Житие Русиновича Ивана Алексеевича

Валентина Дмитриевна училась в геологоразведочном техникуме на «мужскую» специальность буровика.

В складчину отмечали праздники, пели песни: «Кирпичики», «Мой миленок, как теленок…», «Орленок», «Каховка», «Мурка», «Дан приказ: ему на запад», «Крутится, вертится шар голубой», «Там вдали за рекой», «Степь да степь кругом», «Глухой, неведомой тайгою», «Мой костер», «Тучи над городом встали», «Ты жива еще, моя старушка?», «Выхожу один я на дорогу», «Отцвели уж давно хризантемы в саду…», «Белой акации – цветы эмиграции». Отец очень любил «Ах, васильки, васильки», «Коробейники», «Раскинулось море широко», «Когда я на почте служил ямщиком». Мама нам пела «Мама, ты спишь, и тебя одевают в новый, совсем незнакомый наряд», «Умирала мать в нетопленой избе», «Вот вспыхнуло утро, окрасились воды, над озером чудная чайка летит…», «…И когда война пройдет сторонкой, и действительную отслужу, я вернусь в родную деревеньку, на могилу к матушке схожу»…

Геологическое руководство поисково-разведочными работами треста КМА в 1935-1937, 1939-1941 годах осуществлялось И.А. Русиновичем. Им производится первоначальная разведка площадки и дается обоснование возможности строительства на ней Оскольского металлургического завода.

На Коробковском месторождении строится первая разведочно-эксплуатационная шахта. 27 апреля 1933 года из этой шахты у села Коробково (ей присвоили имя И.М. Губкина) была поднята на поверхность первая бадья руды. Этому событию в тот же день посвящается большое торжество, на которое в Старый Оскол из Воронежа приехали первый секретарь обкома ВКП (б) Центрально-Черноземной области И.М. Варейкис, председатель облисполкома Е.И. Рябинин, а из столицы – известный советский писатель Фёдор Панфёров. И.М. Губкин прислал из Москвы участникам торжественного собрания телеграмму, в которой поздравил всех с открытием первой шахты, с добычей первой руды и выразил веру в создание на основе руд КМА мощной металлургической базы. Он высказал сожаление, что обстоятельства не позволили ему быть на торжестве.

Потом, к слову, возникла легенда, что первую бадью с рудой приурочили к приезду Губкина и, когда он в этот день подошел к стволу шахты, горняки опрокинули её к ногам академика, подчеркивая тем самым его огромную роль в свершившемся событии. Если и имел место такой факт, то он, вероятно, произошел намного позже.

В торжествах по случаю открытия шахты вместе с другими работниками треста КМА посчастливилось принять участие и молодому специалисту Ивану Русиновичу. Однако, несмотря на получение первой руды, на это несомненное достижение, кое-кто в отрасли продолжал вести разговоры о нерентабельности добычи руды на КМА по сравнению с Криворожским месторождением, что тормозило разворот их промышленного освоения. В 1934 году на стройку приезжает академик Иван Михайлович Губкин, возглавлявший с августа 1931 года комиссию Наблюдательного совета по КМА. Встреча отца с ним предопределила направление последующих исследований месторождений Курской магнитной аномалии.

Со стройки академик направился в Старый Оскол в геологоразведочный трест, где Иван Русинович заведовал петрографическим кабинетом.

Дела в тресте были не блестящими. Противники Курской магнитной аномалии всячески добивались свертывания разведочно-поисковых работ. И не без успеха. Ассигнования на разведку полезных ископаемых сокращались. Буровые вышки демонтировались. Часть полевых геологов старалась перевестись в другие места.

Со всем этим Губкин был решительно не согласен и надеялся убедить маловеров в противном. Он попросил главного инженера треста К.Я. Пятовского подготовить обстоятельный отчет за пять лет.

– Работа геологами проделана большая, материал собран огромный, – говорил Иван Михайлович. – Но запасы руд не подсчитаны, хотя имеющиеся у вас материалы позволяют это сделать. Без точного подсчета запасов нам трудно отстаивать свою позицию. Так что беритесь за это дело немедленно.

Пятовский развел руками:

– Сейчас, Иван Михайлович, мне некого посадить за составление отчета. Уж очень мало в тресте специалистов…

– Не скромничайте, Константин Яковлевич, – возразил Губкин Пятовскому. – Как это нет специалистов?

Иван Михайлович остановил взгляд на молодом человеке, скромно сидевшем в углу за письменным столом.

