***
Старуха заварила чай. Она всегда скупилась на лишнюю щепотку заварки, на лишнюю ложку варенья. Но сегодня она решила побаловать себя с большим размахом: заварку сделала погуще, клубничного варенья положила почти полную розетку, булочку белую нарезала. Гуляй – не хочу!
Аромат от густой заварки был необыкновенно хорош. Клубничное варенье покрывало кусок булочки щедрым слоем и его вкус был непривычно насыщенным. Горячий чай приятно согревал душу теплом и веселил сердце. Одно только огорчало: после такой бездумной расточительности ей придется несколько дней посидеть на хлебе и воде. Не потому, что денег мало. Напротив, денег с каждым днем становится все больше. Но ведь не только от хороших прибылей, а и от экономии тоже. Верно ей мать всегда говорила: копеечка рубль бережет! Потому она теперь и богата.
Старуха разрумянилась от чая, от приятных размышлений о том, что она так бережлива и умна, о том, что она так богата. Она поглядывала в окно на соседок по квартире.
– Вон как спину гнут целыми днями у себя на работе. А теперь уселись на лавочке и сами себе не рады. Чему им радоваться? Поделом им это, за их же глупость, – осуждающе подумалось процентщице.
Неожиданно прямо за окном взметнулось пламя. Через открытую форточку оно жадным языком лизнуло тюлевую занавеску, перескочило на шторы, заплясало по всей комнате. Да что же это творится! Вся квартира в огне! Все богатство горит! Все прахом идет!
– Люди добрые, соседушки-голубушки! По-мо-ги-те-е-е!!!
***
Проснулась старуха от того, что свалилась с кровати на пол. Как только руки-ноги не переломала? Надо же присниться такой жути: пожар в доме, все добро в огне сгорело!
К чему бы ей такой страшный сон?
За окном громкий голос. Это кричит соседка с первого этажа. Ее квартира прямо под квартирой старухи. Ох, и дурная баба, ох, и крикливая! По любому поводу орет. Медом не корми, дай наораться всласть. От того она и мать-одиночка. Кто же такую выдержит?
– Безобразие! Я жаловаться буду! Я сейчас пожарного инспектора вызову! У них ремонт в квартире, так они мне весь строительный мусор под окна вывалили! А если кто спичку кинет или сигарету непотушенную?! Это ж весь дом сгорит, а мы с Митрофановной в первую очередь!
– С Митрофановной? Это ж Манька про меня упоминает! – встрепенулась старуха.
– В минуту весь дом сгорит! – продолжала разрываться под окном соседка, все больше впадая в раж.
– Неужто сон в руку?! – перепугалась старуха.
В дверь постучали.
– Иду-иду! – отозвалась процентщица, торопливо натягивая по пути к двери старенький домашний халат.
– Кто там? – спросила старуха.
– Это я, Чернобаев Иван Игнатьевич. Пришел за окончательным расчетом. Уезжаю сегодня.
– Слава Богу, одной морокой у меня теперь будет меньше, – подумала старуха, открывая дверь, а вслух спросила:
– Забираете, значит, свою тетрадь? Вот хорошо-то как! Не по душе мне всякие эти колдовские штучки.
– Читали? – спросил старик.
– Ой! Глупо как проболталась, – подумала процентщица.
– Я говорю, соседка моя под окном с утра пораньше орет. Того и гляди, беду накличет. У нее все плохие слова сбываются. Скажет, как наколдует, – на ходу вывернулась старуха. Она видела, что эта хитрость не удалась, и заранее знала, что не удастся, потому, что старик прозорлив как черт. Но все равно произнесла свою неловкую хитрость, и ей от этого стало как будто легче. Разве бывают глупцы, которые откажут себе в удовольствии попытаться одурачить того, кто, несомненно, умнее их?
– Уже накликала, – подтвердил старик. – Через час этот дом сгорит.
***
– Господи! Да как же я жить тогда буду?! Иван Игнатьевич, отец родной! Научи, что мне делать?! – заголосила процентщица.
– Прежде всего, не паниковать. И помалкивать. Если начнется паника во всем доме, имущество спасти будет невозможно, – спокойно ответил старик. – Упакуйте свои вещи в чемоданы, в сумки, в мешки. Все не берите. Только самое ценное. В первую очередь, документы. Жаль, что не смогу Вам помочь. Я оставляю Вам плату за сегодняшний день, забираю тетрадь и ухожу. Мой поезд через несколько минут, и я должен на него успеть. А Вам моя помощь не требуется. Через сорок минут к дому может подъехать фургон. Проверьте, кто будет за рулем. Если у водителя будут черные усы и черная борода, можете смело ему довериться. Если у него будут рыжие усы и рыжая борода, знайте – это вор и обманщик.
Старик расплатился, забрал свою тетрадь и ушел.
