Хроники исступленных. Книга вторая. Мне отмщение, аз воздам

«Алексу. В памяти твоего декодера этот код наверняка есть. Может оказаться, что это сообщение потребует немедленного осуществления мер помимо Правителя. Если не удастся расшифровать, сообщи мне. Помогу. Флинт».

Алекс пропустил принятое сообщение последовательно через все фильтры, имеющиеся в его распоряжении, и скоро обнаружил, что совет Флинта сработал: на экран монитора после некоторого раздумья неохотно выполз текст секретной радиограммы: «Правителю. В нашей структуре произошли перемены: как вам, надеюсь, известно, что мы потеряли великого человека – командора Фарна. Его преемником стал я – Хром. Первым заместителем командора остается Франк. В связи с новыми обстоятельствами вынужден раскрыть его подлинное назначение, чтобы избежать недоразумений в будущем. Предлагаю относиться к Франку как к полномочному представителю службы и в соответствии с положением, которое он занимает. Командор Хром».

Сначала Алекс ничего не понял из этого текста, но, рассудив, вынужден был признать, что на свете существует власть, соразмерная с властью Правителя и, возможно, даже превосходящая ее.

Только на следующий день Алексу удалось доставить по назначению странную радиограмму.

– Вчера получил? – строго спросил Правитель, прочитав текст. – Почему не принес сразу? Прекрасно знаешь, что означает послание с таким шифром. Или не знаешь?

– Знаю, конечно, но вы были недоступны. Меня не пустили и отказались вас потревожить.

– Неужели?

– Ну да. Мне сказали, что у вас траур по жене.

– Кто именно сказал?

– Ваш секретарь.

– Иди за мной. Хочу показать тебе, к чему привело промедление. Если он умер, ответишь – отправишься следом.

Они вышли из отсека, прошли сквозным безлюдным тоннелем вдоль корабля. По дороге пришлось открывать несколько дверей – одну за другой. Алекс никогда не бывал здесь и не знал, что этот тоннель существует. Наконец они оказались в кормовых помещениях, где, как предположил Алекс, размещается внутренняя тюрьма. Правитель остановился перед широкой дверью, малозаметной на фоне стальной стены, открыл ее, распахнул, проворчал не зло:

– Слушаешь, черт знает кого, веришь. Доверчивый? Ну давай, входи.

– А кто здесь сидит?

– Франк. Ты знаешь его?

– Пару раз видел. Большой начальник – служба безопасности или что-то в этом роде. Точно не знаю.

– В рубку к тебе заходил?

– Нет.

– Уверен?

– Уверен.

– Тогда ладно.

Они оказались в тесной плохо освещенной камере, посередине которой стояла широкая больничная кровать из стальных никелированных прутьев, застеленная белоснежной простыней. На кровати лежал человек – на спине. Он показался Алексу слишком маленьким для взрослого человека. Его голова и тело были в бинтах, а голые ноги, перемазанные чем-то черно-коричневым, были заключены в блестящие пространственные конструкции, состоящие из множества стержней, винтов и гаек, собранных воедино. Это был Франк, точнее то, что осталось от Франка. Алекс подумал, что если Франк откроет глаза, ему станет страшно. Он отвернулся.

– Не смей отворачиваться, – приказал Правитель, – смотри внимательно. Видишь, к чему приводит промедление с доставкой какой-то паршивой радиограммы. Покалечили человека. Не по делу…

– Вижу, – сказал Алекс. – Но я не виноват, я же объяснил, как все было.

– От твоих объяснений ему легче не станет, – резко выговорил Правитель. – Сколько он еще проваляется? Месяц, два?

– Не знаю, – тихо произнес Алекс.

– Вот и я не знаю, – сказал Правитель. – А он нужен. Очень. Что будем делать?

– Наверное, ждать…

– Предлагаешь ждать?

– Ничего другого не остается, – неуверенно произнес Алекс.

– Знаешь, Алекс, я, пожалуй, погорячился, когда обвинил тебя, – сказал Правитель мягко. – Прости меня, ты ни в чем не виноват. Эта радиограмма должна была прийти две недели назад. Франк был бы цел. Жаль…

21

Театр полон. Публика – сплошь старики. Молодых не видно – опустел Остров. Приглушенно, необязательно вступает простенькая несогласная музыка – спотыкается виолончель, поскрипывая натужно и басовито, рядом незамысловато вьется скрипица, жалобно всхлипывая, барабан трактует высокомерно о чем-то своем, особенном – интродукция. Музыка обрывается на высокой тревожной ноте и – тишина.

На сцене последний акт представления. Берег моря, яркий солнечный день, порывистый ветер. Вдали, на волнах покачиваясь, суденышко – парусник. Предлагается верить, что солнце, что ветер, что парусник и что он покачивается.

В пустой директорской ложе, куда провели Адама, темно. Сцена видна сбоку.

Из левой кулисы вбегает юноша в яркой одежде. Он возбужден, суматошен. В руках у него бинокль. Он смотрит на суденышко.

Навстречу из правой кулисы является девушка – воздушная легкая, в облегающем синем платье.

Аста (кричит; между ними продолжается спор). Она сама согласилась. Не спорь. Твердишь, что ее заставили, а я тебе вот что скажу, дорогой, никто ее не неволил. Сама пошла за этим… как его? Когда ты, наконец, это поймешь?

Юсав. Ты все врешь. Ты привыкла врать. Ее похитили, я знаю… Есть, наконец, свидетели, которым можно верить… И потом, подумай своей дурной башкой, могла ли она бросить меня?

Аста. Чушь! Женщину нельзя похитить без ее согласия. Я подслушала… Она говорила, что не выдержит издевательств и уйдет с Эрлом. Даже беременная… Она сказала, что любит его… А ты… Разве ты способен любить? От тебя не дождешься… Чуть не по тебе – в глаз. А что нужно женщине, подумай. Немного любви и ласки. Запомни это, урод… Представляю, чего она от тебя натерпелась…