Мессианский квадрат

– Серьезные люди тебе как женщине каббалу преподавать не станут, они и меня-то отошлют, из-за молодости.

Напоследок Ольга предложила обменяться телефонами, объяснив, что давно потеряла мой номер.

– Ого, какой странный, – удивился я, записывая цифры – Это у вас в Хевроне такие номера?

– Это мобильный, – пояснила Ольга и достала из сумки телефон. На улицах я уже давно встречал людей с такими аппаратами, но в моем кругу их ни у кого еще не было.

Ольга мне действительно несколько раз после этого позвонила, предлагала увидеться. Но до встречи так и не дошло.

1997

Поскольку Сарит ушла из дома и уже три месяца жила отдельно, в раввинате к ее прошению, наконец, отнеслись серьезно. В конце января 1997 года бракоразводный процесс, наконец, тронулся с мертвой точки. Суд состоялся.

Судьи приняли сторону Сарит и потребовали от Пинхаса подписать разводное письмо.

– Я не стану ничего подписывать! – решительно произнес Пинхас.

Сарит заплакала. Первый мой порыв был – броситься к Пинхасу и наговорить ему самых резких слов, но он тут же развернулся и исчез, а я остался с плачущей Сарит. Когда она чуть успокоилась, мы вышли на улицу, уселись в сквере на лавку и я, как умел, принялся ее утешать.

– Не бойся. Это Пинхас только пока так разговаривает. В конце концов он не может не дать тебе развода.

– Почему не может? Прекрасно может!.. Сколько женщин годами, даже десятилетиями не могут добиться разводов от своих законных мужей…

– Это особые случаи. Все эти сумасшедшие мужья сами не женятся вторично. Тот, кто хочет жениться вторично, вынужден давать развод. Я не говорю уже, что существуют и судебные санкции.… Но прежде всего к нему следует направить каких-то уважаемых людей. Это нас он не хочет слушать. Может, даже назло делает. Я поговорю с равом Исраэлем. Это же он меня с Пинхасом познакомил. Во-первых, Пинхас его очень уважает – я знаю. Не сомневаюсь, что ему удастся побороть это упрямство и снять эту злость.

Уже через два дня рав встретился с Пинхасом.

***

Но и раву Исраэлю не удалось переубедить ревнивого мужа, и его авторитета оказалось недостаточно. Пинхасу было все равно, с кем он разговаривает, он был зациклен на своей «правоте» и никаких доводов слушать не желал. Он заявил, что раз такой закон существует, то его, Пинхаса, неправомочно в чем-либо обвинять. Если бы это было дурно, то Бог не давал бы мужьям такой власти. Однако в ходе беседы он сменил свою аргументацию и сказал, что не желает, чтобы у его дочери было два отца, что он хочет быть единственным отцом Тамар.

– Он заявил мне, – пересказывал мне рав, – что дочь не должна страдать от того, что ее мать легкомысленная женщина. Девочку не нужно травмировать разводами и появлением посторонних лиц в постели ее матери…

Я был взбешен и растерян:

– Но существуют же какие-то меры воздействия?! Что еще можно сделать?

– Видишь ли, Пинхас – даровитый и высоко ценящий себя человек. Мне показалось, что он очень сильно уязвлен решением Сарит развестись с ним безо всякой зримой причины. В глубине души он считает это решение ничем не оправданным капризом, которому не желает потакать. Сейчас он весь погружен в эту ситуацию, весь на нервах. Он чувствует, что он раздавлен, унижен. Это все должно когда-то перемолоться. С Божьей помощью. Я говорил с ним, он не лишен чувств. Например, он искренне любит дочь и явно старается защитить ее от лишних травм.

Я согласился. По отношению к дочери Пинхас и в самом деле вел себя прилично. С одной стороны, он безо всякой торговли принял Саритино предложение завозить к нему трехлетнюю Тамар раз в две недели, а с другой – никогда не отказывался принять дочь на вечер, когда та начинала особенно к нему проситься. Словом, чувствовалось, что Пинхас действительно щадит психику дочери и не пытается на ней отыграться… Если хотел, мог же, значит, быть человеком!

– Можно, конечно, попытаться этот процесс ускорить, поискав каких-то других посредников, – продолжил рав Исраэль. – Я ведь с Пинхасом не очень близко знаком. Наверняка существуют люди, авторитет которых для него что-то значит. Ну а если и это не сработает, – исключить этого к сожалению нельзя, – то обращайтесь в раввинат. Там против Пинхаса примут меры. Посмотрим, что он сделает, когда ему запретят, например, выезжать за границу. Два года назад полномочия судов в этом вопросе сильно расширили: отказника теперь можно даже приговорить к длительному заключению или крупному денежному штрафу.

Меня эти слова почему-то не очень утешили…

***

В тот же вечер я позвонил Андрею и рассказал, что Пинхас отказал Сарит в разводе.

– Какой мерзавец! – кричал Андрей. – Что же теперь она будет делать?!

– Будет продолжать с ним судиться. Есть официальные способы на него воздействовать… Слушай, а как с твоим приездом?

– С приездом? – рассеяно повторил Андрей… – Так как же Сарит сможет освободиться?!

– Не знаю. Будем думать…

– Нельзя этого так оставлять! – продолжал возмущаться Андрей.

– Я, конечно, ее не оставлю. Но все-таки… Развод разводом, а рукопись рукописью. Когда ты будешь здесь?

– С этим пока откладывается.

– Что еще такое?

– Да я паспорт потерял. А на новый уходит четыре месяца.

– Ну что же делать?.. Жду через четыре месяца…

***

После Пурима погода установилась. Дожди прекратились, но было еще прохладно – идеальное время для прогулки по Иудейской пустыне. Сарит уже несколько раз клянчила, чтобы мы пошли в вади Макух, и предложила пропустить ради этого свою учебу. Ну уж чем-чем, а учебой она всегда готова была героически пожертвовать, как и в годы юности.

А я как всегда убедил ее отложить все до Песаха.

В первый же день пасхальных каникул, оставив Тамар за скромную плату на попечении соседки, мы с Сарит выехали из Кохаша и вскоре оказались в том месте, где берет свое начало ущелье Макух.

Добираться до тайной пещеры в Палестинской автономии я, конечно, не собирался – это было и трудно, и опасно. В результате мы ограничились приятной и посильной для Сарит пятичасовой прогулкой. Мы дошли до огромной пещеры, в которой Сарит узнала скальную церковь византийского периода, которую ей когда-то живописал Пинхас, и вернулись по другому, крутому отрогу ущелья, выходящему к Инбалим.

Выйдя на шоссе, мы тотчас поймали трепм и через полчаса были в Кохаше.

Сарит достала из холодильника кастрюлю с супом, какие-то закуски и предложила пообедать.

– Что это за кастрюля? – с подозрением спросил я.

– Не бойся, пасхальная. Я ее специально купила, вместе со сковородкой и этими пластмассовыми мисками.

– Тогда я с удовольствием, – расслабился я.

– Тебе не кажется, что надо было все же дойти до рукописи и забрать ее? – спросила Сарит, поставив кастрюлю на огонь. – Уже год прошел. Она ведь там портится. Ее давно пора передать в Управление древностей. Я знаю там и помимо Пинхаса много надежных людей, которые могут дать дельный совет, как эту находку представить.

– Замечательно. Давай только дождемся Андрея.

– При чем тут Андрей? До его приезда рукопись могла бы полежать и у меня.

– Но это ведь его находка!

– Как знаешь… но уже приглашай его скорее.