– Вот хотя бы этот товарищ. Как ваша фамилия? – шагнул Губкин к столу, за которым сидел молодой работник треста.

– Русинович, – геолог поднялся из-за стола.

– Давно работаете в тресте? – Иван Михайлович опустился на свободный стул и, глядя сквозь очки на Русиновича, улыбнулся: – Судя по возрасту, много вам еще не пришлось работать. У вас все впереди.

– Третий год я в тресте, – ответил Русинович.– В полевой партии работал.

Губкин внимательно слушал, время от времени задавал наводящие вопросы. Когда Русинович закончил, академик Губкин сказал Пятовскому:

– Вот ему и поручите обработку материала. Командируйте товарища Русиновича в Москву, пусть побывает в «Союзгеологоразведке» и познакомится с тем, как пишутся геологические отчеты.

По возвращении из Москвы Русинович засел за составление отчета «Результаты геологоразведочных работ на Курской магнитной аномалии за период с 1930 по 1935 год включительно». Писал его вместе с главным геологом треста Федором Степановичем Золозовым. На обработку разрозненных материалов за пять лет работы треста ушло два с половиной года. В настоящее время этот отчет экспонируется в музее истории КМА в городе Губкине.

Иван Алексеевич вспоминал:

– Когда я анализировал геологический материал, собранный за пять лет, то обратил внимание на любопытную закономерность. Оказалось, наиболее крупные месторождения богатых железных руд сосредоточены там, где расположены широкие поля железистых кварцитов. Там, где железистые кварциты тянутся узкими полосами, запасы богатых руд менее значительны.

Этот вывод в то время имел не только чисто теоретическое, но и важное практическое значение. Исходя из него, И.А. Русинович вместе с геофизиком Старооскольского геологоразведочного треста Арсением Ивановичем Дюковым обосновали необходимость искать богатую руду возле деревни Стойло. А также в районе Михайловки, на узлах магнитных аномалий, с которыми связаны широкие полосы железистых кварцитов. Впоследствии сделанный геологами прогноз полностью подтвердился. Однако открытие, определившее направление поиска богатых железных руд бассейна, официально зарегистрировано не было.

А самое главное – в выпущенном в 1937 году отчете геологов И.А. Русиновича и Ф.С. Золозова впервые были названы подсчитанные ими реальные запасы руд на открытых к тому времени месторождениях Курской магнитной аномалии. Общая разведанная площадь КМА составляла тогда всего 20 квадратных километров и приходилась целиком на Старооскольский район. Да и из этой небольшой площади детально разведана была лишь четвертая часть, а остальная исследована лишь поисковой разведкой. Но уже в то время на разведанных площадях Русинович и Золозов оценили запасы железных руд в 400 миллионов тонн.

В это же время в журнале «Разведка недр» за 1937 год выходят две его статьи в №9-10 «Результаты геологоразведочных работ на Стойленском участке КМА», в №14 «К постановке геологоразведочных работ на участке в районе села Панки» (совместно с А.И. Дюковым). Последующая разведка в 1956-1965 годах в этих местах с лихвой подтвердила изложенные в статье прогнозы. Подсчитанные в 1985-1989 гг. Белгородской экспедицией ресурсы богатых руд составляют 20,3 миллиона тонн, железистых кварцитов – 5 миллиардов 830 миллионов тонн.

Обнародование в отчете 1937 года цифры разведанных запасов железных руд сыграло большую роль в дальнейшей судьбе КМА. Собравшийся в марте 1939 года XVIII съезд партии в своих решениях записал: «Приступить к строительству шахт в районе Курской магнитной аномалии, как дополнительной базы черной металлургии Центра, и провести подготовительные мероприятия к строительству металлургического завода в районе КМА».

В 1932 году было начато строительство первого рудника на территории КМА. На Интернациональной улице, между улицами 9 Января и Урицкого, строится первый в Старом Осколе четырехэтажный жилой дом для семей сотрудников треста «КМАстрой». Во время войны дом сгорел, при восстановлении 4-й этаж разобрали, с тех пор там стоит дом трехэтажный.

