Я раздробил зубами веточку от яблока и хотел разлить еще по одной, но указательный пальчик с обгрызенным ноготком остановил горлышко бутылки.
– Я больше не буду – не идет. Пошли спать.
– Душ?
– Не-а.
– Пошли. Я сейчас.
Я подставил затылок под струю холодной воды, пытаясь выкристаллизовать в обмякших мозгах сексуальную ясность, потом тщательно вытер голову махровым полотенцем и вышел из ванной.
Опять курит, зараза! Потом неделю проветривай.
– Пойдем.
Пока я раскладывал диван и стелил постель, моя собутыльница разделась и сразу юркнула под одеяло, достаточно разочаровав меня своей поспешностью.
А как же прелюдия? Кожа гладкая, но чуть липковата, надо было понастойчивее предложить принять душ. Вяловата моя юная жрица. Грудь остренькая, у Вероники, наверно, поаморфнее. А как со здоровьем? – опомнился! Что-то вольная борьба у нас совсем не того. Хотя кое-какая активность… Да смотри-ка ты… С насморком можно и задохнуться. Акробатическое доставание языком моего неба – я же водку пил, как бы рефлекс не сработал. Она слижет весь загар с моего тела, полегче – слюни стягивают кожу. Куда это она? Ой. Не ожидал, то есть, конечно, ожидал, но… Вероника… жарко… как жарко, Вероника… жарко… не надо было пить…
– Вероник, не надо было нам пить.
– Твоя Вероника с кем-то другим трахается.
Тьфу, дурак! И как я мог так.
– Это я это… Ты извини, все в голове перемешалось, ты извини, просто это…
– Да мне плевать.
– А тебя как зовут?
– Андромеда.
– Андромеда? – папа увлекался мифологией?
– Нет, обсерваторию сторожил – зови Анечкой.
***
Я проснулся в семь утра, очень небрежно умылся, поставил чайник и пошел будить мою ночную фею. Фея намотала на себя одеяло с простыней и накрылась сверху подушкой.
Как же она говорила ее зовут? Сильфида, Клеопатра, Джульетта или, может быть, Пенелопа? Все равно наврала, наверно.
– Вставай, Брюнхильда, мне на работу пора!
– Какую работу?!
Если бы я знал какую.
– Вставай скорее – опаздываю!
– Не ори, сейчас встану.
Кокон из постельного белья развернулся, и я подумал, что можно на некоторое время и задержаться, но утомленный за ночь организм как-то меня не поддержал, и пришлось нервно шагать из комнаты в кухню и обратно.
– Выпьешь?
– С утра не пью.
– Молодец – у тебя еще все впереди.
– Пошел ты.
– Нет, дорогая, мы пойдем вместе.
Я грубовато дернул за руку мою ненаглядную, потому что раннее утро редко красит женщину, даже в ранней молодости.
На крылечке мы оба защурились от яркого утреннего солнышка, застенчиво улыбнулись друг дружке, я заплел косичку моей сестренке, она сняла все соринки с моих лацканов, мы нежно прикоснулись друг к другу щеками, порозовели от смущения, а потом голубой маленький автомобильчик увез мою маленькую в неизвестном направлении. Я посмотрел ему вслед и пошел.
***
Сначала я думал, что я пошел к Георгию Григорьевичу, потом мне показалось, что я иду к школьному товарищу, потом я был уверен, что на бирже труда запишусь в безработные, но когда я сел на облупленную скамейку, то кисло и немного презрительно сам себе усмехнулся.
А вдруг она уже ушла?
Вышло восемь человек, зашла пухленькая старушка с пухленькой лохматой болонкой.
Если сейчас выйдет женщина – пойду домой, если мужчина – еще подожду чуточку.
Строгая женщина в дорогом и теплом не по сезону костюме – беспринципно остался сидеть.
Да, это она выпорхнула, то есть осторожно сошла со ступенек.
– Привет…
– Привет, вот поджидаю тебя.
– Зачем? Мне на работу пора.
– Я тебя провожу.
– А мне недалеко – через квартал направо.
– Ну и что.
– А ты что не на работе?
– Я сейчас в отпуске.