Ибо не ведают, что творят

Однако жизнь продолжалась… Моя знакомая писательница Лилия Беляева сочинила книгу о легенде нашей, советской литературы, авторе слов для Гимна Советского Союза, «дяде Степе», авторе многочисленных книг и стихов для детей, Сергее Владимировиче Михалкове. Понадобились его фотографии помимо тех, что были. Современные. Она предложила мне сделать их. Я согласился. Сергей Владимирович, между прочим, – при всем том ДРУГОМ, что о нем говорили, писали – был ведь одним из тех, кто не посчитал для себя унизительным или опасным позвонить мне и поздравить с выходом «Пирамиды». Он даже тогда предложил мне «обращаться к нему, если что», но я постеснялся. Да и что, собственно, обращаться-то? Ведь он не издатель.

Теперь, когда писательница предложила ему меня в качестве фотографа, он вспомнил о «Пирамиде» и – согласился. Хотя вообще-то, как сказала Лиля, он терпеть не может фотографов и к себе не пускает. Я позвонил, получил приглашение, приехал, побывал у него в гостях. Сфотографировал.

Когда привез ему фотографии, он, естественно, спросил о плате, я отказался, сказав, что «счел за честь». Подарил ему свою «Презентацию», хотел подарить альбом, но он отказался от «такого дорогого подарка», хотя, может быть, постеснялся просто – ведь там обнаженные женщины, а у него сравнительно молодая жена…

И вот прошло буквально дня два – он мне звонит.

– Юра, я прочитал твою «Презентацию», полночи читал, не мог оторваться. Ты молодец! Но как это напечатали? Я потрясен.

И он рекомендовал меня вместе с моей «Презентацией» в некое издательство «Олимп» – там как раз выходила книга о нем.

– Принеси к ним «Презентацию» свою, я сказал им, что это отличная вещь, пусть издадут ее как следует и большим тиражом. Миллион – и то мало!

Я позвонил в «Олимп», меня пригласили, я пришел и принес. Меня удостоил беседы аж сам директор Издательства. Он тоже помнил успех моей «Пирамиды» и встретил чуть ли не как дорогого друга…

– Хотите, сразу заключим два договора на две книги, которые вы нам напишете? У нас как раз серия новая организуется – «Адвокат».

– Давайте пока на одну. А уж потом… Я подумаю. И «Презентацию» почитайте, пожалуйста.

– Прочитаем, прочитаем… Вы подумайте хорошенько над новой книгой, набросайте аннотацию, заявку, тогда договор и заключим. И аванс получите. Эту напишете, а потом я хочу, чтобы вы как-то углубили, расширили свою «Пирамиду», мы переиздадим. Хорошо?

Разговор мне очень понравился, дома мне пришла в голову идея – дать им «Пирамиду-2». Зачем новое сочинять, если готовая рукопись уже есть? Я принес рукопись, рассказал, о чем она, директор сказал, что придется сократить – до их «серийного размера» – и сделать какое-то предисловие, что ли, чтобы она отвечала общей теме серии. Я, подумав немного, согласился.

– А вообще, когда я сказал в редакции, что мы с вами будем работать, все это очень одобрили. Вашу «Пирамиду» помнят… – сказал на прощанье он.

Тут же заключили договор, я получил вполне приличный аванс. Ориентировочное договорное название: «Тяжкий груз судебных ошибок». Нормально! Ну вот, ведь может быть все по-человечески!

Обдумывая все дома, я решил слегка сократить «Пирамиду-2» и сделать кое-какие поправки, отвечающие теме. Это никак не ущемляет мой прежний авторский замысел. Решил включить частично и саму «Пирамиду»: ведь много времени прошло после ее выхода – 10 лет! – читатели, естественно, ее не помнят. Ссылки же на нее необходимы – письма ведь связаны с ней! И она отвечает теме: «Тяжкий груз судебных ошибок». Да и сам директор ведь говорил о том, чтобы ее «расширить и углубить». Вот и…

В течение месяца я сделал то, что хотел, и новую рукопись назвал так: «Паутина». Точный образ! Не только пирамида, но – паутина! Ведь то, что происходит, спеленывает всех нас. Паутина рабства… Бесчувствие, слепота, глухота.

Я закончил рукопись и отнес ее в Издательство. Я гордился ею. Образ! Самый точный образ состояния общества. Пирамида, которая рождает всеобщую паутину! В которой мы теперь все сидим.