В июне 1936 года в Коробково из-за неправильной прокладки штрека на горизонте 145 м проходчики попали в водянистые, рыхлые, песчано-глинистые породы юрского периода – плавуны. Находясь под гидростатическим давлением около восьми атмосфер, эти породы устремились в выработку, затопили помещение насосной камеры, вывели насосы из строя, вода перестала откачиваться и затопила шахту. После чего шахтные воды быстро достигли статического уровня. Как мама как-то писала мне в письме, в те времена они страшно боялись слова «вредитель». И хотя в сентябре 1936 года авария была ликвидирована, к весне 1937 года начались аресты инженерно-технических работников треста. Один из коллег отца, фамилию которого я уже, конечно, забыл, по этому поводу удачно острил: «Иван Алексеевич, когда Вас арестуют, Вы не думайте, что Вы не виноваты», но арестовывают и его. (В середине пятидесятых годов отец встретил его в Министерстве геологии, естественно, поинтересовался, «что он думал в момент ареста о своей виновности?».)

Ждать, когда его арестуют, отец не стал. В мае 1937 года срочно переводится на Украину. Наверное, страх был велик, за два года меняет три места работы: рудничный геолог Дзержинского рудника в городе Кривой Рог, инженер-исследователь научно-исследовательского горнорудного института, геолог Главного геологического управления УССР в Киеве.

В 1938 году родилась дочь Ирина. Пока мы не научились сами читать, вечерами собирались вместе, и родители читали вслух. Всего «Конька-Горбунка» П. Ершова отец знал наизусть. Декламировал нам «Школьника» Некрасова, стихи Валерия Брюсова: «Каменщик, каменщик в фартуке белом, что ты там строишь? Кому?». Какое-то стихотворение, заканчивающееся словами: «Слушаю я сказку, сердце так и мрет, а в трубе сердито ветер злой поет». Интересно рассказывал, как теперь выяснилось, из «Петербургских трущоб». В Кривом Роге он читал нам «Дети подземелья» Короленко, позднее «Два капитана» Каверина (печатались в «Пионерской правде», мы ее выписывали), Жюля Верна, Александра Беляева, позднее многие из рассказов Джека Лондона. Видимо, этим он нас приучил читать, в семье всегда много читали. Мама до последних дней выписывала «Юность» и «Комсомолку», читала «толстые» журналы, романы, следила за современной литературой. Когда жили в Киеве, ходили в театры на спектакли. Помню «Снежную Королеву», «Сорочинскую ярмарку», «Свадьбу в Малиновке», «Запорожца за Дунаем».

Отец рассказывал случай из студенческой геологической практики на Горном Алтае. Они между кочевниками вели агитацию и рассказывали о преимуществах прогресса. Что есть, дескать, большие города, где люди живут в многоэтажных домах, там есть электричество, радио, на многие километры по проводам передается свет, музыка, человеческая речь. На что резонно им кочевники отвечали: «Радио, электричество, может, и есть, мы как-то были на станции, видели какие-то провода на столбах висели, а вот чтобы люди жили в больших городах, да еще и в многоэтажных домах, это ты врешь! Где же они скот пасут?». Из студенческих курьезов рассказывал, как на лекции по полевым работам преподаватель заявил: «Никогда не берите с собой в поле водку». Аудитория, зная его пристрастие к выпивке, недоуменно затихла, после небольшой паузы он продолжил: «Берите спирт!». Все облегченно вздохнули.

Прошло время, страсти поулеглись. 8 июля 1939 года Иван Алексеевич переводится приказом Комитета по делам геологии при СНК СССР старшим геологом по КМА в Воронежское геологическое управление. Семья возвращается в город Старый Оскол. Сначала живет в здании с колоннами геологоразведочного техникума (в западной части были квартиры преподавателей), затем по адресу: Красноармейская улица, дом 5 во флигеле на втором этаже. В настоящее время в этом доме расположены хозяйственные службы кооперативного техникума.

В 1939 году в книге «Гидрогеологический очерк КМА», выпущенной «Гостехиздатом» в Ленинграде, была опубликована геологическая карта верхней части бассейна реки Оскол, составленная И.А. Русиновичем, Н.Д. Краснопевцевым и Д.В. Захаревичем.

В сентябре 1939 года после введения Германией войск в Польшу Красная Армия, в свою очередь, вышла на западную границу Западной Белоруссии; Нарев, Бельск отошли к Советской Белоруссии. Естественно, при вводе войск все было не очень гладко: оказывали сопротивление регулярные войска, сгоняли местных крестьян в отряды сопротивления. Старший брат Константин писал отцу в 1940 году, что боялся с ним встретиться с ружьем в руках, началась переписка, обменялись фотографиями. Через год разразилась война. После 1945 года Западная Белоруссия опять отошла к Польше. Графа в анкете «имеются ли родственники за границей» очень надо всеми довлела, тем более, если вы еще и поддерживаете с ними связь. После войны попыток их разыскать не делали.

