– Не понимаю. Как можно канцелярский акт предпочесть прекрасному, мудрому, трогательному обряду. Мы с моей невестой, к счастью, перед таким выбором не стоим.
***
Через месяц после переезда Сарит я был у родителей на субботе. Недавно демобилизовавшийся брат Давид тоже приехал. Почти все время службы он провел в секторе Газа, вынеся оттуда самые тяжелые впечатления. Панический страх перед срывом «мирных» переговоров полностью деморализовал наших политиков, и они разрешали солдатам применять оружие только в том случае, если по тем открывался огонь. Давид рассказал, что, пользуясь своей безнаказанностью, палестинская полиция стала открыто издеваться над израильскими солдатами, даже избивать их.
– Я не узнаю Израиль, – говорил отец. – Я как будто нахожусь не в Маале-Адумим девяностых, а в Москве семидесятых. Большевизм преследует нас повсюду как кошмарный сон.
Родители сохранили привычку поносить советскую власть даже после того, как она благополучно покинула этот мир. Требуя от меня и от Давида поддерживать русский язык, родители подсовывали нам не столько русскую классику, сколько запретные книги своей молодости. Так они прочитали вместе с нами вслух «Крутой маршрут» Евгении Гинзбург и многие главы из «Архипелага ГУЛага».
Давид был в мрачном состоянии духа и добивался от нас, чтобы мы немедленно объяснили ему здесь же на месте глобальные причины воцарившегося абсурда.
– Все-таки я одного не пониманию: если Бог создал человека, то почему отвечает за все человек, а не Бог? Если солдат умирает на марше от обезвоживания, все получают нагоняй, вплоть до генерала. А по религии так выходит, что во всем виноваты люди… Люди – это просто какие-то стрелочники священной истории.
– Поверь мне, Он за все отвечает, – как мог заступался я за Создателя. – Кое-кому просто нельзя смотреть на незаконченную работу.
– Я, значит, дурак, получается? Вот вы, такие умные, ругаете левых, но разве это не Бог весь этот «мирный процесс» заварил? Что Ему стоило включить в список «Цомета» нормальных людей, а не двух выродков? Все в том рабиновском кнессете постоянно колебалось, но почему именно сумасшедшие всегда имели перевес в один голос? Кто, если не Он, все это подстраивает? Разве не Он организовал голосование в ООН, когда раздел Палестины поддержали более двух третей государств? Так неужели Он сейчас все пустил на самотек? Или вот опять же этот целлюлит! У женщин бывает целлюлит, а у мужчин никогда. Ведь может, значит, когда хочет!
– Да замолчи ты уже, Давид, – возмутилась мама. – Расскажи нам лучше про свою поездку в Африку. В какую именно страну ты едешь, ты, наконец, выяснил?
– Не знаю. Все еще на стадии проектирования находится, – хмурясь, ответил Давид. Он вдруг раскис: хотя было всего часов девять, объявил, что должен «перезагрузиться» и отправился спать.
– Все-таки знаешь, Леночка, суббота – это гениальное изобретение, – сказал папа, распробовавший и наконец полюбивший некоторые еврейские традиции. – Как еще, если не ради субботы, мы могли бы отрываться от этих телефонов, телевизоров, покупок, ремонтов? А разве находилось бы когда-нибудь у нас время вот так просто по душам побеседовать с детьми?
Мы действительно хорошо поговорили в тот вечер, а когда через час я вошел в комнату к брату, тот еще не спал, а листал газету.
– Да что с тобой? – удивленно спросил я. – Случилось что-то?
– Считай, что случилось. Ципора не едет со мной в Африку. Нашла себе какую-то другую компанию.
Ципора была подруга Давида, которая тоже закончила службу и по установившейся молодежной традиции собиралась посмотреть мир. Раньше она намеревалась ехать с компанией Давида в Африку, но теперь планы ее изменились.
– Вот так вот уйти, оставить любимого человека, – жаловался Давид. – Это все равно как у богатого отобрать его деньги.
– У богатого? – не понял я.
