Вот как описывает один из бывших начальников кавалерийских дивизий сделанное ему однажды испытание:
«Лично моему единению с конем великий князь сделал экзамен, проскакав со мною более трех верст до того места, с которого он хотел видеть порядок дебуширования полков на военное поле по данному им указанию.
Теряю ли я при этом дыхание, он проверял, бросая по дороге те или другие вопросы, на которые я должен был отвечать. Командира корпуса мы на скачке потеряли, а командующий войсками наблюдал вообще издали, чтобы не стеснять великого князя и не принимать участия в столь быстрых передвижениях при его раненной в колено ноге».
Приведенный пример – образец экзамена только на свежесть сил и выносливость начальника. Но решение тактических задач путем маневра двухстороннего или против обозначенного противника давало материал для суждения и о более серьезных внутренних достоинствах испытуемого как кавалерийского начальника.
Получавшиеся данные о начальниках по окончании объезда суммировались и служили материалом для их служебных аттестаций.
Во время производства смотров чаще всего и проявлялась та горячность великого князя, о случаях которой ходило столько легендарных рассказов. Не отрицая таковых случаев, я все же должен привести в извинение их, во-первых, слишком большую косность и неподготовленность некоторых начальников того времени, во-вторых – искреннее горение в деле, вызывавшем неприятную сцену, самого великого князя, который ничего не видел, кроме самого дела, и только по поводу его и горячился, и, в-третьих – столь же искреннее раскаяние и стремление загладить свою крикливую выходку каким-либо примиряющим словом или жестом.
«Неужели я опять накричал?» – спрашивал он сопровождавших его лиц.
«Черт возьми, – сердился он на себя, узнав о своей новой вспышке несдержанности. – Надо как-нибудь исправить дело!»
И за общим завтраком или обедом, который давали в его честь или который от его имени гостеприимно предлагался офицерству, он неизменно спешил загладить свою вину, иногда даже прямым извинением.
Надо при этом заметить, что разнос учинялся всегда в поле, где повышенный голос являлся часто необходимостью, и что у великого князя сам тембр голоса и манера чеканить слова производили всегда несколько резкое впечатление, усугублявшееся нервной жестикуляцией его длинных и тонких рук. Бывали, впрочем, и такие начальники, которые обидами на резкость великого князя стремились прикрыть свой уход со службы, объясняемый попросту полным их ничтожеством и несоответствием занимаемой должности.
Во всяком случае, я должен сказать, что великий князь в этом смысле усиленно работал над собою и что с течением времени эта его несдержанность сглаживалась все больше и больше. За весь период пребывания великого князя в должности Верховного главнокомандующего я, видевший его ежедневно и в самой различной обстановке, был свидетелем лишь одной его вспышки. Я привожу ее ниже в главе VI полностью с той целью, чтобы читатель мог сам судить по ней, о каких качествах великого князя эта сцена больше должна говорить беспристрастному судье.
Зато как он умел захваливать в случаях положительных и особенно при разумном проявлении частной инициативы!
«Двенадцать баллов такому-то, – кричал он на все поле своим резким голосом, – за то-то и то-то!»
«Карьером к такому-то эскадрону; передать ему мое восхищение таким-то решением, – кричал он своему адъютанту. – Я не могу подать сигнал благодарности, так как на него ответит весь маневрирующий отряд». И громкое «рады стараться» несется издали в ответ на посланное приветствие через несколько секунд головоломной скачки адъютанта, передававшего благодарность.
«Чудо-богатыри», «сверхбогатыри» – все это эпитеты, которыми он, Верховный главнокомандующий русской армией, неизменно награждал войсковые части, ожидавшие признания им своей доблести!
Но начальствующих лиц надо было в годы мира не только проверять, но и учить. И вот с этой целью с 1897 г. по почину инспекции кавалерии начались полевые поездки со старшими кавалерийскими начальниками, кандидатами на командиров полков, бригад и начальников дивизий. Впоследствии для этого рода занятий было выработано особое положение и эти поездки приобрели систематический характер.
Весьма важным элементом в кавалерии является, конечно, лошадь. Конное хозяйство составляет вместе с тем фактор большого значения в народном хозяйстве. В соответствии с этим великий князь обратил особое внимание на правильность ремонтирования армии лошадьми. В прежнее время, до вступления великого князя в должность генерал-инспектора кавалерии, ремонтирование это производилось особыми ремонтерами на коммерческом праве. Способ этот был далеко не удовлетворительным для армии и представлялся невыгодным для развития коннозаводства. Вследствие этого по инициативе инспекции и ее трудами было выработано новое положение о ремонтировании армии лошадьми, в каковом положении были приняты существенные меры как для улучшения сорта лошадей, поступающих в армию, так и для расширения зон производства в стране ремонтных лошадей. Вместе с тем был уничтожен вредный способ единоличной закупки лошадей ремонтерами, взамен которого было установлено приобретение лошадей специальными ремонтными комиссиями непосредственно от коневодов и коннозаводчиков по особым расценкам, с правом выдачи под поставляемых лошадей особых авансов. Установлена была также закупка теми же комиссиями верховых лошадей для офицеров кавалерии и Генерального штаба.