В 1940 году в книге «Материалы научной конференции по изучению и развитию производительных сил Воронежской области» опубликована статья И.А. Русиновича «Геологические условия, литология и генезис железных руд Курской магнитной аномалии».

Зимой в начале 1941 года у В.Д. Михайловой замерзает в Сибири сестра. Она учительствовала на селе, возвращались на санях с районного педсовета, ночью случилась метель, блудили, блудили и решили заночевать, привязали лошадь. На рассвете около их деревни увидели привязанную лошадь и в санях замерзших седоков. Остались у Антонины две малолетние дочери трех и шести лет. Иван Алексеевич в это время находился в Карелии в длительной командировке. Оставить нас и ехать за племянницами мать не могла, вышла из затруднения довольно просто – написала письмо И.В. Сталину. Не знаю, до кого письмо дошло, но в мае 1941 девочек к нам привезли. Когда отец вернулся из командировки, у него, оказывается, прибавилось сразу две дочери: Тамара (старшая) и Люся.

В 1941 году совместно с Ф.П. Опариным и П.Т. Савицким И.А. Русинович выпускает отчет «К вопросу о принципах разведки, оконтуривания и принципах подсчета запасов железных руд КМА».

Проведенная с 1930 по 1941 годы в Оскольском рудном районе разведка бурением залежей богатых железных руд на Коробковском, Лебединском, Стойленском и Салтыковском месторождениях показала, что подсчитанные запасы на 1 октября 1941 года по категориям В+С составили 317,6 млн тонн.

В воскресенье утром, 22 июня 1941 года, мы с сестрой (по обыкновению) подняли возню в спальне. В это время по радио передавали выступление Молотова о нападении гитлеровской Германии на Советский Союз. Отец передачу внимательно слушал и на нас «зашикал». Юля с радостью мне комментировала начало войны следующим образом: «Это хорошо, что немцы напали – мы их победим, и Советский Союз будет еще больше!». Предсказания ее оказались пророческими, только никто не мог предположить через сколько лет и во что это все выльется. Что и говорить: «Устами младенца…».

С первых дней войны отцу была выдана «бронь» от призыва в армию. Примерно в середине сентября отец начал готовиться к эвакуации. Он хорошо помнил свою поездку по России в 1915 году и решил организовать аналогичную. Приобрел бричку и двух лошадей, благо в то время это несложно было сделать. Дело в том, что беженцы из западных областей Украины доезжали до Старого Оскола на лошадях, пересаживались в поезд, а свой транспорт бросали. По Казацким буграм бродили табуны лошадей.

В первых числах октября к нам приехал В.М. Кислов, с 1939 года начальник треста «КМАстрой», и говорит: «Иван, продавай лошадей, твоей семье дали места в вагоне – эвакуируется трест «КМАстрой», заодно отвезешь и всю документацию». Стали срочно, что можно было, распродавать.

Любопытный разговор произошел у отца с тогдашним секретарем парторганизации треста Ф.П. Опариным: «Иван, нас завоевывает передовая нация, всегда интересовавшаяся проблемами КМА, ты главный специалист по этой проблеме, будешь первым человеком, отчего и куда ты бежишь?». Не убедил, а Ф.П. Опарин остался и при отступлении немцев ушел с ними.

Двух сестер, Тамару и Люсю, родители сдают в детский дом, который раньше нас эвакуируется в город Кзыл-Орда, Казахстан.

В конце октября немец занимает Белгород, 20 октября вагоны треста «КМАстрой» забирали семьи работников, живших в Старом Осколе. Вагоны стояли там, где с улицы Пионерской ведет дорога в Ямскую слободу. Транспорта в Старом Осколе никакого не было, а кроме дозволенного минимума своих вещей надо было с улицы Красноармейской забрать документы треста «КМАстрой». Не отказался оказать помощь сосед по дому Василий Тимофеевич Варфоломеев, они вместе преподавали в техникуме и вообще дружили семьями. Донесли документы до середины дороги, Василий Тимофеевич и спрашивает:

– Иван, тебе подъемные дали?

– Дали.

– Сколько?

– Столько.

– Вот, либо ты отдаешь половину, либо все бросаю и ухожу. А то у меня Натка беременна, у одного из сыновей скарлатина, в вагоны погрузиться не разрешили – остаёмся.