Краски последних дней

И тут на том берегу стали стрелять. Резко, оглушительно, из многих стволов. Началось!

– Нет! – переиграл он. – Рассредоточь рабов. Выставь охрану. На всякий случай, моцики подгоните ближе. Остальных гони на ту сторону дороги, там места больше. Будьте бдительны. Сидите, как мыши. Шмыгой передам, что дальше делать. О, кстати, что там с бензовозом?

Ноль усмехнулся:

– Да с полчаса назад…

* * *

Расстелив одеяло прямо на полотне дороги, под сенью бензовоза Фистула занимался любовью с девицей из Сучьего взвода, прозванной за безотказность Непроливайкой. Та, под завязку накачанная наркотиками, привычно распласталась, механически постанывала и чесала подмышку. Непроливайка еще до потопа потеряла матку и обзавелась безобразным шрамом. Дальше список потерь включал в себя семью, иллюзии и остатки достоинства. Молодость и упругость покинули ее еще раньше.

Фистула сосредоточенно разглядывал седые корни крашеных волос партнерши и размеренно двигал бедрами, совершенно не чувствуя пениса, который давно уже сморщился и опал. Он пребывал в редком состоянии прояснения сознания и, не нарушая ритма бессмысленных фрикций, размышлял о собственной жизни. За три месяца потопа его жизнь, словно при рапидной съемке, неслась, не разбирая дороги, и явно шла под откос. За столь малый промежуток времени бывший инженер по технике безопасности на элеваторе, примерный муж и отец двух дочек успел поездить на самых крутых тачках, попробовать массу экзотических блюд и наркотиков, стать массовым убийцей, насильником и заразиться дурной болезнью. Татуировка, сделанная в походных условия довольно бездарно, жутко воспалилась и сочилась гноем, с чего и взялась кличка. Застарелая язва дала обострение, а слух резко ухудшился. Вот они, плоды свободы-разгуляя! Безрадостный секс остался единственным, что его соединяло с прошлой жизнью. Его жена тоже красила седые волосы, имитировала удовольствие и обладала солидным набором морщин и жировых отложений. Вспоминая ее и прошлое, Фистула готов был заплакать. Какие еще «удовольствия» приготовила ему жизнь?

Неслышно подъехавший «жигуленок» любовники проигнорировали. Последнее «удовольствие» в виде перерезанного горла Фистула принял безропотно. Непроливайка, получив кровавую улыбку на шее, скорее всего, ничего не почувствовала. И еще несколько секунд, любовники двигались в ритме последнего секса, пока из бензовоза мощной струей лился бензин, смешиваясь с их кровью.

Очищающего огня они не удостоились.

* * *

Пеннивайз гнал нехорошие предчувствия. Стрельба продолжалась, но не приближалась. Шмыга, сволочь, безмятежно спал. Черт, черт! Не выдержав, он завопил:

– Ноль, отправь бойца на мост. Пусть разведает обстановку!

Боец короткими перебежками понесся выполнять приказ. И как в воду канул. Еще четверть часа приближающейся стрельбы, но ни звука моторов, ни диких воплей гвардейцев-победителей. Что там, вашу мать, происходит?!

Головная боль по поводу отсутствия бензовоза разрешилась. Новый боец, уже на мотоцикле, метнулся назад и привез оглушительно горькую весть и маленький приятный бонус – бензобак остался не тронут. Исхлопотались служивые, уроды!

Прошел еще час, принесший в актив четыре канистры бензина, а в пассив – потерю еще одного гвардейца, рискнувшего в целях разведки пересечь мост. Все чаще стали посвистывать шальные пули. Пеннивайз бродил, почти не скрываясь, по низине и думал, думал… Почти сто восемьдесят гвардейцев! Им что, дивизия противостоит? Как разведчики могли прохлопать ловушку? Где триумфальная, безумная, яростная, всесокрушающая бойня! Почему не взрываются гранаты? А вот вопрос «Как быть дальше?» от себя гнал. Слишком не укладывалось в голове происходящее. К тому же он не видел врага и очень приблизительно представлял его силы. Абсолютно ничего не знал о его резервах и не угадывал конечную цель действий военных. Преследование или укупорка? Почему мост не взорван?

Собрав весь, абсолютно весь бензин, удалось заправить под завязку пять мотоциклов с колясками, плюс одна канистра НЗ. Еще один час под аккомпанемент лишь одиночных выстрелов с того берега и угрозы нервного срыва – с этого. Сообщение, что кто-то из рабов хочет в туалет так взбесило Пеннивайза, что он едва не устроил танец с саблями среди своих.

Как назло, умные мысли в голову не приходили. Затевать атаку с горсткой оставшихся гвардейцев, хоть и под прикрытием рабов, было бессмысленно. Втемную же играть он не намеревался.

