Полковые учения, производившиеся великим князем, были полны поучительности и интереса. Всегда короткие – не свыше часа-полтора, но в быстрых аллюрах и с полным напряжением.
Полк забыл о ровном поле. Великий князь водил его по пересеченной местности, не избегая ни оврагов, ни кустов, ни лесов. Люди должны были уметь обходить засеянные поля, заборы, болота, прыгать через канавы и затем быстро восстанавливать фронт, не теряя связи. Вполне очевидно, что в первое время было много лошадей с хромотой и наколотыми ногами. Но это лишь поначалу. Постепенно лошади втянулись в работу, потеряли лишний жир и стали в рабочем теле.
Для быстрого прохождения больших пространств вырабатывался новый аллюр: galop allongе?, впоследствии известный в России под названием «полевой галоп», но вначале окрещенный скептиками и завистниками «полевым» галопом. Для атаки требовалось уметь дать сначала версты 2–2,5 такого галопа, и только затем карьер не менее чем на полверсты. Как далеко это требование отходило от прежнего!
Великий князь умел зажигать своим неугасавшим порывом окружающих, причем сам он горел больше других. В дело он вкладывал всего себя, и его пример почти гипнотически действовал на офицеров и солдат, готовых идти за своим молодым блестящим командиром в огонь и в воду!
Так как кавалерийские полки Красносельского сбора стояли по деревням вокруг военного поля, то для прибытия к месту учения им приходилось проходить расстояния в несколько километров, на что при аллюре шагом тратилось по часу и больше времени. Столько же и после учения при возвращении домой. Великий князь первый завел манеру прохождения этих пространств более быстрыми аллюрами, справедливо указывая, что лошади гораздо полезнее быть на полтора часа меньше под седлом, чем то же время плестись шагом, под палящим солнцем.
В 1886 г. вышел новый строевой полковой устав. В нем уже получили отражение некоторые новшества. Великий князь до тонкости изучил его и знал лучше всех, терпеливо указывая на малейшие ошибки и беспощадно карая всех без различия при их повторении.
В то время в большую моду вошли ученья «внемую» – по знакам командира полка, находившегося на расстоянии, или по движении его лошади. Учения эти развивали внимание и «совкость» части. В своем полку великий князь довел эти учения до совершенства, чему немало способствовала его монументальная фигура, резко выделявшаяся на фоне местности.
По его знаку, взятому им направлению, аллюру и даже взгляду все шесть эскадронов полка делали перестроения, меняли аллюры, развертывали фронт, рассыпались врозь, снова собирались, и все это без одного слова командира и в полной тишине.
С такой же осмысленностью великий князь учил свой полк разведке. Разводя одну часть полка от другой верст на 20–25, он давал разъездам различные задачи в запечатанных конвертах.
Словом, в каждое учение непременно вкладывалась известная мысль, и эта-то осмысленность возбуждала к себе живой интерес в исполнителях.
Без всякого преувеличения должно сказать, что своими требованиями и настойчивостью великий князь в строевом отношении поднял командуемый им полк на небывалую высоту; вместе с тем вокруг своего имени он создал ореол блестящего кавалерийского начальника. Ему стали подражать, отчасти же завидовать, указывая на то, что успехом своих новаторских идей он обязан «безответственности» своего положения, при котором только и возможно рисковать порчей казенного конского состава. В этом последнем отношении, несомненно, была некоторая доля правды. Но едва ли следует забывать, что главная сущность вопроса заключалась вовсе не в том, лучше или хуже другого командира полка сам великий князь, и не в сохранении одного-двух десятков лошадей, а в том, чтобы пробить рутину и проложить вперед дорогу живым идеям.
Конечно, были и в полку некоторые слабые стороны в обучении. К числу их относилось недостаточное внимание к рубке, обучение которой носило еще в то время характер бесполезного махания холодным оружием по воздуху в стороны и вперед. В загоне были также так называемые учения в пешем строю, хотя собственно к стрельбе из винтовки великий князь относился уже со вниманием. Но при суждении обо всем описанном надо иметь в виду, что дело происходило почти полвека тому назад и что в то время требования от кавалерии были не столь разносторонни, как ныне.
