– В санчасти следственного изолятора, – ответил врач.
Возвращение Кирилла в камеру ознаменовалось закреплением за ним погоняла «Чумной».
Глава 1
Объективная реальность была подобна жутким кошмарам, преследовавшим Кирилла во время его болезни. Кровожадное чудовище с ядовитой слюной неотвратимо надвигалось на него, пронзая флюидами беснующейся ненависти и раскатами голодного урчания. Этим чудовищем было… все окружающее пространство. Кирилл понимал, что после укуса этого уродливого монстра, он перестанет быть человеком. Кириллу приходилось встречаться с жертвами этих укусов – такими же точно чудовищами – на воле. Тогда ему удавалось избежать их укусов. Но здесь ему некуда деться от их преследования. Он обречен стать чудовищем. Как все. Как почти все.
– Слышь, Чумной! Мне свидетель нужен для алиби. Ты как? – тихо спросил Крученый, испытующе сверля Кирилла взглядом.
– Никак! – также тихо, но твердо ответил Кирилл и отвернулся.
– Не уважаешь?
– Не уважаю.
– За неуважение ответишь.
– Может, прямо сейчас? – поднялся со своего места Кирилл.
– Потерпи, – с многообещающей злостью ухмыльнулся Крученый.
Примерно через час после этой стычки с Крученым к Кириллу подошел Бегемот, и молча ударил его своей тяжелой ладонью по шее. Между ними произошла драка. Еще через час Кирилла спровоцировал на такую же беспричинную драку Кувалда. Бегемот тем временем перешептывался с лысым здоровяком по кличке «Котовский», и Кирилл уже понял, с кем ему придется драться в следующий раз. В течение трех суток Кирилл был втянут в драку с каждым из сокамерников, кроме закулисного организатора всей этой кутерьмы – Крученого. Тот с затаенным злорадством наблюдал за избиениями Кирилла из своего угла, и, источая флюиды ненависти, готовил какую-то главную пакость.
Кровожадное чудовище с ядовитой слюной неотвратимо надвигалось на Кирилла…
Глава 2
Дни избиений завершались ночами бессонницы. Едва Кирилл забывался в сонливом дурмане, как кто-нибудь из сменявших друг друга у его изголовья сокамерников начинал трясти его:
– Слышь, Чумной! У тебя курево есть? А хлеб? А сало?
И так всю ночь напролет.
После двух бессонных для Кирилла ночей и трех дней избиений настала, наконец, третья ночь. Дежурных коломутчиков к нему в эту ночь не приставили, и Кирилл, будто в пропасть провалился в беспамятство.
Когда все сокамерники уснули, со своего ложа бесшумно соскользнул Крученый. Он выждал час своей мести Чумному. Он единственный, кто не вступал с Чумным в драку. Значит, у него нет явного мотива для расправы.
Крученый растерялся, не обнаружив Чумного на его обычном месте.
– Куда он, сука, заныкался? – лихорадочно думал Крученый, внимательно всматриваясь в спящих в поисках Чумного.
– Куда он, сука, заныкался?! – кинулся Крученый к своим подручным, Бегемоту и Кувалде.
Через несколько минут все сокамерники были подняты на ноги. Все искали Чумного, но тот будто в пропасть какую-то провалился.
Мистика, да и только!
Все еще более удивились, когда на утренней поверке о Чумном не вспомнили. Будто бы он и не значился в списочном составе содержащихся в этой камере. Новенького на его место не помещали. Сокамерники поглядывали на место Чумного с необъяснимым суеверным беспокойством, угадывая во всех этих странностях какую-то чертовщину. Так в непонятности и тревоге прошли для них три дня и две ночи. А на третью ночь, когда Крученый переместился во сне в какую-то иную реальность, в дверь их камеры стало ломиться что-то, вселяющее неописуемый ужас. Тяжелая кованая дверь камеры все сильнее гнулась и сотрясалась под мощными ударами снаружи. Наконец, она сорвалась с петель и отлетела к дальней стене. Чудовище вползло в камеру, увидело застывшего от страха Крученого, и его злобный рев смешался с истерическими воплями:
– Дежурный!! Убери отсюда Чумного!! Он всю нашу хату перегрызет!!!
Генералиссимус и маршал
(картины, ускользающие от понимания)
– Кайтесь! Ибо конец уже близок! – резко выкрикивал юродивый, грозно сверкая очами и потрясая перстом.
***
Отшельник стоически усмирял свою плоть постом и взлелеивал веру умной, горячей молитвой. В коротких промежутках между долгими часами непрерывного молитвенного бдения он забывался в легкой полудреме. И тогда на него нисходило понимание тайн, недоступное простым смертным. Но иногда это были незавершенные обрывки тайных знаний, которые много позже выстраивались в единственно верном и абсолютно ином направлении.
Конец близок!
Отшельник чувствовал это и в своих тонких снах часто видел хаотичные картины, перекликающиеся с этими ощущениями. В хаотичных картинах тех снов он не искал ответов. Но они были такой же частью его самосознания, как и крупицы истины, дарованные ему через озарения.
Однажды привиделась отшельнику в тонком сне некая женщина. Она была молодой и источала многие соблазны. Женщина обладала феноменальнейшим даром: она всегда знала, что ей нужно. Или почти всегда. Другие только думают о себе, будто знают это. Но как только они попадают в ситуацию с трудным выбором, теряются и не находят правильного решения. Поэтому, когда женщина получила огромную власть, она взяла себе имя «Иезавель». В переводе с древнего языка ее предков это имя означает «знающая, когда и как».
Таким же был ее муж. Но он намного порядков превосходил ее в этом феноменальнейшем даре и в могуществе. В знак признания его власти все стали называть его «Арм». В переводе с древнего языка его предков это имя означает…
Впрочем, точного перевода этому слову нет. С наибольшей степенью точности его можно перевести как «способный осилить все».
Так привиделось это отшельнику в одном из его тонких снов.
***
В другом своем тонком сне отшельник увидел уже иное:
Город, объявленный Армом как «последняя обитель зла на Земле» был осажден.
Все войско Арма было охвачено жаждой подвига. Каждый солдат рвался в бой.
Офицеры недоумевали: для чего Главнокомандующий продолжает осаду и накопление огневой мощи, если уже давно все готово для проведения массированного уничтожающего удара по городу вероотступников, злобных колдунов и лжепророков?
Однако это недоумение не могло поколебать их веры в непогрешимость своего полководца. Все знали, что Арм был непогрешим.
Тянулись горячие дни и томительные ночи осады.
Стягивались к осажденному городу все новые и новые силы.
***
Насколько кошка превосходит мышь?
Иезавель имела фобию, от которой не могла избавиться по той причине, что не желала обнаруживать ее ни перед кем даже в лечебных целях. Иезавель боялась мышей. Страх ее был так силен, что она при всем ее уме не могла надивиться силе и бесстрашию кошки, легко побеждающей этого загадочного врага.
Страх Иезавель порождал в ней ненависть к мышам. И ее любимой забавой было наблюдение с безопасных позиций за тем, как кошка расправляется с мышью. Поэтому пока ее муж готовился к реальному сражению, Иезавель каждый день развлекала себя созерцаниями кошачьей расправы над очередной мышью, изловленной слугами для этой потехи в амбарах.
Другой еще более сильной и еще более затаенной фобией Иезавель была ее боязнь тех, кто жил в осажденном городе.