***
Старуха сноровисто собрала в отдельный пакет документы, в отдельную сумку все наиболее ценное: драгоценные камни, золото, деньги. С такими миллионами она не пропадет даже после пожара. В несколько ящиков процентщица утолкла закладное имущество своих должников. В несколько чемоданов уместились одежда и обувь. Заранее приготовила скупую плату за переезд к очень дальней родственнице, одиноко доживающей свой век в бедном домике на окраине города. Притворившись, что вышла подышать свежим воздухом, процентщица присела на лавочку возле своего подъезда. Она не сомневалась: колдун знает все наперед, фургон непременно подъедет. И она не ошиблась. Фургон остановился прямо перед тем подъездом, в котором жила старуха. Она подошла к водителю и со своей природной недоверчивостью стала всматриваться в его лицо. Жулик или не жулик?
– Что, бабуля, родню увидела? – спросил пассажир, весело оскалив в улыбке щербатый рот.
– На новую квартиру переезжаю. Поможете с переездом? – спросила процентщица, удостоверившись, что у водителя черные усы и борода.
***
Водитель и пассажир оказались мужиками покладистыми и уважительными. За несколько минут они перетаскали в фургон не только упакованное имущество, но и всю мебель, весь домашний скарб. Лишь голые стены остались, да голые полы и потолки.
Пассажир после погрузки попросил у старухи на пиво, распрощался и ушел.
– Пригляди, мамаша, со стороны, как я задом буду сдавать. Махни рукой, если что, – попросил водитель и стал осторожно выруливать задним ходом на разворот. Перейдя на первую передачу, он высунулся из окна и захохотал. Старуха смотрела на него, не веря своим глазам. Будто подменили человека. Вместо милого добродушного мужчины на нее, вытаращив глаза пялился из кабины какой-то хам с ярко-рыжими усами и бородой.
– Прощай, мамаша! – прокричал он, давясь от хохота. – Будь здорова, не кашляй!
С этими словами и уехал, оставив старуху с носом.
– Никакого пожара не будет, – смекнула задним умом процентщица, – Какую длинную комедию разыграли: и колдовская тетрадь, и «гибель посетительницы», и приход «убийцы», и пожар, и черная борода! А кто бы на ее месте не поверил во все, если обманщик прикинулся колдуном, у которого все предсказания сбываются? Это теперь лишь понятно, что в тетрадь все те глупости мог любой дурак написать, что в газете каждый день сообщается о гибели какой-нибудь женщины под колесами. Таких смертей по городу хоть отбавляй. И мужчина, которой поймал «убийцу», потом опять объявился. Пассажиром в фургоне приехал. Хоть и переоделся, но старуха его все равно заподозрила. Только слишком поздно сообразила, что это все тот же самый подставной человек. Мусор Маньке под окна кинуть и вызвать ее на то, чтоб помитинговать, и подавно много ума не надо. А брови, усы и бороды менять с седых на черные, а с черных на рыжие можно в одну минуту. То-то рожа у всех этих бородатых казалась одинаково подозрительной. Ведь одна и та же рожа это была. Как она сразу этого не усмотрела! Все умом своим хвастала, да острым глазом, а перед этими мошенниками сплоховала.
***
Скучно в доме престарелых. Тоска смертная. Только и развлечений, что посмотреть телевизор в холле, да посудачить о том, как безнравственна и жестока современная молодежь. В этих разговорах каждый повторяет то же самое, что говорил вчера, позавчера и многими днями раньше. От этого становится еще скучнее. На днях в дом престарелых поступила новенькая. Ее рассказы тоже повторялись изо дня в день. Но они еще не успели наскучить. Вначале все думали, что новенькая выдумывает про свое недавнее богатство. Потом это подтвердилось. От этого интерес к ее рассказам возрос. И хотя рассказчица из нее была никудышная, многие вновь и вновь уговаривали ее повторить историю о шайке мошенников под предводительством ловкого негодяя с накладными бровями, усами и бородой.
Возвращение Чумного
Кирилл метался в бреду. Его воспаленное сознание порождало кошмары. Сейчас он вдруг ощутил себя узником тесной и душной камеры, в которую ломилось чудовище. В этом кошмаре все происходило по ужасному, заранее известному сценарию. Тяжелая кованая дверь камеры все сильнее гнулась и сотрясалась под мощными ударами снаружи. Наконец, она сорвалась с петель и отлетела к дальней стене. Чудовище вползло в камеру, увидело застывшего от страха Кирилла, и его злобный рев смешался с истерическими воплями:
– Дежурный!! Убери отсюда чумного!! Он всю нашу хату заразит!!!
И «Чумного» убрали.
Провалы в сознании чередовались с кошмарами, среди которых навязчиво доминировал тот, в котором злобное чудовище вгрызается Кириллу в горло, пьет его кровь и заражает Кирилла своей ядовитой слюной. Под воздействием этого яда Кирилл вначале умирает, а затем возрождается в страшном облике такого же злобного чудовища, и выходит на такую же кровавую охоту.
Сознание вернулось пугливой птичкой. Казалось, что оно вот-вот упорхнет. Но оно осталось.
– Кризис миновал. Теперь, больной, ты пойдешь на поправку, – сказал врач.
– Я в больнице? – спросил Кирилл.