И тут как раз представилась возможность поехать в Турцию «на халяву». Я уже ездил туда в качестве фотохудожника в группе «представителей творческой интеллигенции» – сразу после выхода «альбома фотоживописи «Прикосновение» (по рекомендации писателя и журналиста Леонида Жуховицкого, которому очень понравился мой альбом). А теперь Общество «Мостюрк» решило послать меня одного: чтобы я поездил, пофотографировал, а потом они сделали бы фотовыставку: Турция глазами российского фотохудожника и писателя. И все это для меня бесплатно. Мечта!

Я поехал, в полной уверенности, что по приезде рукопись моя будет не только прочитана, но и сдана в производство. Опять «бронетранспортер Судьбы»? Ура! Неужели, наконец-то, начинается моя нормальная жизнь?

Поездка была организована за счет одной из турецких туристических фирм, чьи пансионаты-отели располагались на юго-западном берегу – Кемер, Анталия… Меня поселили в отдельном двухместном номере в шикарном пансионате под названием «Клуб Фазелис», определили для меня автомобиль с шофером, который был азербайджанцем и хорошо знал русский язык, – мы ездили вдоль побережья, я фотографировал…

С собой привез экземпляр своего альбома и подарил его директору пансионата. Он ему понравился, и в конце своего недельного пребывания я сделал предложение директору: не хочет ли он финансировать мой приезд на будущий год с четырьмя-пятью девушками – чтобы я фотографировал их среди прекрасной здешней природы? За это я, во-первых, сделаю бесплатно рекламный буклет для пансионата, а во-вторых, подарю кое-какие снимки для выставки… Он – согласился!

Долго я ждал, но теперь наконец-то! Дорогой Джек, в нашей стране действительно нужно жить очень-очень долго, если хочешь дождаться… Неужели я, наконец, дождался?!

Вернувшись в Москву, я вытащил из почтового ящика телеграмму: «Не могу вам дозвониться, вероятно вы куда-то уехали. Ваша рукопись отвергнута, но еще есть шанс поправить положение. Срочно, как только приедете, звоните в издательство». Вот тебе и раз! Телеграмма подписана женской фамилией – главный редактор Издательства…

– Вот ваша рукопись, а это рецензия, – сказала главный редактор, приветливая милая женщина восточной наружности. – Почитайте внимательно, я с рецензентом согласна. Еще есть шанс все исправить. Почитайте внимательно, подумайте, потом позвоните. Мы с вами решим, что делать.

Дома я начал читать «внутреннюю» рецензию.

Как бы не так!

Эта рецензия оказалась для меня весьма ценнымдокументом. Писал профессионал, писал грамотно и логично, достаточно доказательно и по существу вполне уважительно. Но писал он НЕ О МОЕЙ РУКОПИСИ. Как и Рецензент, преградивший путь «Ростовской элегии» когда-то, он наглядно показал мне, КАК читают рукописи (и, очевидно, книги) мои соотечественники-профессионалы, «специалисты» и теперь, в наше «демократическое», «бесцензурное» время, в какой безнадежной зависимости они находятся вовсе не от официальных цензоров, не от ЦК или КГБ, даже, видимо, не от своего непосредственного начальства. А – от привычных установок и правил. Как никогда четко и ясно я понял: ОНИ НЕ УМЕЮТ ЧИТАТЬ. Они разучились читать? Их отучили читать? А может быть они никогда и не умели? Эта рецензия была гораздо лучше, профессиональнее, чем та, написанная когда-то Рецензентом о «Ростовской элегии». В ней не ощущалось лукавства, равнодушия и явного лицемерия. Она не вызвала у меня отвращения. В отличие от того, прежнего, этот рецензент действительно прочитал мою рукопись. То есть прочитал по-своему, увидев ее через свою призму. И честно написал о том, как воспринял, без лицемерных признаний в «любви к творчеству» рецензируемого автора. Эта рецензия вызвала у меня даже нечто похожее на уважение к ее автору. И – благодарность за отличный наглядный урок. Он наверняка не представлял себе, насколько это ценный материал для меня. Он закрыл путь моей «Паутине» в этом издательстве, но дал гораздо больше. Автор рецензии был уверен, что все у нас изменилось, Пирамиды не стало, да он и вообще не понял главную мысль моей «Пирамиды». Да, судебные ошибки бывают у нас и теперь, но это именно ошибки, а система у нас, якобы изменилась. Но это в корне противоречило моей «Паутине».