Положение о ремонтировании армии лошадьми вышло в 1901 г., а уже в следующем году великий князь лично объехал целый ряд ремонтных комиссий, знакомясь с их деятельностью.
При этом объезде он впервые побывал на Кавказе и проехал по Военно-Грузинской дороге, любуясь ее красотами.
В вопросе о вооружении кавалерии великий князь был вначале ярым противником пики. Существовавшее в русской кавалерии горячее увлечение искусством рубки шашкой разного рода предметов (лоза), сменившее прежнее бесполезное махание шашкой по сторонам, отрицало полезность пики. Однако именно на этом примере можно ясно видеть отсутствие у великого князя какого-либо упрямства в его убеждениях или просто предубеждения. Когда пика стала входить вновь в вооружение кавалерии многих иностранных армий, то и наша инспекция не только не обнаружила стремления к наложению на этот вопрос своего veto, но даже отнеслась к предположенной мере о введении пики на вооружение всей нашей конницы очень заботливо, содействуя ее осуществлению.
С особой горячностью великий князь стремился к улучшению технического снабжения наших конных частей. Особенно привлекали его внимание средства связи и переправы. Рядом с испытанием последних обращено было также особое внимание на обучение частей плаванию, и я лично был свидетелем переправы вплавь целого полка через такую серьезную преграду, как Днестр, в пределах бывшей России.
Внимание генерал-инспектора привлекало также искусство стрельбы из винтовок и пулеметов. Вначале к оружейному огню в нашей кавалерии относились презрительно. Но когда в нем наши конные части укрепились и вследствие этого поверили в его силу, тогда явилось убеждение и в пользе действий кавалерии в спешенном строю. Пренебрежение тем, чего не знают, – обычное явление в нашем военном деле.
Деятельность великого князя распространялась и на казачьи части, которые он любил и в боевые качества которых верил. Особое пристрастие он питал к кавказским казачьим войскам. Так как казаки по существовавшему положению выходили на службу на своей собственной лошади, то, естественно, по отношению к ним у великого князя являлась меньшая требовательность. Особенно его увлекал казачий способ действия «лавой», дававший свободу проявления самостоятельности каждому рядовому казаку.
Стремление великого князя не только проверять, но и учить командный состав особенно рельефно выражалось во внимании к организации офицерской кавалерийской школы, находившейся в его подчинении как генерал-инспектора кавалерии. Школа эта была капитально реорганизована в 1896–1897 гг., и заботам о ней великий князь посвящал много времени.
К концу пребывания великого князя в должности генерал-инспектора кавалерии эта школа состояла из нескольких отделов, преследовавших каждый свою специальную задачу.
Главным отделом в ней был отдел молодых офицеров (так называемый переменный состав), составлявшийся из командировавшихся от кавалерийских полков в школу на два года для обучения выездке молодых лошадей в полках и совершенствования в искусстве владения оружием. Для руководства обучением этим тонким специальностям были из-за границы (Италия и Франция) выписаны лучшие мастера и знатоки этих специальностей. Независимо оттого при этом же отделе была организована учебная кузница, выпускавшая в полки солдат – специалистов по кузнечному делу.
Засим существовал особый отдел эскадронных и сотенных командиров, где собирались на зимний период кандидаты на указанные должности. Тактическое развитие и уставная часть составляли главные предметы этого курса.
Наконец, для втягивания в полевую работу кандидатов на должность полковых командиров соответственные чины собирались в конце лета или в начале осени для систематического курса парфорсных охот.
В целях их организации в имении графа Пржездецкого «Поставы» были выстроены соответствующие бараки для офицеров и людей, а также помещения для зверя и собак. Сами охоты производились по искусственному следу, пользуясь для сего обширными пространствами (до 80 тыс. десятин) лугов, лесов, болот и других пустопорожних мест имения. Этот курс, имевший не только учебный, но и испытательный характер, был чрезвычайно полезен для русской кавалерии как устранявший, почти механически, тех офицеров от продвижения на командные должности, которые не сохранили обязательной для службы в кавалерии свежести. Само собой разумеется, что все организуемые охоты были строго рассчитаны с силами среднего всадника и производились на вполне наскоканных лошадях школы, легко и охотно бравших препятствия.