С началом дивизионных учений разница в обучении полков становилась еще более отчетливой для всех. Неудачных учений и маневров в лейб-гусарском полку просто не было, и в то время как в других частях дело часто не клеилось, у гусар все проходило гладко. Великий князь всегда выделялся среди других начальников своей решительностью, порывом и тактическим пониманием, а командуемый им полк – своим обучением и способностью к маневрированию.
Только осенью, после лагерного сбора и возвращения на зимнюю стоянку, начинался отдых. Великий князь обыкновенно уезжал из столицы, пользуясь этим временем для любимой им охоты.
В 1889 г., когда бывшему наследнику цесаревичу минул 21 год, он поступил на действительную службу в полк. В этом решении императора Александра III нельзя было не видеть высокой оценки деятельности великого князя как командира полка, у которого было чему поучиться.
6 мая все офицеры полка были приглашены в Александровский дворец, где представлены новому однополчанину. После этого дня наследник нес в полку рядовую службу младшего офицера по осень того же года. В течение лагерного сбора он жил в Русской Каперской, в особо выстроенном для него небольшом домике. Затем в следующем, 90-м году цесаревич Николай провел лето на службе в полку уже в качестве командира первого лейб-эскадрона, причем принял с полком участие в больших маневрах, на которых присутствовал император германский Вильгельм.
Будущий император всероссийский отличался большой аккуратностью в несении службы. Не будучи особо красивым всадником, он проявлял необыкновенную выносливость в верховой езде. Для него нередко было отправляться вечером верхом в Новый Петергоф к августейшим родителям из Русской Капорской, делая 21 версту немедленно же после конного учения или очередного маневра на Красносельском военном поле, до которого от того же Капорского приходилось сделать верхом в оба конца еще верст 10–11. Переход от Русской Капорской до Нового Петергофа он обычно совершал верхом на известном белом забайкальском коньке, на котором сотник Забайкальского войска Пешков совершил свое знаменитое путешествие верхом от Читы до Петербурга. Конь этот поднесен был сотником Пешковым в дар наследнику престола.
По общим отзывам, отношения августейшего дяди к племяннику и обратно были в то время самые корректные и предупредительные, что вполне отвечало строго монархическим взглядам великого князя.
Затем, в период нахождения великого князя Николая Николаевича во главе лейб-гусар, в полку также некоторое время командовал эскадроном младший брат императора Александра III великий князь Павел Александрович.
В тот же период времени в России с визитом к царствовавшему императору приезжал дважды император германский Вильгельм II. Это было в 1888 и в 1890 гг., оба раза в лагерное время.
В первый раз в честь высокого гостя, лишь недавно ставшего императором Германии, в Красном Селе был устроен смотр всей гвардейской кавалерии, в котором участвовало до 50 эскадронов. Всю эту массу конницы вел внемую генерал-инспектор кавалерии великий князь Николай Николаевич Старший. Его сын великий князь Николай Николаевич Младший находился как командир полка во главе лейб-гусар.
Вдруг по знаку генерал-инспектора фуражкой вся эта конница в несколько тысяч человек, шедшая галопом, спешилась как один. Люди ловко и быстро выстроились по сторонам своих коней. Гробовое молчание. Когда пронеслась туча поднятой пыли, был подан второй знак, по которому люди снова сели на своих коней и стройно помчались вперед тем же галопом.
Картина вышла потрясающей…
Во второй приезд император Вильгельм присутствовал на маневрах Петербургского округа. После окончания маневров полки проходили церемониальным маршем. Во главе лейб-гусар шел великий князь Николай Николаевич. Некоторые эскадроны полка были пропущены карьером, во время которого один из офицеров, командовавших эскадроном, оказался вследствие путаницы в сигналах позади эскадрона. Ко времени прохождения этого эскадрона мимо царской стоянки все успело выровняться и всякий прошел там, где ему полагалось. Раздалось царское «спасибо», но зоркий глаз августейшего командира усмотрел беспорядок, и виновник его штаб-ротмистр М. немедленно был посажен им на гауптвахту.