Да, тут-то я и вспомнил опять и Кондратовича, и Инну Борисову, и Рецензента моей «Ростовской элегии», и Первого зама (как ни странно, все бывшие «новомировцы», между прочим…) И даже первых, самых первых моих «официальных» читателей – «семинаристов» в Литинституте… Чувства мои тогда были ТЕ ЖЕ САМЫЕ! Недоумение, сомнение в своих собственных способностях – ведь не может же быть, чтобы они… Не могут же они быть такими бесчувственными и глупыми! Это, наверное, я… Я терялся в постоянном, мучительном НЕДОУМЕНИИ… И только с годами – обдумывая, сомневаясь, анализируя, рассматривая бесконечные варианты, все четче и четче осознавал: дело проще. МОГУТ! Могут быть бесчувственными и глупыми, очень даже могут…

Они НЕ УМЕЮТ ЧИТАТЬ! А если и умеют, то не соглашаются с тем, что для них непривычно. А аргументов просто-напросто не воспринимают. Ведь их приучали всегда – родители, школа, да и потом… – приучали воспринимать не так, как подсказывает им собственное чувство, совесть, разум, а – как НАДО! Всегда, постоянно над каждым из них был какой-нибудь «начальник», с которым они, увы, должны были соглашаться, даже если все у них внутри было против (ты начальник – я дурак). Вот и привыкли… Всю жизнь, постоянно, изо дня в день они наступали на горло собственной песне, отучались верить самим себе, делали то, что «нужно», говорили, что «нужно», а потом и думать научились «как нужно». Не им нужно, увы… Как нужно начальству, хозяину. Как «принято в обществе»… И – окончательно разучились видеть, слышать, понимать… Им – про одно, они – про другое… Рабство – в крови…

«Онине ведают, что творят» – все больше понимал я. И опять вспоминал «Дневник» Юрия Нагибина, высказывания Юрия Трифонова… Они ведь не чета мне, они в свое время были «раскручены», признаны и «специалистами», и правительством, а вот, поди ж ты. У них – то же самое.

Хорошенько подумав, я понял: объяснять что-либо рецензенту вполне бесполезно. Его не убедила ни «Пирамида», ни «Паутина», ни письма читателей «Пирамиды», которые я процитировал, тем более не убедят мои устные доводы – он все равно будет считать по-своему, убежденный в том, что я лишь упорно и эгоистично буду упираться в своей «обиде» и защищать свою «личную линию». Альтернатива такая: либо отказаться совсем от общения с этим Издательством, либо, поняв, чего они хотят, все-таки попытаться сделать то, что возможно.

И опять, как тогда, с Первым замом, я относительно успокоился и решил на этот раз попытаться не просто гордо остаться «при своих интересах», а добиться максимально возможного, пусть с потерями, но победить.

Подробно рассказывать о дальнейшем, думаю, здесь не обязательно.

Я понял, что действительно от меня вовсе не требуется «продавать душу дьяволу», а потому работа не вызвала отвращения. Но, к сожалению, времени было действительно мало, халтура же, естественно, исключалась.

Работу по сокращению я сделал, рукопись сдал, ее приняли. Сначала рецензент, а потом и редакторша прочитали очень быстро. У них обоих был ряд замечаний, я практически все их учел, потому что теперь – в преломлении НОВОЙ темы – они были вполне справедливы.

Рукопись моя теперешняя называлась «Предательство – в законе». Смысл в ней был тот же самый, просто более глубоко запрятанный. А именно: предательство «специалистами» и правительством своего народа, который… Который по сути предал сам себя. Потому что – позволил. Потому что «наступал на горло собственной песне» и не признавал у себя и друг у друга «личную линию». Целиком отдавая себя во власть «начальства» и лживого «социума».

Рукопись была сдана в производство. Я совершенно искренне остался благодарным и рецензенту (который в период работы продемонстрировал истинный профессионализм), и редакторше, проявившей и вкус, и такт, и деловую хватку. Получилась другая книга, не та, что я хотел, не «Паутина». Но все же моя. С меньшими обобщениями, более примитивная, но моя.

…О выходе книги из печати я узнал вовсе не от Издательства. А от своей знакомой, которая случайно увидела книгу на прилавке магазина… Из Издательства не удосужились даже мне позвонить.

Когда же я увидел ОБЛОЖКУ своей книги, то ужаснулся. Она опять (как и в случае с «Презентацией») не имела никакого отношения к содержанию книги, да и серия на обложке была указана совсем другая: не «Адвокат», а «Русская бойня»! А ведь я убедительнейшим образом просил редакторшу показать мне эскиз обложки прежде, чем подписывать ее в печать. Ссылался на происшедшее с «Презентацией»… Увы.