Наконец, та же школа служила для производства всякого рода испытаний предметов технического снабжения, введение которых в кавалерию могло представлять какие-либо выгоды. С этой целью при школе содержался эскадрон офицерской школы, комплектовавшийся на общем основании.
Прекрасным помощником великого князя по всем вопросам кавалерийской школы был впоследствии по войне громко известный генерал Брусилов, состоявший долгое время начальником ее.
Глава IV
Великий князь Николай Николаевич – главнокомандующий войсками гвардии и Петербургского военного округа. Председательствование его в Совете государственной обороны
1. Il faut aller en devant des e?venements et non les suivre (Napoleon)[3 - Надо идти впереди событий, а не следовать за ними (Наполеон).]
Великий князь Николай Николаевич уже в бытность генерал-инспектором кавалерии пользовался большим авторитетом у царствовавшего императора Николая II. Поэтому в особо трудных или деликатных случаях к нему обращались многие государственные деятели за содействием. Граф Витте, например, в своих воспоминаниях рассказывает, что великому князю Николаю Николаевичу совместно с тогдашним министром иностранных дел графом Ламсдорфом пришлось принять участие в очень щекотливом деле по ликвидации противоречившего русскому соглашению с Францией Бьеркенского соглашения 1905 г. императора Николая с германским императором Вильгельмом. Великий князь твердо и определенно высказал государю свое мнение о необходимости уничтожения названного договора или в крайности о замене его другим, находящимся в соответствии с договором России с Францией.
Как ни трудно было императору Николаю II сознаться в ошибочности своего шага, но под влиянием слов великого князя он принужден был согласиться на предоставление графу Ламсдорфу права найти для улажения конфликта соответственные дипломатические средства.
Однако во Франции этот поступок императора Николая оставил по себе надолго горький осадок, и еще 1917 г. министру иностранных дел Временного правительства П.Н. Милюкову пришлось объясняться по этому вопросу:
«Мне кажется, – телеграфировал П.Н. Милюков 19 апреля 1917 г. русскому послу в Париже, – что, раз в нашей печати появились разоблачения о договоре 1905 г., необходимо немедленно же сообщить французскому и английскому правительствам как содержание договора, так и подробные обстоятельства всего дела, свидетельствующие о всегдашней лояльности ответственных руководителей внешней русской политики по отношению к Франции. Подобное сообщение, в сущности, не может особенно компрометировать в глазах Франции отрекшегося императора, которого можно упрекнуть не в двоедушии, а лишь в крайней слабости воли, ибо, поддавшись внушениям императора Вильгельма, он искренно верил в возможность привлечь к договору французское правительство. Несколько иначе обстоит дело по отношению к Англии, против коей был направлен договор, но не следует забывать, что в то время Англия всецело находилась на стороне наших врагов и что начало к сближению с ней положено было лишь два года спустя».
Авторитет великого князя при царе достиг своего апогея к 1905 г., когда внутреннее положение страны ухудшилось настолько, что порядок мог быть сдерживаем в ней только войсками. Великий князь Николай Николаевич всегда считался одним из самых твердых военачальников, и потому императору Николаю II естественно было видеть в нем для себя опору и защитника династии, принимая тем более во внимание его принадлежность к императорской фамилии.
При таких исключительных условиях неудивительно, что когда над Россией нависли черные тучи первой революции, великому князю Николаю Николаевичу пришлось сыграть выдающуюся роль в истории России.
Наступала осень 1905 г. Внутреннее положение становилось донельзя напряженным. В войне с Японией одна неудача следовала за другой: Лаоян, Шахэ, сдача Порт-Артура, Мукден – таковы печально звучавшие имена сухопутных поражений. Наконец, на море – трагическая Цусима. Всем было ясно, что маленькая Япония победила русского великана. Спешно открылись в Портсмуте морально тяжелые для России мирные переговоры.
Хотя в русско-японской распре приняла участие едва третья часть русских вооруженных сил, тем не менее война эта внесла полное расстройство в организацию всей армии. Это обстоятельство явилось результатом неправильной системы комплектования маньчжурских армий, для которых из войсковых частей, оставшихся в России, бессистемно выхватывались офицеры, кадровые нижние чины и разного рода специалисты; из запасов же военного времени бралось для пополнения материальной части все то, в чем оказывалась нужда на театре войны. Под конец же войны по настоянию начальства маньчжурских армий, для коренного улучшения состава последних, изо всех частей войск, остававшихся в России, были выделены и отправлены на Дальний Восток все люди младшего возрастного призыва, что окончательно расстроило эти части и свело многие полки к столь ничтожному составу, при котором стало невозможным ни правильное обучение, ни несение гарнизонной службы.
