Золотой дурман. Книга первая

– Выходи, – раздался хриплый бас охранника, и грубая рука подтолкнула его в направлении дежурного офицера. – Освободили тебя… Пока! – сделал тот ударение на последнем слове.

– Ступай… Надеюсь, мы скоро увидимся, – язвительно ухмыльнулся поручик.

Не заезжая домой, Мирон поехал к имению Воронцова. «Что его ждёт там, как встретит его Лиза?» – глядя на раскинувшиеся берёзовые рощицы, с трепетом в груди размышлял он. Не доезжая до усадьбы, Мирон привязал коня и пешком направился к знакомому дому.

– Куда ты, куда?! – замахал руками преградивший ему путь дворецкий. – Сейчас господам доложу, – часто оглядываясь на непрошенного гостя, засеменил он к дому…

– У него ещё хватило нахальности прийти сюда! – услышал Мирон через какое-то время срывающийся на визг истеричный голос Алевтины Николаевны. – Гони его взашей!

– Хм-м… – хмыкнул Мирон от несправедливости слов хозяйки и твёрдо зашагал к крыльцу.

– Куда?! – попытался вытолкать его назад подоспевший дворецкий.

Легко отодвинув Евстафия в сторону, Мирон решительно прошёл в парадную комнату.

– Добрый день, господа! – как можно вежливее поздоровался он.

– Аф-аф!.. – не в силах произнести слова, тыкала пальцем в Мирона Алевтина Николаевна.

Григорий Павлович, отвернувшись к окну, даже не взглянул в его сторону.

– Я пришёл вам сказать, что нет моей вины в пропаже ваших драгоценностей! – чеканя слова, твёрдым тоном произнёс Мирон. – Это ужасное недоразумение! – попытался достучаться он до их сознания.

– Недоразумение, говорите?! – резко повернулся к нему Григорий Павлович. – А как же попал лоскуток от вашего кафтана между рамой и стеклом?! – наклонив голову и сверля глазами непрошеного гостя, с сарказмом выкрикнул он.

– Право, сударь, я сам в недоумении, – обескураженно развёл руками Мирон. – Ведь действительно этот крохотный лоскуток, что принёс дознаватель, удивительно точно совпал с изъяном полы моего кафтана, – как бы рассуждая с самим собой, продолжил он. – Но ведь вы неглупый человек, Григорий Павлович, для чего мне нужно было красть эти драгоценности, если я собирался просить руки вашей дочери? Наверняка какие-то из них предназначались для приданого, а остальные достались бы Лизе по наследству.

В тени угла комнаты раздался шорох, Мирон резко повернул голову на звук и встретился глазами с Лизой, до этого тихо сидящей в кресле. На минуту он осёкся, глядя в её холодные глаза.

– Лиза, извини, что не успел тебе сказать только что произнесённых мною слов. Я собирался у Григория Павловича просить твоей руки, но эта кража, к которой я никак не причастен, встала на нашем пути, – не отводя взгляда, искренне произнёс Мирон.

Вместо ответа лёгкий румянец пробежал по её щекам. Воронцов, морща лоб и задумчиво поглаживая рукой подбородок, внимательно слушал Мирона.

– Да-а, господин Кирьянов… Не тот вы человек, чтобы позариться на драгоценности, – заключил он, глядя в глаза Мирону. – Я уже думал об этом… Действительно – зачем вам они? По службе вас ожидало успешное продвижение, батюшка ваш не из бедных – вы единственный наследник, да и Лиза богатая невеста. Для чего вам красть?! – пожал плечами Воронцов. – У вас и так было бы всё… Да вот только улика – лоскуток от вашего кафтана?! – недоумённо развёл он руками. – Ничего не пойму!..

– Я тоже не могу понять, каким образом на раме вашего окна остался след от моего кафтана, – растерянно ответил Мирон.

Алевтина Николаевна с открытым ртом смотрела то на мужа, то на Мирона, всякий раз пытаясь вставить слово, когда кто-либо из них замолкал.

– Кто же тогда, по-вашему, похитил драгоценности?! – всё ещё срываясь на крик, влезла она в разговор. – И непонятно, отчего вы избили господина исправника – милейшей души человека.

– Да, кстати, он заходил вчера по нашему делу, – подхватил Григорий Павлович. – Вид у него, конечно, не ахти… Шепелявить стал при разговоре. Видать, крепко ему досталось… Очень уж он настроен против вас. Думаю, что вас ждут серьёзные неприятности.

– Да-а… Не сдержался я, когда он оскорбил наши отношения, – взглянув на Лизу, виновато произнёс Мирон. – Но я не раскаиваюсь в этом. Никто ему не позволял издеваться над моими чувствами к Лизе, – уверенно посмотрел он в глаза Воронцову.

– А что же произошло?! – с неподдельным интересом произнёс тот.

– Он сказал, что я специально заморочил голову Лизе, чтобы завладеть вашими драгоценностями – вот тут уж я не сдержался.

– Хм-м, – дёрнул головой Воронцов. – Рад бы вам поверить, да не могу… Улика – она перечёркивает все ваши доводы.

– Вот именно – перечёркивает! – выкрикнула Алевтина Николаевна. – Да ещё избиение государственного служащего. Судя по Никодиму Фадеевичу, ничего хорошего не ждёт этого молодого человека. И не нужно морочить голову нашей дочери. Идите, сударь, и ждите своей участи, – добавила она.

– М-да… – как бы соглашаясь с супругой, причмокнул Григорий Павлович.

