Обязательно завтра

– Зачем? Ведь это долго.

– А вдруг мы куда-то пойдем? Может, в кафе сходим? Или в ресторан какой-нибудь?

Я не знал, что сказать. Она помолчала немного, потом опять спросила:

– Нет, все-таки: что мы будем делать?

– Ну… – замялся я, но она перебила:

– Хорошо, ладно. Значит, в четверть шестого там же, да? Пока.

22

Положив трубку – было около четырех, а ехать в пять, – я вернулся в комнату и сел на тахту. Опять ничего не понятно. Что-то странное опять происходит. Ей что, не нравится? «Пластинки слушать…»

Тахту, эту самую тахту, на которой я сейчас сидел, мне подарили соседи, когда делали у себя ремонт и покупали новую мебель. Ее обивка порвалась посередине, потому-то я и покрывал ее бархатной накидкой, которую тоже подарили соседи и в которой тоже была дыра. Важно было определенным образом уложить накидку, чтобы дыра была не видна. Но если сесть, то рано или поздно дыра появлялась…

«Опять пластинки слушать?» – спросила она. Что это все-таки значит? И вообще слишком странный какой-то тон… Кто-то рядом стоял? Нет, глупости! Наверное, я опять… Теперь-то ведь у нас все в порядке! После того, что было! Не с каждым же у нее так, она же сама говорила. Однако я опять был в раздрызге.

Вдруг вспомнилось: в прошлую ночь я заметил у нее синяк на плече. Она перехватила взгляд и тут же объяснила. Была в компании на днях, и там… «Несколько ребят захотели запереться в комнате с девушкой, а та была пьяная до бесчувствия. Ты понимаешь? Они хотели ее все поочереди…» И она, якобы, пошла на защиту, открыла дверь, но один парень схватил ее и выставил. При этом он с такой силой, якобы, сдавил плечо, что остался синяк… Так она объяснила. «А девушка?» – спросил я. «Там осталась, естественно… Э, да ты не знаешь… Если тебе все рассказать…».

До Академии она работала в каком-то НИИ. Еще – в торговле. Она так и сказала: «в торговле». Но не сказала кем, а я и не спрашивал. Ее подруга устроилась в варьете, в кордебалет и тем самым, якобы «предала» Лору, потому что устраивал мужчина, с которым Лора была близка. «Подруга стала моим врагом», – сказала она и усмехнулась.

Да, странновато было слушать ее. Даже не во все верилось. Рассказывая, она как бы застыла – словно окоченела от холода. И тело ее тогда, в те моменты, было напряженным, холодным.

«Я никому не рассказывала так. Некому было, Олежек. Кроме тебя у меня только одна подруга верная, единственный близкий мне человек. Единственный, кому я верю…» Сказав это, она ожила и повернулась ко мне, опять теплая, нежная. Пышные волосы ее щекотали мое лицо, от них шел головокружительный аромат, меня просто сотрясало от любви и от сочувствия к ней, хотелось ее защитить, согреть… А потом…

Пора однако. Половина пятого. Надо еще уложить накидку аккуратно. Подмести. Пол, конечно, грязный, помыть бы. Но некогда. Потом. Да, и денег-то совсем нет, а мало ли что…

– Лидия Самойловна, у вас не найдется рублей десять до вторника?

Это – к соседке в коридоре.

– Сейчас.

Черт побери, хорошая женщина. Хотя и соседка. Вот и преимущество коммунальной квартиры – есть, у кого занять.

Галстук что-то разучился завязывать. Вот, есть завязанный. Подойдет. Скорее бы теплело, чтобы не надевать плащ. Впрочем, костюм тоже не блеск. В рубашке бы. Но пока холодно.

Какое солнце на улице!

Так, не волноваться. Ну, встретимся. Не в последний ведь раз. Без двух минут четверть шестого. Ее еще нет, кажется? Что-то не видно. Осторожнее, машина. Так. Какое солнце! Ни ветерка. Скоро за город можно. Летом – на водохранилище какое-нибудь, на речку. В лодке с ней вместе. Сколько раз мечтал!

Так, тихо, спокойно, не волноваться. Солнце, лодка… Она – рядом… Заводи, остров… Лес, трава, цветы… Господи, вот для нее будет праздник! В настоящем лесу-то была когда-нибудь, интересно?

Да, лес, река, она у реки на солнце – стройная, радостная у воды… О, господи, ведь толком так и не рассмотрел ее обнаженной. Она прекрасна, должно быть. Вот бы сфотографировать…

Сердце защемило от яркой этой картины.

А вообще нужно входить в форму. Сколько можно метаться и ныть? Спокойно! Так. Та-ра-ра. В кафе? Поэтому и хотела переодеться, наверное. Какая глупость! Да ведь просто по улицам походить – и то неплохо в такую погоду. Предложу, подумаешь. Но, сначала…

Часто ли бывает такое? Это божественно было. Ничего подобного никогда… Какое, к черту, кафе, глупости! Вон… Нет, не она. Минута прошла – шестнадцать шестого. Ну, конечно. Не может же уж так, минута в минуту. Мало ли что… Та-ра-ра. Так. Плащ поправить. Ничего, если скрыт шов. Где зашито. Только расстегивать нельзя. Жаль, скованность все-таки. Господи, какую я чепуху… Только не волноваться, только не волноваться.

