В этот жаркий июльский день на вокзале было полно народа. Люди ехали на природу под сень деревьев и к прохладе рек. К каждой кассе вытянулся длинный хвост очереди.
– Ты вот что, Стёпа, сходи купи цветов Ольге Сергеевне, здесь рядом небольшой базарчик. Если что, я найду тебя там.
– А зачем покупать? Мама каждый год палисадник цветами засаживает.
– То, что мама цветы выращивает, это одно, а дань уважения – совсем другое… Не теряй время, а то на автобус опоздаем…
Походив по базару, Степан нашёл лишь одну продавщицу цветов, а так: дорожные аксессуары, магнитики с видом Томска, пирожки заполнили всю небольшую площадь.
– Букетик мне покрасивше смастери, – крутился возле торговки долговязый парень.
– Вот всё перед тобой, выбирай, какие по нраву.
Цинии, ромашки, бархатцы разноцветием выглядывали из ведёрка.
– Ты что, бабка, клумбу обнесла?
– Из дому принесла.
– А понюхать можно?
– А почему бы нельзя? Нюхай.
– Эти ничем не пахнут, – поднёс он к носу ромашки. – Эти – воняют, – сморщился долговязый от бархатцев. – Ну-ка, а эти? – потянулся он к циниям.
– Хватит здесь своим носом швыркать, ежели тебе воняет – сунь палец в задницу и нюхай – одинаково для твоего носа.
– Ха… – тихонько хохотнул Степан.
– Эй ты, козёл, чего хохочешь – на грубость нарываешься?! – зло обернулся парень.
– Нужно ещё разобраться, кто из нас козёл.
– Это ты что, на меня намекаешь? – прищурившись, грудью толкнул долговязый Степана.
– Но не на себя же…
– Пошли-ка, разберёмся, а то здесь народу много – во-он, за киоск зайдём.
Они ещё не дошли до киоска, как в руке долговязого сверкнуло лезвие ножа…
– Ой, убивают!.. – завопила торговка, взглядом проследившая за покупателями.
Стёпка, обернувшись, резко вздрогнул, увидев нож в руке идущего следом парня:
– За что!.. – закрывшись ладонями, выкрикнул он.
– Ну, вот и разберёмся, кто козёл. Проверим, что у тебя в животе… А-ай! – недоговорив, выронил он нож и упал на колени. Арсений, склонившись над ним, заломил ему руку высоко за спину, после чего резко оттолкнул. Проехавши на пузе по пыли, долговязый резко вскочил на ноги и, оскалясь, принял угрожающую позу.
– Тебе мало? Повторить? – сделал шаг навстречу Арсений.
На какие-то считанные секунды долговязый впился в него оценивающим взглядом, но быстро сообразив, что может получить добавок, развернулся и побежал прочь.
– Мы ещё встретимся… – донёсся его угрожающий крик…
– Ты, ты… – всё ещё дрожа от пережитого, уткнулся в плечо Арсения Степан.
– Стёпка, Стёпка… – по-дружески похлопал тот по спине товарища. – Спасибо бабке – закричала, а то бы… Пошли цветы покупать…
В автобусе задумчивое лицо Степана стало время от времени расплываться в улыбке.
– Ты что, своим мыслям улыбаешься? – поинтересовался Арсений.
– Вспомнил, отчего этот сыр-бор разгорелся, – и рассказал причину спора с долговязым. Сдержанный хохот прокатился по салону автобуса.
– Ну, здорово бабка его отшила, – сквозь смех произнёс Арсений…
Доехав до районного села, они переночевали на автовокзале, а утром пересели на старенький «пазик», который и доставил их по назначению…
– Вот не думал, что вы отважитесь на сенокос приехать, – встретил их во дворе Василий Афанасьевич. – А цветы-то к чему?
– Так это Ольге Сергеевне, – пояснил Арсений.
– Да у нас своих девать некуда, а эти лучше бы ты, Стёпка, Нюрке подарил. Она вот намедни о тебе справлялась. Да разузнал бы у неё, как тут без тебя народ поживает.
– Нюрке я ничего дарить не собираюсь. А про то, чем дышит наша деревня, и ты мне расскажешь.
– Ну, дык, а чего бы не рассказать: утром работа, в обед работа, а вечером сенца скотине кинешь и спать – вся деревня так и живёт. Клуб закрыли, так что ни кина, ни артистов – своих хватает.
– Ну-ну… Местные самородки – циркачи, артисты, юмористы, – иронически хохотнул Степан.
– А чем тебе соседи наши Кудины и Кашины не шуткари – вся деревня с них потешается. Две сестры, а в одном дому ужиться не могут. Вроде и делить-то нечего, у каждого свои полдома, своё хозяйство, свой мужик. Ан нет… Чего делят?
– А что, всё ругаются?
– Тут, по весне, такое представление устроили – вся деревня хохотала.
– А чего было-то?
– Сейчас расскажу, я эту комедию с начала до конца посмотрел. Пошёл я значит, сенца Амке подложить. Слышу крик с ихней стороны. Я к воротам подошёл и наблюдаю: Танька и Зинка стоят друг против дружки, ругаются, слюной брызжут, руками махают. А мужики рядом стоят: Танькин – Ванька-шибздик, и Зинкин Сашка – грудь вперёд выпятил, стоят, молчат. Начали бабы за живность, а после дело и до мужиков дошло.
– А ты чего стоишь, в рот воды набрал, грудь словно гусак выпятил! – накинулась Танька на Сашку.
– Это кто ж гусак?! Сашка мой?! – зло подбоченилась Зинка. – А твой-то – сучок, недомерок!
Схватила с Ваньки шапку, зачерпнула ею из лужи и надела ему на голову. А этот стоит как пень, грязь по лицу течёт. Вцепились они в волоса друг дружке – мужики не могли растащить. Тут уж участковый прибежал, ну, и опустил занавес… В театре такого не увидишь…
– Ну, это класс!.. Оваций не было?! – зашлись от смеха Стёпка с Арсением.