Не буди Лешего

– Мне уйти будет нужно, но я быстро вернусь, – говорю ей, наблюдая, как она шустро с посудой на печи управляется.

– Как это уйти? – Гостята пугается. Разворачивается ко мне и хватает за руки. – Меня здесь одну оставишь? А как Леший вернётся, пока тебя нет? А тут я!

– Покорми меня для начала, потом пугайся, – я её к печи обратно поворачиваю. – Заодно схожу к источнику, наберу тебе живой воды.

– Так та водица живой называется!? – догадывается Гостята.

– Она самая эта водица и есть, – не скрываю я. – Один ручей с мертвой водой недалече от дома, ты его видела и к нему за водой ходила. А второй ручей – с живой водой – далеко отсюда. Они из одного места начало берут и есть место, где в озеро смешиваются. Но смешанная вода уже ни на что не годна, так что путать нельзя их.

– Помню, мне Леший так и наказывал: сначала мертвой водой, потом живой, – кивает моя гостья.

– Дождись меня, не уходи никуда, – перебиваю я. – В лесу неспокойно может быть, пережди в доме.

– Хорошо, буду в доме сидеть, – кивает Гостята.

Поели мы с ней вместе, она пошла посуду прибирать, а я одеваться для обхода. Шкуру вытащил, рассудил, что перекинусь уже когда от дома отойду. А всё же что Гостята никак мне этот разговор не облегчит, сама не догадается? Как бы то ни было, за водой надо сходить. Достал свой топор, поставил пока у двери. Собираюсь на выход. Гостята подходит проводить меня.

– Ой, – говорит. – Так это топор Лешего, Батюшки!

– Топор и топор, – отвечаю я. – А ты чего пришла? Со мной идти хочешь?

– А надо, Алеша? – спрашивает. Косу так и не заплела, только в платье своё переоделась.

– А пошли, – отвечаю ей, – пригодишься. Может, драться придётся.

– Мне драться с кем? – глаза округлила она, ресницами хлопает.

– Нет, топор подержишь, чтоб я не зарубил кого, – продолжаю я.

– Топор держать? – переспросила. Подошла к топору, хотела подать одной рукой – не смогла. Взялась двумя руками – даже с места не сдвинула. Я забрал свой топор сам, усмехаюсь ей. – Тяжёлый он, не то что красная девица, ни один человек его не поднимет. Разве только если богатырь окажется.

– Так ты, Алеша… богатырь, стало быть? – у меня спрашивает. А ведь подловила меня. Поняла или нет? Я не человек просто, я нечисть лесная, сам Леший. Богатырем мне быть не пристало, силы мои из другого берут исток.

– Мне лес помогает, – отвечаю пока уклончиво. То ли умная она, что молчит, то ли совсем дура. Иная бы уже догадалась. Вернусь и расскажу.

– Осторожен будь, – она привстала на носочки и поцеловала меня на прощанье. – И возвращайся быстрее!

Я уже развернулся уходить, как она схватила меня за руку.

– Алёша, а ежели всё-таки Леший первым вернётся, что мне ему сказать?

Посмотрел в её лицо взволнованное. Не удержался от ответа честного, хотя понимал, что не поймет она, а я её только напугаю.

– Не переживай так. Он уже всё знает.

Как я и думал, повставали вурдалаки. Пришлось с ними рубиться, а возиться потом с костьми их вдвое дольше. Много где ещё снег лежит шапками, не в сугробы же мне вурдалаков прикапывать? Умаялся, пока сложил их как положено, добрался до источника, набрал воды. Думал сам выпить, но негоже живой водицы пробовать вперёд мёртвой. А мне надобно сначала в мёртвом источнике окунуться, чтобы раны на теле зажили. Напал на меня таки помимо упырей обычных ещё один лешак. Но хоть не тот самый, с которым брагу на Купалу пили. Другой какой-то. Больно злой да обидчивый. Порезал мне бочину, но и сам лёг. С концами в землю. То есть, в сугробец пока, а там видно будет. Не принимает их земля.

