Краповые погоны

Она поцеловала меня в губы, по – настоящему, продолжительно и сладко, так, что пронизанный весь дрожью и еще непонятным чувством я готов был уже завестись до беспамятства, но она сдержала меня:

– Ну, иди… пожалуйста. Иди спать.  У тебя завтра трудный день, – сказала она.

И я, не сразу, конечно, после еще некоторых сладких мгновений, тех самых, ради которых стоит жить, ушел, переполненный противоположными чувствами приятного блаженства и полного неудовлетворения, что не достиг того, к чему стремился и чего не получил, в состоянии расплавленного кусочка льда. Я готов был остаться с ней навсегда.

Утро последнего предармейского дня пролетело еще быстрее, чем вечер. Света и Надя ушли часов в девять утра, слегка позавтракав и пообещав прийти к отправлению автобуса.

Гости доедали и допивали то, что еще оставалось на столе, иногда обращались ко мне с разговорами о предстоящей дороге и об армии.

Вещи давно уже были собраны, да и какие вещи нужны человеку, который через несколько дней либо выбросит свой чемодан со всем содержимым из окна вагона, либо отдаст какому – нибудь прапорщику, чтобы отправить в топку, и тем самым лишиться последнего, что еще напоминало о своей недавней жизни: о доме, о родителях, о друзьях.

И вот я сижу в автобусе, возле которого находится большое количество людей: родственники, друзья, просто любопытные. Плачет мама, у отца строгое торжественно – серьезное лицо:

– Ну, ладно, успокойся, через два года будет дома, ничего страшного. Мужиком вернется.

Она пришла вместе с Надей, как бы невзначай подошла к толпе, встала недалеко от открытого окна автобуса, недалеко  и от меня.

Подошел мой старший брат, стал говорить что – то, может быть, и нужное, но я плохо слушал его.

– Это твоя девчонка? – спросил он, показывая на Свету.

– Да, – соврал я.

– Как ее зовут?

– Света.

– А почему она стоит в стороне? Света, подойди поближе.

Она подошла, встала у окна. Что – то таинственное, очень дорогое, родное и в то же время непреодолимо далекое было в ней.  Я чувствовал это какой – то болью души  и не мог понять, почему то, что вчера было таким ощутимым, реальным, принадлежало мне, вдруг стало недосягаемо чужим, другой жизнью, в которой меня уже нет.

Вязаный коричневый свитер, который придавал ей такую женственность, белый шарф, курточка с капюшоном и коротенькая юбочка – символ юной девичьей сексуальности – все это казалось мне волшебной, чудесной одеждой сказочной феи, несовместимой с серой обыденностью моей жизни.

Мое сердце резко заколотилось, я стал ощущать его быстрые толчки.

Водитель, на время заглушивший двигатель автобуса, завел его. Вот они, последние секунды, которые еще соединяют то настоящее, что неумолимо несется в дорогое прошлое, и будущее, чужое и неизвестное.

Автобус стал трогаться с места. Ну, прощай, город детства, прощайте, родные, прощайте все, увидимся, дай бог, прощай, Света…

Провожающие замахали руками, кто – то начал стучать по окнам автобуса. Водитель выругался и нажал на педаль, автобус резко рванул вперед…

II.КМБ и так далее.

Дорога до Медногорска, где нас ждала посадка в вагон поезда, была не долгой. Мы попрощались с родственниками у ворот  районного военкомата и отправились служить. Каждый был занят своими мыслями, разговаривали мало, хотя, по – настоящему, никто ещё не осознал, что ждёт долгая разлука с близкими, с привычным бытом, ждёт казённая жизнь, где личное отходит назад.

Нас ждала армия, где личность становится лицом: лицом отделения, взвода, роты, точнее даже, одним из многих  разных лиц, которые должны быть одинаковыми в одном: в умении подчиняться, в способности выполнять всё, что потребуют.

Сопровождать нас до Оренбурга был назначен прапорщик Воронов, до этого он довольно строго обращался с нами, и сначала мы относились к нему настороженно, присматривались. Но после того, как поезд тронулся, опасения развеялись минут через сорок.

Прапору предложили выпить, он не отказался, с удовольствием поднял кружку за нашу весёлую службу. Водки было мало, в райвоенкомате нас досмотрели, и почти всю выпивку изъяли. Но дальше второго вагона бегать не пришлось, проводники, накинув по трёшке за бутылку, продали нам пол ящика. Через два часа все были уже пьяными и счастливыми.

Всё обошлось без приключений, только мой одноклассник Коля Стародубцев упал с третьей полки, но почти не ушибся. Причём те, кто это видел, уверяли, что когда он руками уже щупал пол, пальцы ног ещё цеплялись за полку. Николай был верзила, каких мало.

К полудню поезд прибыл в Оренбург. Возле вагона построились в нестройные шеренги  и  пошли к троллейбусной остановке. Через час были на сборном пункте. Он занимал большую, огороженную сплошным забором, территорию с двумя четырёхэтажными зданиями и бараком с длинными рядами двухъярусных нар.

После того, как за нами закрылись ворота, началась армия. На призывном было скучно: сначала комиссия, собеседование, потом частые построения, а  в основном, лежание на нарах. От скуки захотелось выпить. Поискали магазин, но поблизости винно-водочного не оказалось.

Во время одного из перекуров, к нам подошёл солдат, на призывном их было много, с разными погонами, следили за порядком, видимо.

Погоны у него были красные (краповые).

-Как дела, земляки, куда призывают? – спросил.

-Не знаем ещё.

-Может, и ВВ попадёте, как я.

-Почему это?

-Да разговаривали мы с офицерами, много «покупателей» из МВД.

-Ты обрадовал.

-А что, ничего. Кто-то, может, даже в Оренбурге служить будет.

-Ну и как служба?

-Да как? Не мёд, конечно. А вообще, главное – не лениться, в армии сачков не любят, ну и не жаловаться, не стучать.

– Не дай бог в ВВ,– сказал один из наших, – я сбегу тогда точно.

-Куда ты сбежишь? Я рядом с домом служу и то не сбежал. Да и зачем?

-Ну а всё-таки? Что за служба у вас, – спросил я.

– Привыкнуть тоже надо. У меня вот случай был. Год отслужил, назначили в плановый караул, конвоировали в поезде. Подъехали автозаки, стали получать осуждённых. Смотрю, выходит один, лицо знакомое, на меня смотрит. Я и не узнал его сразу. Зять, муж сестры. Я у него спрашиваю:

"Как? За что?".

"Вот так, – говорит, на краже спалился".

-А мне и не писали про него ничего. А что делать? В дороге через решётку общаться пришлось.

-Да, собачья служба, что ни говори, – сказал Николай Стародубцев,– лучше уж не попадать в такие войска, ничего хорошего.

-Нет, мы в ВВ не попадём, мне ещё в районе сказали, радиотехнические, сказал я.

– Мне – танковые говорили,-ответил солдат.