– Лиза, а что же ты молчишь?! – остановил Мирон вопрошающий взгляд на притихшей молодой барышне. – Неужели и ты думаешь, что я украл драгоценности?!

– Украли вы их или не украли – не в этом дело, а суть в том, что это плохо кончится для вас, – с холодными нотками в голосе ответила та…

Угрозы свои дознаватель не оставил без действия, обивая пороги губернского суда, который в итоге вынес вердикт: виновен в краже драгоценностей и поджоге усадьбы помещика Воронцова, а также в избиении государственного человека – капитана-исправника Никодима Фадеевича Данилова. Посему подлежит пожизненной ссылке в Сибирь и возмещению всех убытков, причинённых господину Воронцову…

– Ваше высокопревосходительство! – обратился дежурный офицер к сидевшему за широким дубовым столом генерал-губернатору Николаю Васильевичу Репнину. – Господин Василий Афанасьевич Кирьянов просит у вас аудиенции.

«Кирьянов, Кирьянов… Вроде знакомая фамилия… Но где же я сталкивался с ним? – подперев подбородок рукой, задумался губернатор, не обращая внимания на ожидавшего ответ дежурного офицера. – Турецкая компания?.. Семилетняя война?.. Ах-да, точно война с пруссаками!.. Гросс-Егерсдорфское сражение… – Он вспомнил этого бравого подпоручика, когда их бригада под командованием генерал-майора Вильбоа, прижатая противником к лесу, стойко держалась под огнём прусских батарей. – Кирьянов… М-м-м-м… Василий, кажется, – если только это тот самый».

– Пусть заходит! – вскочил из-за стола Репнин.

– Ваше высокопревосходительство, соизволите оказать честь выслушать меня, – по-военному обратился Василий Афанасьевич.

«Да, тот самый Кирьянов», – сразу узнал сослуживца губернатор.

– Как же, как же!.. – раскинув руки, поспешил хозяин кабинета навстречу гостю. – Помню, помню вас, дорогой Василий Афанасьевич! – обняв Кирьянова за плечи, повёл он его вглубь кабинета. – Июль 1757 года, огонь прусских батарей. Сколько тогда полегло наших солдат на окраине леса, куда нам пришлось отступить, и какие ощутимые потери нанесли мы корпусу Левальда!

– Да-а-а… Благодаря нашему командующему и стойкости солдат, – вдохновлённо добавил Кирьянов.

– Давай садись и рассказывай, где ты теперь и что привело ко мне? – учтиво указал губернатор на кресло.

Поведав Репнину о жизни в имении, после того как он оставил военную службу, Василий Афанасьевич вкратце рассказал историю, приключившуюся с сыном.

– Ну не верю я, не верю, что это сделал Мирон! – вскочив с кресла, произнёс он. – И на тебе приговор – пожизненная ссылка в Сибирь, – развёл руками Кирьянов. – Возместить убытки – полбеды, не в этом дело… Честь офицера замарана, как теперь людям в глаза смотреть?

– Сядь, сядь!.. Успокойся… – похлопал его по плечу Репнин. – Да-а, задал ты мне задачу, – задумчиво зашагал губернатор по кабинету. – С одной стороны, я тебе верю, а с другой: решение суда отменить не могу… Ведь представленные доказательства – не выкинешь… Прямо не знаю, чем тебе помочь, – в раздумье остановился он посреди кабинета. – Вот что!.. – поразмыслив, поднял он указательный палец вверх. – Государыня сейчас укрепляет южно-сибирские рубежи России – с Маньчжурией серьёзные разногласия по этим землям имеются. Много служивых отсюда отправляют для пополнения тамошних гарнизонов. Я могу распорядиться, чтобы включили Мирона в их число. Всё-таки служба на благо Отечества даст ему шанс через какой-то срок вернуться домой. Другого чего, извини, предложить не могу.

– Уж лучше в солдаты, чем пожизненная ссылка. Да и служба пойдёт на пользу моему сыну, хотя, возможно, и придётся двадцать пять лет солдатскую лямку тянуть, но тут уж – как Бог даст… Что ж, не всё офицерам быть в роду Кирьяновых… – благодарно поклонившись губернатору, ответил Василий Афанасьевич…

Крестьянские парни, определённые в рекруты, со всех сторон стекались на сборный пункт, где молоденький подпоручик, надрывая голос, сортировал их по артелям[1 - Артель – группа рекрутов.]. Ему вторили плач и причитания провожающих, пришедших в последний раз перед долгой разлукой увидеться со своими: сыновьями, женихами, друзьями. Тут же, прихрамывающий на одну ногу служивый, быстро работая огромными ножницами, остригал пышные чубы будущих солдат.

Мирон глазами пытался отыскать Лизу. Но среди провожающих бросилась в глаза только враз постаревшая матушка, молчаливо серьёзный отец, Анна Петровна с заплаканными глазами и стоящие отдельной кучкой друзья, опечаленными взглядами провожающие своего товарища. Андрей, одной рукой удерживая поводья жеребца, второй украдкой смахивал навёртывающиеся на глаза слёзы.

Вдруг Мирон сорвался с места и в одно мгновение очутился рядом с друзьями.

– Дай-ка лошадь, я быстро – до Воронцовых и назад, – поспешно бросил он изумлённому Андрею.

– Бери, конечно, – протянул ему поводья друг.

– Куда?!.. – срываясь на хрип, заорал подпоручик. – Сейчас же в строй!

Но Мирон, не оборачиваясь, гнал галопом лошадь к усадьбе Воронцова…