Эх, если бы… Море, яхта. Где-то на спортивных, личных самолетах уже летают. Дельтапланы появились. Когда-нибудь, ну хоть когда-нибудь такое будет у нас? В несчастной моей стране. Эх, Россия!… Фильм нужно посмотреть, о котором ребята говорили, как его? «Хеппенинг в белом». Там дельтапланы, серфинги, водные лыжи – праздник одним словом. Американский фильм, кажется. Или немецкий? ФРГ, конечно. Ладно, потом. Не киснуть! Лермонтов в этом возрасте… Стоп, хватит. Спокойно! Раз-два-три-четыре… Нет ее. Нет как нет! А пора бы. Восемнадцать минут, то есть три лишних уже. А вдруг опять? Нет, нет, не может быть. После того, что было. Вон, военные. Из ее Академии. Та-ра-ра. Так. Ну, к черту, еще волноваться. Спокойно. «Пластинки слушать». А что, ей не нравится? А что она хотела бы, интересно? Девятнадцать минут. Это еще ничего, можно подождать. Хотя что ей тут идти? Рядом. Спокойно…

Она это? Нет, не она. Не может быть… Она! С ней трое мужчин. В военной форме. Ну, Академия, понятно. Садятся в такси. И она тоже! Посмотрела, увидела меня. Что-то сказала им. Чуть-чуть не села в машину, между прочим, чуть-чуть. Теперь идет все же ко мне. Они ждут, смотрят, дверца машины открыта. Ждут.

– Здравствуй… – Покраснела.

– Здравствуй, Лора.

– Ты извини, Олег, я не могу сегодня. Видишь…

– Да, вижу, конечно. Я смотрю и не узнаю, понимаешь. Она, думаю, или не она. Потом все-таки вижу: ты.

– Только не сердись, Олег…

– Что случилось? В чем дело? Мы же договорились, часа не прошло. Что-нибудь непредвиденное? Ведь всего сорок минут назад…

– Муж, понимаешь…

– Муж? Это – муж? Но ты же сказала, что не живешь с ним. Что вы поссорились. Что не любишь. Откуда же он вдруг взялся? За полчаса. И почему трое? Три мужа, да?

– Это его приятели просто. Они вместе. Мы вместе… Я не думала, понимаешь…

– Что не думала?

– Не сердись, Олег, прошу тебя…

– Послушай, послушай же! Ты ведь не любишь его! Так? Ты же сама сказала, ты ведь сама! Что разводишься… Вот и… Вот и не ходи с ним. Мы же договорились с тобой, верно?

– Не могу, Олег. Извини. Я тебе позвоню. Все не так просто. Извини.

Колышащаяся площадь. Множество солнц. Серый асфальт. Черт с ними! Ступеньки бульвара. Талый снег. Как там… на озере, где только солнце и листья, и аромат, и лодка, и мелкая рябь от ветра, и тускло-желтое в глубине, и голубизна, когда вынырнешь, и можно ходить голышом в зарослях, и розовость, и жар загара, и треск кузнечиков…

Долой, долой всю эту глупость, правильно говорили мудрецы всех времен – суета сует… Женщина, боже мой, женщина! Центр мироздания, основа мира! Ну что же, ну что же делать… Мокрая земля пока еще. Голые деревья. Скоро, скоро… Тени, синие тени. Синь неба, синь глубокого неба, холодного неба, где, может быть… Автомобили – рычащие, мелькающие, зловонные. Как их много! Дома-коробки, безликие соты. Тюрьмы! Мы сами их строим во множестве, мы сами. Нам лишь бы подчинить, лишь бы занавеску задернуть. «Кафе»! Она даже представить не в состоянии, как это может быть там, на природе, у озера, в лесу, на солнце, в траве и цветах…

Кафе! Куда идти дальше? Улица. Глубокая и прохладная, словно река вечернего воздуха среди коробок каменных… Быстрей, вот так! Река, мост, ветер… Одиночество? Пусть так! Веселая дорога!… Боятся жизни, боятся самих себя, всего боятся… К черту! Праздник мышц! Быстрее. Живем, ребята, дышим грудью. Солнце! Вот чему можно верить. Озеро, летом на озеро обязательно. Только это не подведет, не обманет – деревья, листья, цветы, голубое небо… У них другая жизнь, и у нее тоже. Врала она, когда говорила, что мы похожи. Врала.

Кинотеатр. Фильм «Четыреста ударов» Трюффо. Смотрел когда-то – один из любимых. Как будто специально – совпадение, удача… Зайти?

Билеты в кассе, оказывается, есть…

– Один билет, пожалуйста…

…Напишите «заяц», говорит учитель. Смешной, маленький, строгий учитель. «Рассказ называется «Заяц»… А вот и он, мальчик. Герой. Казалось, что он не такой, не совсем такой, в прошлый раз он показался другим. Неважно. Его ставят в угол. Он пишет… Бежит с портфелем. Теперь он дома. Ага, вот она, его мать. Такая, точно. Носатая истеричка! Худая, вечно недовольная, злая. Еще все впереди, четыреста ударов…

Нет, это удивительно все-таки, как похоже! Французский фильм, французский мальчик. И – то же самое.