Между тем, как я уже говорил, случаи вмешательства вооруженной силы во внутреннюю жизнь страны значительно возросли вследствие все разраставшейся революционной пропаганды. В сущности, к указанному времени вся Россия была объята волнениями; некоторые же окраины находились в открытом возмущении. Жестокое восстание разразилось в Москве. К сожалению, революционная пропаганда не ограничилась населением; она стала проникать и в казарму. Особенно неспокойно становилось во флоте; команды на берегу и на кораблях были почти полностью захвачены революционным брожением.
В начале октября стало останавливаться железнодорожное движение; забастовали телеграф, почта. В Петербурге потухло электричество и явилась угроза остановки даже водопровода… Страну охватило состояние паралича.
Рядом с безвластным правительством, авторитет которого стал неизменно падать, выросло новое учреждение – Совет рабочих депутатов, который успел в самое короткое время укрепиться и разрастись в своем значении. Его исполнительный орган по объему власти становился день ото дня все сильнее и потому опаснее для правительства.
В столь трудное время в оперативную часть Главного штаба стал все чаще захаживать для сбора различного рода справок, часто секретных, генерал Палицын, занимавший должность начальника штаба генерал-инспектора кавалерии. Занимая в то время должность начальника оперативного отделения, я вынужден был в конце концов испросить у своего начальства указаний, могу ли я удовлетворять пожелания генерала Палицына. Получив утвердительный ответ, я из него мог усмотреть, что генерал Палицын выполняет какое-то поручение, остающееся пока секретным. Я не выразил поэтому особого удивления, когда вскоре прочел в одном из высочайших приказов об учреждении должности начальника Генерального штаба, о чем много говорили тогда, и о назначении на эту должность генерала Палицына с выделением в его ведение нескольких отделений Главного штаба, ведавших вопросами оперативными, железнодорожными и топографическими. Несколько позднее в Главное управление Генерального штаба перешла также мобилизационная часть.
Здесь кстати будет сказать, что вместе с учреждением должности начальника Генерального штаба последний по примеру Германии был изъят из подчинения военному министру, и, таким образом, по вопросам, подведомственным начальнику Генерального штаба, он являлся прямым докладчиком у государя императора. Порядок этот не дал, однако, у нас в России ожидавшихся результатов, и весьма скоро начальник Генерального штаба, выделенный из состава Военного министерства, оказался совершенно оторванным от жизни и бессильным в проведении тех мер, которые казались ему необходимыми. Настоящим хозяином дела продолжал оставаться военный министр, в ведении которого оставалось распоряжение бюджетом. Вместе с тем наличие двух докладчиков по военным делам лишь излишне должно было стеснять государя, в особенности в случае разногласий между ними. По этим соображениям уже в 1908 г. Главное управление Генерального штаба было вновь введено в состав Военного министерства. Начальник Генерального штаба был подчинен военному министру, и за ним было оставлено лишь право личного доклада государю в отдельных случаях в присутствии военного министра. В таком именно виде положение о начальнике Генерального штаба продержалось в России до войны 1914 г.
Назначение на должность начальника Генерального штаба генерала Палицына, многолетнего сотрудника великого князя Николая Николаевича, ясно указывало, что в гору идет влияние последнего. И действительно, почти одновременно с новым назначением генерала Палицына был учрежден Совет государственной обороны, во главе которого оказался великий князь Николай Николаевич. Вместе с тем, спешно вызванный из деревни в Петербург, он заменил одновременно и великого князя Владимира Александровича, дядю императора Николая II, на посту главнокомандующего войсками гвардии и Петербургского военного округа. Этот последний пост ввиду положения, создавшегося в России, в частности в Петербурге, получил к тому времени исключительную важность, так как в руки лица, находившегося во главе войск столичного округа, по существу, передавалась судьба столицы, а с нею и всей империи.
Общеизвестно, что граф Витте, недавно вернувшийся из Северной Америки, после заключения мира с Японией усиленно советовал в интересах общего успокоения даровать стране конституционные начала, во изменение никого не удовлетворившего закона о «Булыгинской» Думе, которым предусматривалось «непременное сохранение основных законов империи». Названное лицо, таким образом, являлось вдохновителем идей, положенных в основу манифеста 17 октября и новых основных законов, приуроченных к нему. И хотя установленные новые положения заключали в себе много неопределенностей, недомолвок и даже противоречий, тем не менее едва ли, однако, серьезно можно оспаривать то положение, что с утверждением их Россия должна была считаться государством, вступившим на конституционный путь.
«Никакой закон, – говорилось в одной из статей новых основных законов, – не может восприять силы без одобрения Думы».