– Ну да, у богатого. Не у бедного же. Богатые – ведь они самые бедные. Они без денег совершенно к жизни не приспособлены. И поэтому, кстати, то, что совершили большевики, было действительно бесчеловечно. Отобрать у богача его миллионы – это все равно, что отобрать у крестьянки ее серп или у пролетария его кувалду. Ты знаешь, сегодня, когда Ципора сказала мне, что едет с этими олухами в Южную Америку, а не с нами в Африку, я почувствовал себя буржуем, у которого национализировали все его заводы. Я так был уверен, что она моя девушка, так был уверен… – и Давид с детским капризным отчаянием отвернулся к стене.
– А почему бы тебе с ней в Бразилию не съездить? – спросил я брата. – Ты так все истолковал своеобразно. Может быть, не в тебе дело вообще? Может, она просто хочет на карнавалы посмотреть, а ты к себе ее решение относишь… Ты эгоцентрик.
– Какие еще карнавалы! Она не такая… Понятия не имею, что ее тянет в Южную Америку. Или кто… Но ты прав, нам надо было об этом поговорить.
На другой день я гулял по улицам Маале-Адумим. В Израиле природа расцветает дважды – весной и осенью. На Песах цветут деревья, после Суккота зеленеет трава… Но осенний расцвет природы все же сочнее и ярче. Со стороны пустыни потянуло характерным запахом первой влаги. Выгоревшая за лето трава наконец увлажнялась, и пустыня как бы впервые за долгие месяцы вздохнула. Когда в 1982 году мы только приехали в Маале-Адумим, из пустыни шел именно этот запах. Я в тот же миг полюбил его, и всегда, когда он появлялся осенью, подолгу бродил по улицам.
***
Когда с исходом субботы я вернулся домой, зазвонил телефон. Звонил Сергей Егоров. Оказывается, он был в Израиле с делегацией православных – в моем гостеприимстве не нуждался, но повидаться хотел. Он находился в тот момент в Иерусалиме и приглашал увидеться прямо сейчас.
Мы встретились на улице Кинг Джордж и расположились тут же в каком-то кафе.
– Так какими судьбами? – спросил я.
– Я с группой приехал, но это не совсем паломническая поездка. У меня тут и деловая встреча имеется…
– А ты пополнел, однако, – заметил я. – Солидно выглядишь.
– Я ведь на одну фирму работаю. Мне по должности положено выглядеть представительно. Ведь сам понимаешь, щуплый начальник – это все равно, что располневшая манекенщица. Род профессиональной непригодности.
– Вы с Андреем поддерживаете отношения?
– А как же! Поддерживаем. Он мне столько рассказывал об этой рукописи, которую вы нашли…
Я оторопел.
– А что он рассказывал?
– Ну, что это какое-то неизвестное Евангелие…
– А Андрей тебе показывал сами тексты?
– Сами тексты? А разве они у него? – удивился Егоров.
– Нет, рукопись там же, где она и была, – в ущелье Макух. Я имел в виду фотографии.
– Нет. Я его и не просил. Я все равно ничего в этом не понимаю… Моя специализация – современные скандинавские языки, а не древние семитские… А где это место, что ты назвал… Вахук или как там?
– Макух. Ущелье Макух… Это здесь, рядом с Иерусалимом.
– А с Ольгой ты видишься? – поинтересовался Сергей.
– Один раз ее видел, когда она книгу от тебя передала. С тех пор она ни разу не звонила…
– Ну ладно, с ней я сам свяжусь. Слушай, а у тебя какой-то выход на ваших израильских политиков есть?
– Нет, я никого из депутатов кнессета лично не знаю.
– Не обязательно лично, через кого-то…
– А тебе это зачем?
– Это я спрашиваю так, на всякий случай. Видишь ли, в России есть люди, которые ищут неформальных контактов с вашими политиками…
– В принципе я знаком с несколькими раввинами, которые вхожи к депутатам. А что за люди?
– Мне кажется, – начал Сергей издалека, – что вы здесь в Израиле слишком полагаетесь на США.
– За неимением альтернативы.
– Вот-вот. И я о том же. Помнишь, ты мне рассказывал, как вам эти американцы руки выкручивают. Это лицемерная страна. Страна без ценностей… Весь ее либерализм без покрытия. Израилю нужно искать других партнеров.