Возвращаюсь к себе. Всё чин по чину, до дома не дошёл, в человека обратно перекинулся. Оно бы и заявиться сразу так – да больно я страшен. Весь оборван, морда в крови, рог один мне сшибли, нету. Изнежился за пару дней сытых и сладких, обвыкся в теле человечьем, со звериным быстро не совладал, дал порезать себя.

Шёл я обратно, на себя сердясь, а всё же пока что всё закончилось для меня благополучно.

Дошёл до хором своих лесных, а там на полянке перед домом, на бревнышке, Гостята сидит, на солнышке греется, а в ногах её кот Баюн. И мурчит так, шерстяная кабаняка, что по всему лесу шум стоит, деревья качаются. Сморит девицу, упадёт же в сон. А чего это его так расплющило? Морда довольная, во все стороны усы. Вон оно что! Гостята его за ушами чешет и по спинке гладит.

– Нечисть ты блохастая, – я из лесу вышел, – найди себе свою девицу, к моей не лезь. Запустил в него сучком, под руку подвернувшимся. Баюнка только “Мяу” своё недовольное промурчал, а с места не сдвинулся.

– Алёшенька, ты почто котика обижаешь? – надулась Гостята. – Хороший такой котик!

И что, не смутило её ни разу, что котик этот размером с телёнка?

– Молочка бы котику налить, – Гостята всё его по морде гладит.

– Вон лужа весенней водицы натаяла, пусть пьет, – махнул рукой я. – Ты как тут?

– Хорошо, – она потянулась. – Приготовила обед к твоему возвращению, подушки вон, вынесла сушиться. Встретила котика. Вот сижу, песни его слушаю.

– Он тебе частушки пел? – напрягся я. Котику то уши пора пооткручивать.

– А он умеет? – удивилась Гостята.

Не стал выдавать свой талант сразу нечисть блохастая. Ну да и шут с ним. Что мне там про обед-то сказали? Готов мне обед?

– Алёшенька, а что с тобой?

Рассмотрела меня внимательно.

Хуже нет напасти заботящейся бабы.

Особенно если она знахарка.

Побежала Гостята варить мне какую-то мазь и отвары лечебные. Велела раздеться, промыла раны. Заставила сидеть и не двигаться. Я сидел и терпел. Толку от её заботы никакого – мне бы в мёртвый источник прыгнуть один раз и всё само затянется. Но Гостяте невдомёк, что лечить меня не обязательно.

– Гостятушка, я тебе про мёртвую воду зачем рассказывал? – наконец, я не выдержал, когда она какой-то дрянью щиплющей начала мне раны обкладывать.

– Не хочу злоупотреблять, Алёшенька, – девушка головой только встряхнула и своё дело продолжила. – Всё ж таки лечение ваше лесное мне непонятное. А если вода эта мёртвая постепенно убьёт всё человеческое?

– Да она просто мясо сращивает, – попробовал настоять на своём. А сам смотрю, что небо потемнело вдруг и ветер усилился. Шум какой-то, гул по лесу идёт. Будто кость гремит и железный доспех.

– Гостятушка, давай ты потом меня долечишь? – ссадил её с колена своего. Подтолкнул к крыльцу. – Иди-ка в дом.

– А что такое, Алёшенька? Погода, кажется, портится? Серчает Стрибог?

– Ни при чём он, – говорю ей, шкуры свои натягивая.

– Ой, а это, кажется, мой стежок? – она руку к рубахе прикладывает. – Думала, Лешего чинила одёжу, а это твоя, стало быть?

– В дом иди, – опять её толкнул. И успел едва. С неба громыхнуло. И свалилась сверху нечисть костлявая.

Первый удар отбил топором. Сверху пришлось. Закрыл голову. И второй отбил, но не совсем успел. Рог мне сшибло последний, что целый был. Третьим ударом в землю вошёл. Ну хоть не достал меня Костейшество. Надо бы отвечать, а то порубит ведь.