То, что Пеннивайз поначалу трактовал как шальные пули, перестали быть таковыми. Два гвардейца и три рабыни в виде трупов – весомый аргумент для такого вывода. Велев отпустить рабов, он хоть немного поправил настроение, глядя, как ни в чем не повинные, похожие на зайцев, женщины и дети мечутся по лесу, ловя смертельные гостинцы. Возможно, работали снайперы. Приказ затаиться прекратил таянье и без того маленького отряда.

Еще полчаса одиночных выстрелов на шевеление и подозрение на него и, наконец, наступила тишина. Пеннивайз терялся в догадках. Мост пустовал. Военные решили или не рискнули добивать оставшихся? А может, оставшихся по их предположениям и нет! Экспромт-двойник в его костюме их убедил? Все, в принципе, могло быть еще проще. Гвардия Пеннивайза и – ха-ха-ха! – он сам прекратили существование, и дальнейшее преследование горстки отщепенцев не имеет смысла! Ибо не несет серьезной угрозы. Поскрежетав зубами, Пеннивайз съел во время обеда банку рыбных консервов. Знаками показав Нолю и остальным, что нужно сидеть до темноты, он наконец-то решился подумать о будущем. В абсолютной тишине. Тяжесть дум не смогли облегчить даже три таблетки «экстази». Шмыга ширнулся и уплыл в грезы, и не услышал, как мост – заминировали-таки! – взорвался. Счастливчик, падла!

Потеря гвардии больно ударила по самолюбию Пеннивайза. И боль от того, что противопоставить уже нечего, была настоящей, во всю голову. Во всю, украшенную рыжим париком голову. Он горько усмехнулся. А ведь они с Шмыгой еще не засветились! Гм. Да ничего, что вплавь. Ничего, что ночью. Наберу на том берегу, черт с ним, за Доном, новую гвардию. Слава обо мне распространилась далеко. Хорошая идея.

Пеннивайз воспрянул. Растолкал Шмыгу и продиктовал новый кусок будущих мемуаров. Тот, как всегда, спустя рукава записал в тетрадь совершенно иное.

Время шло. Грандиозные планы и мелкие поиски – булавка, черт бы ее побрал! – иссякли. Чем занять себя до вечера? Солнце жгло. Пот тек ручьями. Спать не хотелось. Фляжка с водой опустела. От нечего делать Пеннивайз прихватил автомат Шмыги и выбрался из лощинки. Схоронившись под кустом, принялся осматривать местность. Ночью ведь будем форсировать! Опа!!!

С того берега, спокойно, даже показалось – вальяжно, плыли Линда-Браунинг и еще одна из Сучьего взвода. Значит, не ранены. А стрельба закончилась больше двух часов назад. Может, именно столько нужно времени для вербовки?

Отпраздновав это умозаключение еще парой таблеток экстази, Пеннивайз вытащил «беретту» и изготовился к стрельбе. Разборки он решил не устраивать. Разве это вернет гвардию? Только умножит разочарования. И вообще, на том берегу произошло неудачное сражение, и эту страницу нужно перевернуть. А засланок – в расход. Прицелившись в… – Линду он решил оставить напоследок, – спустил курок. Промазал. Отбросил пистолет. Чего мелочиться?… Автоматные очереди прочертили линию фонтанчиков. Обе предательницы попали под пули. Еще раз. И еще. Линда исчезла под водой сразу, а подружка еще побарахталась. Конец.

Он не почувствовал ничего. Разве что пенис слегка напрягся, провожая в последний путь полуоформленное желание хозяина в отношении Линды. Скрываться уже не имело смысла. Тем более – прочь сомнения в предательстве сук, – с того берега никто не стрелял. Взобравшись наверх и пинками растолкав Шмыгу, приказал ему собирать вещи.

Ноль и остальные двинулись к мотоциклам. Почудился какой-то хрип. Пеннивайз вновь спустился к реке. Подружка Линды таки выбралась на берег. Вся в крови и явно при последнем издыхании. Крикнув: «Грузимся! Я сейчас!» – он подошел ближе. Девка силилась что-то сказать, но Пеннивайзу было плевать на слова. Пришла пора просто перевернуть страничку. Закрыть книгу.

Шмыга с сумкой и тетрадью вышел на дорогу, стянул штаны и принялся делать кучу. Исписанные мемуарами листки он использовал по прямому назначению. Пеннивайз этого не видел.

Девица выдула кровавый пузырь и закатила глаза. Пальцы судорожно мяли прибрежный ил. Приставив «беретту» к ее виску, Пеннивайз удивленно отпрянул. Девица улыбалась.

– Что тебя рассмешило, милая? – вкрадчиво спросил он.