Обложку сделали такую, что мне стыдно дарить свою книгу друзьям. Дикое лицо с вытаращенными глазами, занесенный над ним огромный нож… Художник, что ли, считал, что чем «ужаснее», тем скорее книгу купят? Но ведь те, кто будет искать «ужасти» под обложкой, вовсе не найдут их, а те, кому эта книга адресована – люди, всерьез думающие о нашей жизни, – ее просто не возьмут в руки. Что же выиграло Издательство, продемонстрировав еще раз НЕУВАЖЕНИЕ как ко мне, автору книги, так и к ее читателям?

И как и в случае с «Презентацией» об этой книге тоже не было ни строчки в СМИ. И меня как писателя так и не появилось в своей стране.

…Перечитывая все это теперь и вспоминая, я опять думаю: как же я был наивен! Ведь дело тогда было даже не в остроте моего текста. В том издательстве выходили не менее «острые» книги. Все гораздо, гораздо проще – о чем в разговоре мне и намекал рецензент. В своей «Пирамиде-2» я посягнул на святое: недостаточно уважительно, неблагодарно описал роль Первого зама во всей истории. Ведь он был кумиром определенного слоя тогдашней интеллигенции и, в частности, директора издательства «Олимп»! Он не мог быть неправым в отношениях со мной! Кто он и кто я?! Объективность ситуации в нашей стране никого не волнует. Несравнимо, в тысячу раз важнее «свой» ты или «не свой». Я же всю свою жизнь это недооценивал…

Сколько мы читали и видели отличных фильмов о мафии! Главным образом итальянской. Но ведь там была не только мафия – там было государство, правительство, там были герои, которые отважно боролись с разными мафиози! А у нас? Нам просто не приходило в голову, что мафия у нас – у власти! Мафия государственная у нас – В ЗАКОНЕ. А против нее если и выступает кто-то, то – наивные одиночки. Которых даже не всегда нужно приканчивать. Достаточно просто ЗАМОЛЧАТЬ. Ведь все рычаги, вообще ВСЕ в руках у нашей ГОСУДАРСТВЕННОЙ МАФИИ, членам которой глубоко наплевать на жизнь «простых граждан». И важно СВОЕ. И заботятся они О СВОИХ. Все очень просто на самом деле. И ничего не меняется. Потому что в нашей стране ТАК ПРИНЯТО.

Что же касается «Предательства в законе», то получилась все же не моя книга, а наскоро слепленный детектив из кусков моей книги. Да еще с отвратительнейшей обложкой. Нельзя поддаваться «хозяевам» даже по мелочи! – еще раз убедился я. Но «Презентацию» они, разумеется, так и не переиздали. А заявку, которую я им дал аж на семь своих рукописей, видимо, просто выбросили. «Не свой».

Qui bono – «Кому на пользу?»

Вспоминая долгий свой путь, тернистую дорогу, которая пока еще так и не привела меня к публикации большей части того, что написал – с желанием не прославиться вовсе и не разбогатеть, а – поделиться с людьми своим опытом, размышлениями, и, может быть, кому-то помочь, – вспоминая и осмысливая свою писательскую судьбу, думаю:

– Кому было бы плохо, если бы в 1968-м году вышла в журнале «Новый мир», руководимом А.Твардовским, моя повесть «Переполох»? Ведь речь там шла о достоинстве человеческом, о справедливости, об унизительности и нерациональности лжи, о ценности человеческой личности, а не о чем-то плохом и вредном. И ведь повесть была одобрена самим Твардовским, всей редколлегией «Нового мира», творческой элитой Москвы – режиссерами театров, кино… Повесть моя была ПОНЯТА. И все-таки ее не пустили. Кому же она была НЕ на пользу?

Ну, хорошо, мой так и не опубликованный роман «Обязательно завтра» остался рецензентами журналов и издательств непонятым, ладно. У них было другое мнение о наших проблемах, а особенно об эротике.

Но кого не устраивал выход «Высшей меры» в «Литературной газете» в 1976-м году? Ведь она была фактически ОДОБРЕНА всеми, кто ее читал. Речь в ней шла о необходимости соблюдать закон, о мерзости лжи и насилия, об ответственности людей за свое дело, о внимательности к судьбам других… О верности советским идеалам, а вовсе не против них! И все-таки Ваксберг и Чаковский поставили ей заслон. Кому это было выгодно?

Я уж не говорю о «Ростовской элегии», которая не вышла из печати в 1975-м году по вине лишь одного человека, который фактически ее не прочитал, потерял 17 страниц, а перед тем всех обнадежил.