Отъезд императора германского с маневренного поля был отмечен случаем, едва не закончившимся трагически. Обыкновенно в конце маневров, после сигнала «отбой», в поле накрывался для высочайших особ и лиц их свиты завтрак, к которому приглашались офицеры ближайших к царской Ставке войсковых частей. Таковых офицеров ввиду любопытства, возбужденного присутствием высокого иностранного гостя, оказалось чрезвычайно много, и их желанием было приветствовать после завтрака громким «ура» отъезд своего верховного вождя императора Александра III. Подали тройку, заменявшую в то время автомобиль. Офицеры сгрудились вокруг нее. В коляску сели оба монарха. По слову императора Александра III, обращенному к кучеру, «пошел» вырвалось громкое «ура» окруживших коляску офицеров. Испугавшись криков, лошади заупрямились. Коренник встал на дыбы, пристяжные рванули в стороны. Тройка не сдвинулась с места. Вследствие этого император Александр III должен был просить офицеров прекратить крики, и только тогда, после ряда усилий успокоить взволновавшихся лошадей, коляска с обоими императорами бешено прыгнула вперед и умчалась по ровной дороге… Об этом инциденте в свое время много говорили в столице ввиду личной несимпатии императора Александра III к своему гостю.
Между великим князем Николаем Николаевичем и императором Вильгельмом II никогда не существовало близких отношений. Я могу объяснить это тем общим недоверием, которое существовало в России по отношению к молодому германскому императору. Удаление князя Бисмарка, прекращение действий конвенций 1887 г., а также торжественно обставленное путешествие императора Вильгельма на Восток предопределили неблагоприятное для России направление нового политического курса в Германии. С другой стороны, экономические соображения России, требовавшие для ее развития привлечения иностранных капиталов, вызывали все настойчивее необходимость сближения России с Францией и Англией, против которой, собственно, и было направлено жало новой германской политики.
Основанием к политической перегруппировке европейских государств послужил, собственно, союзный договор между Германией и Австро-Венгрией, начало которому было положено в 1879 г. Прошло, однако, еще около 12 лет, прежде чем для России вырисовалась окончательно неизбежность полного разрыва с прошлым и заключение нового франко-русского союза. Известно, что обмен мнениями по этому вопросу произошел между правительствами России и Франции лишь во второй половине 1891 г. Но только в следующем году состоялось наконец подписание соответственного проекта военной конвенции начальниками генеральных штабов обоих вышеназванных государств. Наконец, еще через 10 лет, в 1902 г., состоялось высочайшее назначение великого князя Николая Николаевича при войне на Западе главнокомандующим войсками германского фронта.
Все эти данные, лишь постепенно развернувшиеся на протяжении многих лет, конечно, мало способствовали установлению сколько-нибудь доверчивых отношений между обоими названными выше лицами, имевшими вероятие оказаться в будущем военными противниками.
Тем не менее император германский Вильгельм назначил великого князя Николая Николаевича шефом 10-го Магдебургского гусарского полка. Депутация этого полка приезжала в Петербург и была радушно и гостеприимно принята великим князем и лейб-гвардии Гусарским полком в Русской Капорской – летней резиденции полка близ Красного Села.
Великий князь и сам по приглашению императора Вильгельма был в Германии на маневрах германских войск. Присутствуя в свите императора, он, конечно, не мог многого видеть, но по своем возвращении восхищался стройностью и порядком передвижения немецких войск. Восхищался он также теми лошадьми, которые были подведены ему и лицам его свиты для присутствования на маневрах.
В последний год командования полком великий князь, широко зарекомендовавший себя блестящим кавалеристом, был командирован на большие маневры под Ровно войск Варшавского военного округа, составивших северный отряд против войск Киевского округа, выделивших южный отряд. Великому князю было поручено командование кавалерией северного отряда, долженствовавшей действовать против южной конницы, которой командовал также известный кавалерист того времени генерал Струков. Старшим руководителем этого маневра был Николай Николаевич Старший.