– Эй! – раздалось слева.

Хреновый из него стрелок! По берегу, небрежно держа в руке похожий на игрушку «браунинг», шагала Линда. Ни царапинки! Пеннивайз выстрелил в лежащую и вскинул руку для нового выстрела. Не успел. Линда выстрелила раньше. Тихий хлопок. Толчок в голову, чуть выше виска, щекотка внутри головы и жуткая боль с другой стороны черепа. Сознание затуманилось. Он упал на колени. Что такое? Мысль не имела адреса и причинила неудобство. Хотелось подумать о чем-то таком, что поможет стряхнуть боль и унять щекотку внутри головы. Новая мысль озарила его и принесла облегчение вкупе с внезапно раздвоившимся зрением.

«Я смешон!»

Две Линды что-то говорили. Но слова из ртов вылетали в пузырьках, как их рисуют в комиксах, только красного цвета, и были непереводимы.

Я смешон! Со сбитым набок рыжим париком. Яйцами, вылезшими из полураскрытого клапана запятнанного травой и грязью костюма. С размазанным гримом. И это правильно. Я ведь клоун! Клоун!!!

Глаза Линды стали увеличиваться. Он увидел в них себя всего.

Ты мой зритель! Алле-ап!

Вскочив, Пеннивайз сделал фуэте, и широко улыбнулся.

– Представление начинается! – закричал кто-то его голосом.

Он выщелкнул патроны из «беретты», отбросил ее прочь и принялся жонглировать ими. Скорчив уморительную гримасу, поиграл бровями и тонко заблеял. Высоко подпрыгнул, прошелся пингвиньей походкой, незаметно поймал ртом один из патронов, зажал его в зубах, сложил ладонь трубочкой, прижал ко рту и плюнул в Линду.

Линда, Линды в ужасе отшатнулась, отшатнулись, завизжала, завизжали и бросилась, бросились прочь. Отовсюду зазвучали аплодисменты. Клоун с достоинством поклонился. Шмыга красиво крутнулся вокруг себя и упал, высоко забросив в небо общую тетрадь. Не знал, дружище, что ты так талантлив!!! Аплодисменты усилились. Какие-то люди – а-а-а, Ноль, привет! – подхватили его и потащили наверх.

– Стойте! – завопил он. – Я еще не закончил! Номер на бис!

Аплодисменты стали оглушительными. Такой успех! Какие-то люди падали – от восторга, – корчились – от смеха, – кричали, смешно кривя рты, – конечно, на бис, – и Пеннивайза осенило.

– Сейчас будет танец с саблями!

Конечно же. Ведь это его коронный номер. Где сабли? Но вместо танца его усадили в дребезжащую повозку – как смешно, – и он помчался, помчался, хохоча и размахивая руками. А потом, разом так, неожиданно, навалилась сонливость. И сопротивляться ей у Пеннивайза не вышло.

* * *

Проснулся он на продавленной койке, застеленной вытертым вонючим покрывалом. С трудом подняв голову с твердой и тощей подушки, Пеннивайз осмотрел незнакомое помещение. Стол, табурет, газовая печка, шкафчики, половик и тапочки. Единственным предметом на столе была кружка. Жадно ухватившись, убедился, что она пуста. Тело было вялым и непослушным. Левый глаз заплыл, а язык, казалось, распух и не вмещался во рту. С трудом спустив ноги, выиграл нелегкую борьбу с тапочками и, наконец, обутый, доковылял до двери.

Солнце уже почти село. Вокруг стояли сараи, непонятные постройки, а вдалеке виднелся двухэтажный особняк. И ни одной живой души окрест. Кружка постоянно норовила выпасть, и Пеннивайз прижал ее к груди обеими руками. Пить!

Ноги, казалось, набиты ватой. В голове свистел сверчок, и еще что-то лежало, тяжело пульсируя и мешая сосредоточиться. В ушах гудело, словно в трансформаторной будке. Сложной траекторией он двинулся на поиски воды. Забредя на огород, жадно накинулся на помидоры. Теплая сочная мякоть притупила жажду. Присев на аккуратную дорожку, пощупал голову. С удивлением обнаружил чуть повыше виска аккуратную, почти не кровящую дырочку. А вот с другой стороны его ждал сюрприз. Палец ткнулся в расплющенную пулю, отколовшую маленький кусочек черепа. Волна боли не дала исследованиям продвинуться дальше.

Пеннивайз не рискнул подняться и на карачках пополз к кустам. И оказался в малиннике. Крупные и упругие ягоды были несладкими. Парень, что лежал тут же, ел сахар и был удивительно красив. Пеннивайз вежливо обратился к нему:

– Ты уверен в кошерности этой пищи?