько часов объявили обед, люди побросали инструменты там, где остановились и пошли к деревянным покосившимся строениям. Аян, перепрыгивая с ряда на ряд, пришел последним. Ему выдали чашку неприглядного вида каши с рубленым мясом, два куска плотного серого хлеба, яблоко (он уже знал, как называется этот кислый фрукт) и кружку с горячим чаем. Места в домике за длинным столом ему не хватило, да и он не хотел сидеть в душном помещении с незнакомыми грязными людьми. На протяжении дня он чувствовал на себе взгляды, но знал, что помимо любопытства в них проскальзывали опаска и подозрение. За весь день, за редким исключением, с ним так никто и не заговорил.

Аян решил сесть на улице, в тени дома. Он завернул за угол и остановился – там, подобрав под себя коленки, на тонком матрасе сидела женщина, которая помогла ему на поле. Голова ее была опущена, а черные блестящие волосы падали на плечи и скрывали лицо.

– Я сяду здесь? – спросил Аян.

Она вздрогнула, но не посмотрела на него. Коротко кивнула, не оборачиваясь. Аян заколебался: она явно не хотела, чтобы он остался. Но времени до конца перерыва оставалось немного, еда остывала, и он опустился на землю чуть подальше от женщины, облокатившись на деревянную стену.

Женщина закончила обедать. Пустая посуда стояла рядом, на земле. Аян заметил, что приборы она завернула в бумагу, а затем в маленькое полотенце – свои, не из столовой. Подняла с колен марлевый платок, встряхнула и вдруг, двигаясь, бедром задела кружку. Та упала, недопитый чай пролился на матрас. Аян дернулся, чтобы поднять его. Женщина повернулась и Аян в ужасе застыл.

На него смотрели большие, с поволокой, иссиня-черные глаза. Слишком большие. Достаточно большие и чересчур широко расставлены, чтобы выходить за допустимые значения Табеля Нормы. Глаза мутанта. Широкая переносица между изогнутыми бровями сужалась к кончику аккуратного носа. Острые скулы и подбородок делали лицо строгим, если бы не губы. Казалось, что женщина нарочно собирает их в трубочку. А еще Аян понял, что ей не больше лет, чем ему.

Он так и сидел с протянутой к кружке рукой. Девушка встрепенулась, быстро замотала голову, подобрала свои вещи и убежала. За весь день она больше не подошла к Аяну ни разу.

Вечером Аян кое-как добрался до общежития. Кожа, и так пострадавшая после вчерашнего путешествия, зудела. После душа, за ужином, он спросил у Саббита про девушку.