Оттепель 60-х

– Где же вы ходите? Я искал, искал вас, – спросил майор. – Командир спрашивал… С нарядом опять выяснял.

– Не могу, не могу … Я был там, – глаза у капитана красные. Он всхлипнул. – Мать совсем одна, подумать только.

– Что, мать – плачет? – спросил майор.

– Конечно. Жалко мне её. Единственный сын и такой молодой.

– Нервы у тебя, Коля, шалят.

– Да, да, не могу я видеть это, – согласился капитан, успокаиваясь.

…А дело было так.

До демобилизации этому солдату оставалось всего несколько дней. Но это выяснилось позже. А сейчас, хотя приказ министра вышел ещё в сентябре, военнослужащих держали до особого распоряжения. И поэтому все служили как обычно. Перед дембелем солдат решил подлечиться и поехал с сопровождающим в дивизионную санроту. Ехали на электричке. На одной из станций, почти у города, он вышел на перрон покурить. Вокруг кипела жизнь, свобода ждала его и манила. Ведь скоро дембель. Он зазевался. Электричка тронулась, двери вагонов закрылись. Он понял, что отстал и решил исправить положение. Бросился за электричкой. Но все двери были закрыты автоматом. Тогда он зачем-то ухватился за поручни. Полез на крышу электрички и попал в «дугу»… Потом его доставили в госпиталь. Голова, руки и грудь обгорели. Он был ещё жив. Врачи делали что могли, но тщетно.

…Завтра праздник. В соседнем полку готовились к демонстрации. Задыхался оркестр. Раздавалась песня «…А для тебя, родная, есть почта полевая…» Солдаты ходили строем и пели. А у нас в полку в клубе было тихо и много солдат. У гроба сидела мать с опухшими от слёз глазами. Солдаты чувствовали себя растерянно и робко заглядывали в гроб. Покойник не походил на себя – того дембельного солдата, которого привыкли видеть. У покойника был коричневый цвет лица со следами марганцовки и йода. Гроб поставили на машину. Мамаша села у гроба. Провожала одна рота, его рота с венком. По пути примыкало много народу. « Такой молодой, один у матери был», – говорили люди и шли за машиной с покойником. Мать рыдала исступлённо, тоскливо и одиноко: солдат было много, но погиб один, её сын.

Через час все вернулись назад без одного, погибшего. Мать тоже вернулась. Её вели под руки замполиты. Смерть была глупая. Все это знали. И мать знала. Сглупил он, погибший сын. Тем более, что до армии он окончил железнодорожный техникум. Мог предполагать о последствиях. Винить некого. И зачем винить? Смерть была глупая, но она состоялась. Человека не стало, сына не стало. Потом приехала его тётя. Не застала, опоздала на полтора часа.

Оркестр у соседей давно замолк, замолкла и песня « В путь», которую репетировали в марше. Соседи были готовы к параду.

– А-а-а! – вскрикнули женщины, завидев одна другую. – Опоздала, не дождались, не дождались! – голосила тётя. Часовой вздрогнул. Он отвык видеть слёзы.

На дворе стояла осень. Ветерок колыхал яркие праздничные плакаты, развешанные по периметру плаца. А в штабе майор дописывал рапорт на старшину:

– Всё, увольняем без пособия. Несу к командиру.

– Ему всё равно пора на пенсию, – в тон проговорил другой майор.

– Это дело его. Нельзя так. Приказ есть приказ, – подвёл черту первый майор.

Разговор двух солдат-земляков в чайной полка

Писарь: – Некоторые говорят: лучше умереть на первом году службы, чем на третьем.

Яшка – его земляк: – Кто говорит?

– Да есть такие.

– Пусть умирают.

– А ты, как думаешь?

– Мне жить охота.

– И здесь?

– Хоть где… (пауза).

– Покойника видел?

– Что ты?!

– Он у меня книгу взял… и умер (пауза).

Яшка: – Солдата по фамилии Горошко знаешь?

Писарь: – Помню, зубы у него жёлтые.

Яшка: – Он домой ездил. В отпуск. Больше месяца пробыл.

– Да ну? Везёт же людям.

– Что ты, что ты!.. Он «по-семейному» ездил.

– А где он живёт?

– На станции «Чу», я заезжал к нему. Тогда мать его замуж вышла.

– Ну и что случилось, если «по-семейному» отпуск?

Яшка: – Мать зарезали.

– Как зарезали?

– Муж, кажется, и зарезал.

– Может, липовую телеграмму дали?

– Да нет, действительно так было.

«Добровольцы» в ковычках и без…

Видно, на самом деле не хватает служивых в нашей армии. Стали призывать, точнее, забирать в действующую армию офицеров, прошедших военную кафедру в гражданских вузах. И самое невероятное то, что забирают их, не указывая срок службы, так сказать «бессрочно». К нам в часть прибыли лейтенанты, мы их называем «добровольцами» в ковычках. Не согласуясь с ними, их забрали с Сормовского завода, где они уже имели «положение» и перспективы роста. К нам поступило два офицера. Оба они были подавлены душевно, но каждый по-разному отнёсся к свершившемуся факту.

– Товарищ лейтенант, как жизнь? – спросил я одного.

– Померкла, – ответил он.

– Неужели и вам тяжко?

– Намного тяжелее, чем вам.

– Но у вас и служба легче и, наверное, есть надежда?

– Увы, напротив, надежды нет. И я бы за милую душу поменялся с вами положением.

– Почему так?