Молодой великий князь, широко раскидывавший свои части до боя и умевший их быстро сосредоточивать к периоду боевого столкновения, приобретал почти всегда ко времени боя преимущества над своим противником. Это вызывало скрытое недовольство не только командовавшего войсками Киевского военного округа генерал-адъютанта Драгомирова М. И., ревниво относившегося к боевой подготовке войск своего округа, но и недружелюбное отношение к вводимым новшествам старого генерал-инспектора кавалерии Николая Николаевича Старшего, видевшего в них до известной степени осуждение им охранявшейся рутины.
Великий князь Николай Николаевич не мог не заметить этого к себе недружелюбия со стороны лиц старшего, так сказать, поколения, но, преклоняясь перед талантами и воспитательными приемами Драгомирова, он все же сумел сохранить по отношению к последнему до самой его кончины хорошие чувства и добрые отношения.
Зато молодежь отнеслась к великому князю восторженно, и возвращение его после маневров в полк было для него в известной мере триумфом.
2. Во главе 2-й гвардейской кавалерийской дивизии
В самом конце 1890 г. великий князь Николай Николаевич сдал полк и через некоторое время получил в командование 2-ю гвардейскую кавалерийскую дивизию, расположенную в окрестностях столицы.
Весной 1891 г. скончался отец великого князя Николай Николаевич Старший и должность генерал-инспектора кавалерии была упразднена; разработка же всех вопросов, касающихся кавалерии, была сосредоточена в особой кавалерийской части при Главном штабе. Эти обстоятельства позволили молодому великому князю более свободно вести полки своей дивизии по новому пути, глубоко отличному от прежнего рутинного.
Уже с зимы стали в полках этой дивизии проводиться все подготовительные требования, вылившиеся к этому времени в стройную программу благодаря опыту, произведенному ранее в лейб-гусарском полку. Конечно, дело не обходилось без трений, кое-где втихомолку роптали, по-прежнему опасаясь порчи конского состава, но все же к лету требование легкого и быстрого маневрирования эскадронов и полков на пересеченной местности было достигнуто. Много работы было проявлено и в деле разведки, в результате чего в конце лета на двухсторонних маневрах дивизия, которой командовал великий князь Николай Николаевич, заметно выделилась своей подготовкой по сравнению с другими кавалерийскими частями.
Не обходилось без курьезов. Случайное появление какого-нибудь небольшого разъезда от частей 2-й гвардейской кавалерийской дивизии в тылу или на фланге противной стороны вызывало маневренную панику. «Гусары уже в тылу! Мы обойдены!!» – передавалось из уст в уста. «Опять неудачный для нашей стороны маневр!»…
Преимущества в боевом отношении тех принципов, которые были положены в основание обучения полков 2-й гвардейской кавалерийской дивизии, настолько били в глаза, что постепенно их стали проводить и в полках 1-й гвардейской кавалерийской дивизии. Вначале это подражание казалось трудноосуществимым ввиду того, что полки 1-й гвардейской кавалерийской дивизии были кирасирскими и, как таковые, комплектовались более рослыми людьми и лошадьми. Необходимо было поэтому побороть новое предубеждение о невозможности предъявления одинаковых требований к обеим дивизиям. Вскоре, однако, действительность показала противное, и втянутые в работу рослые кирасиры на своих дромадерах галопировали и маневрировали на пересеченной местности за умелым и опытным вождем с одинаковым почти успехом, как и легкие гусары или уланы.
Гвардейская кавалерия получила, таким образом, общий толчок в новом направлении.
