Моя война

– Понятно. Гады!

– Конечно, гады. А что поделаешь?

Старшина встал из-за стола, подошёл к двери. Зацепился взглядом за мои злополучные чемоданы:

– Юр, давай-ка пока их на стеллаж засунем. Ты как?

– Как скажешь. Давно пора.

Олег открыл дверь и прокричал в пустоту:

– Рубан! Рахматуллин! Ну-ка дежурного ко мне!

Через пару минут появился сержант:

– Вызывали, товарищ прапорщик?

– Да, Серёга. Возьми второго дневального. Из расположения притащите ко мне кровать. Ту, что ничья, понял?

– Понял. А чо, замполит здесь будет жить?

– Пока здесь. Не забудь, в шесть часов развод.

– Да помню! Задолбал меня уже этот наряд!

– Ладно-ладно, не ной. Завтра рота вернётся, поменяешься.

– Товарищ старшина, а давайте Залевский пойдёт вместо меня.

– Рубан! Иди, неси кровать. Я сам решу, кто пойдёт.

– Ну, товарищ прапорщик…

Соснович, не дослушав сержанта, захлопнул дверь. Подошёл к своим огромным этажеркам, одёрнул занавеску.

– Давай, клади сюда чемоданы свои.

Предварительно я вытащил то, что мне было нужно. И в первую очередь вторую бутылку водки, за что был награждён одобряющим взглядом старшины. Затем впихнул свои баулы на предоставленное место. К своей радости увидел на соседней полке гитару.

– Олег! Твоя гитара? Играешь?

– Так, немного. Для себя. А ты?

– И я для себя.

– Отлично! Что поёшь? Какие песни в Союзе на слуху?

– Разные. Кому что нравится. Я и «Машину», и Антонова люблю.

– О! Я тоже. Ещё наших. Белорусов. «Песняров», «Сябров»…

– Ну, это вообще без разговоров. А Хоралова слышал?

– Не. Это кто?

– Клёвые песни. И поёт классно.

– Нет, не слышал. Ты кассеты случайно не привёз?

– Нет. Что-то не подумал.

– Жаль. Здесь в дуканах, магазинах по-нашему, полно разных кассет с музыкой. Правда, в основном индийские вопли да стоны. Но бывают итальянцы, старый рокешник и даже наши эмигранты. Розенбаума знаешь?

– Конечно! Он что, эмигрант?

– Нет, свой. А вот Успенская и Токарев те – да.

– Этих не знаю.

– Узнаешь. Их кассеты практически у каждого есть. Слушай, давай по соточке. Там Омеля банчуху самогона приволок.

– Я знаю. Мне уже Рубан доложил.

Старшина засмеялся:

– А как ты хотел? Здесь всё на виду.

В дверь постучали.

– Да!

– Товарищ прапорщик, кровать!

– Блин! Вы за ней как будто в штаб дивизии ездили. Заноси!

Поздно вечером в каптёрке Сосновича было не протолкнуться. На весёлый шум и запах самогонки подтягивались всё новые офицеры и прапорщики. Рядом, на моей заправленной как положено кровати сидел Саня Никитин, командир взвода первой роты. Мы были уже далеко не трезвы. Оба одинаково уверены в том, что знаем друг друга сто лет. Или больше.

– Юрка! Радуйся, что в ОБМО попал.

– Я радуюсь!

Сашка обнимал меня за плечи, старался перекричать общий шум в комнате, слюняво тыкая губами прямо в ухо:

– Не, послушай, Юрка, я серьёзно. Чо там те десантники или пехота? Ерунда. Понты! Раз в три месяца сходят куда-нибудь на операцию, а гонору на год хватает. А мы каждую неделю в рейс. Те же боевые.

Я только кивал головой. Никитин продолжал:

– А потом, согласись, всегда машина под задницей. Это тебе не на своих двоих по горам лазить.