Работорговцы. Русь измочаленная

– А то, светлейший князь! Мы по обычаю жрём: как мёд, так ложкой, как добро, так половником. Дозволь отпить из твоего кубка?

– Вот уж хрен тебе, – рассмеялся князь. – Из крухана помойного тяпнешь.

– Я тяпну, – согласился Лузга, – что я, не русский человек? Всю жизнь так пьём, привыкли.

Он подставил свою запомоенную кружку виночерпию, который с видом величайшего недовольства наполнил её медовухой.

«Третий тост – не чокаясь», – машинально подумал Щавель, но прикинул, что гости активно пили между тостами, и не стал заморачиваться.

Третью, впрочем, опрокинули молча и, не сговариваясь, все разом. Медовуха шла гладко, била сильно.

– Устроим состязание бардов, – заявил светлейший.

– Рано ты сегодня, – заметила Улита, но князь не слушал:

– Желаю, чтобы все!..

– Ты пей, да Бога разумей! – напомнил Лузга.

– Какого из…? – усмехнулся Щавель.

– Какая те разница, поганый язычник? Тебе что солнце, что колесо, лишь бы круглое.

Княжеская воля явила себя пред честным народом в лице статного дружинника посредь зала.

– Неср-равне-е-енная Агузар! – зычно протянул он.

На его место выскочила гибкая смуглянка с узкими хитрыми глазищами. Повела гузкой, топнула ножкой, зазвенели монисты. Ей подали гитару.

Солнце светит ярко над моею головой.
У моего мужчины встал передо мной.
Откройте двери, эльфы, подползите ко мне.
Вы всё равно, как черви, копошитесь в гнилье.

Нас встреча окрылит.
И вновь, и вновь, и вновь.
Вы будете пищать:
«Что за сука любовь?»
Мужчины в моей жизни!

Мужчины в моей жизни…
Зал притих. Мужчины оторопело слушали.

«Экое чудо! – оценил Щавель. – Ни фига не понять, а все замерли будто примороженные. Светлейший, как всегда, умеет удивить, знатно подготовился. Теперь его победить будет трудно. С бабой кому тягаться…»

– Пляшет и поёт. Во даёт, колба малафейная! – восхитился Лузга.

Танцовщице похлопали. Выпили. Настал черёд гостей. Минуту выжидали, кто первый ответит на вызов князя. Своих бардов привели немногие. Над общим столом выросла пшеничная копна. Двухметровый швед протянул руку к холопскому столу, указал на кого-то, звонко щёлкнул пальцами.

– Ларс!

Вызванный бард оказался упитанным мужичком в зелёной шляпе с пером. Он сноровисто повесил на грудь лютню, забренчал воровато и предательски:

Вот ныне взбирается Вещий Олег
На дикий Кавказ, где укрылся абрек.
Но грозного града руины страшны,
Не ждут там Олега, мы там не нужны.

Ударил, что было дури, по струнам и заблажил истошно:

Тили-тили, трали-вали,
Мы кровищу проливали!
Тарам-пам-пам…

Ларса проводили аплодисментами, но было заметно, что несравненная Агузар осталась несравненной. Припомнив её песнопения, эльфийский купец подал знак своему барду. Из-за холопского стола поднялся тощий весёлый эльф с греческой кифарой. Его заскорузлые уши украшал длинный венчик светлых волос.

Дружинник, объявляющий претендентов, пошептался с ним, вышел на середину зала.

– Движущийся навстречу судьбе менестрель Йа… Иэ… э… Эльтерриэль, чья музыка подобна отзвукам серебряного ветра! – с трудом закончил детина.

– Надо выпить! – сказал князь.

Эльф тронул струны:

Бывает так, бывает,
Никто ты и ничто.
О чём напоминает
Тебе последний чёрт.
А ты и не скучаешь
И вдаль себе идёшь,
Не ведая дороги,
Не слушая нудёж…

Затяжная баллада эльфа позволила слушателям не торопясь опустошить пару кубков, когда, наконец, переливчатая мелодия стала подводить к завершению:

Когда сойдутся звёзды,
Мы встанем в тот же час.
Молитвою все встретят
Пиндец, постигший нас!

Глаза Эльтерриэля закатились, пугая фиолетовыми белками, пасть изрыгнула:

– Ph’nglui mglw’nafh Cthulhu R’lyeh wgah’nagl fhtagn!!!

По спине Щавеля пробежал холодок. Хмель как ветром сдуло.

– Затмение эльфов! – крикнул он, вскакивая и загораживая князя. – Всем творить крестное знамение!

Гости повскакали из-за общака. Кого-то толкнули, нездешним голубоватым светом блеснул нож.