Командование дивизией было чрезвычайно полезным этапом для молодого великого князя на пути его дальнейшего служебного движения. В лице начальника штаба командуемой им дивизии полковника Палицына он получил чрезвычайно осторожного и систематического сотрудника, ознакомившего его с хозяйственно-административными распорядками, принятыми в Военном министерстве, и систематизировавшего все его мысли по вопросу об обучении конницы. Трудно было вначале представить себе, как могли ужиться и сработаться эти две столь различные фигуры. Один – пылкий, излишне горячий, порывистый, другой – осторожный, медленный, слишком, может быть, даже теоретичный. Тем не менее совместная работа у них наладилась: великий князь учил конные части в поле – его начальник штаба на основании результатов этих работ подготовлял разного рода приказы, инструкции, чертежи и схемы, которые получали неофициальное распространение не только во всей гвардейской кавалерии, но и в тех армейских полках, во главе которых стояли более восприимчивые и деятельные командиры. Так как весьма многими полками командовали офицеры, проведшие свою первоначальную службу в гвардейских частях или в Генеральном штабе, то приемы и навыки, рекомендуемые великим князем, стали распространяться во всей армии довольно широко.
Существовавшие в то время официальные уставы кавалерийской службы и наставления к ним страдали к тому же слишком большой общностью указаний, которые оставались часто неуловимыми для начальников средней руки. Они требовали самостоятельной разработки деталей, каковая работа была непосильна большинству тогдашних кавалерийских начальников. В результате этого многие отделы обучения как бы обходились, причем особенно страдали вопросы организации разведки в широких размерах и употребления боевых порядков крупных частей кавалерии (свыше полка). Между тем в то время в России существовали не только кавалерийские дивизии, но пользовалась вниманием также идея сведения дивизий в отдельные кавалерийские корпуса. Кроме того, свойства новых образцов артиллерии и винтовки требовали также изменения уставных форм.
В сущности, вся предварительная работа по пересмотру действовавших уставов производилась в штабе 2-й гвардейской кавалерийской дивизии под руководством ее энергичного и сведущего начальника, и, как я сказал, уже задолго до появления новых уставов по рукам ходили литографированные листки, составленные по опыту обучения частей 2-й гвардейской кавалерийской дивизии в штабе этой дивизии. Сами же уставы, по которым начала учиться вся русская кавалерия, вышли несколько позднее, а именно в 1896 г., когда великий князь Николай Николаевич занял уже должность генерал-инспектора всей кавалерии. Это были: а) Устав кавалерийской службы (при части) и б) Наставление для ведения занятий в кавалерии.
В тот же период времени стало входить в употребление решение в поле разного рода тактических задач путем маневрирования против обозначенного противника, также передвигавшегося по указаниям особого лица, получавшего соответственные указания от старшего руководителя.
3. Новый генерал-инспектор кавалерии
Весьма скоро по восшествии на российский престол императора Николая II должность генерал-инспектора кавалерии была восстановлена, и на нее в 1895 г. назначен великий князь Николай Николаевич.
Великий князь оставался в этой должности 10 лет, и, таким образом, при его кипучей энергии личное влияние его на развитие русской конницы вылилось в совершенно исключительные формы.
Должность генерал-инспектора при наличии в России командующих войсками в округах, на которые была поделена вся территория России, с непосредственным подчинением названным лицам всех войск, находящихся на ней, несомненно, должна была представлять известные тактические трудности. Излишнее вмешательство в подбор личного состава и в порядок ведения занятий, несомненно, могло вызывать разного рода неприятные трения с командующими войсками; напротив, при уклонении от такого вмешательства генерал-инспектор не мог рассчитывать добиться в полной мере проведения своих требований, в особенности если они находились не в полном согласии со взглядами местного начальства.
Великий князь взял в этом отношении среднюю линию. В отношении занятий он предоставлял наблюдение за всем ходом их в течение зимнего периода местному начальству; его объезды поэтому начинались лишь в период эскадронных учений в кавалерии и продолжались вплоть до осени, т. е. до конца специальных кавалерийских сборов. Впоследствии же он ограничивался даже проверкой строевых и тактических занятий только в период специальных кавалерийских сборов, оставляя, впрочем, за собой право проверки в эти же периоды и тех эскадронов, которые почему-либо выделялись в ту или другую сторону. В общем, эти проверки давали ему материал для суждения о качестве всего личного состава кавалерии.