Барычев тут же кинулся выполнять приказание и со всего размаха шлёпнул несчастного по голове. Тот ещё больше уткнулся в колени, терпеливо снося издевательства.
– Ну-ка проси прощения у мальчика, – схватил Барычева за ухо Арсений. Товарищи попытались защитить Барыгу, напав сразу с двух сторон.
– Проучите этого тоже! – со злостью выпалил Пышка.
Но двое нападавших уже лежали на полу, остальные, испугавшись той же участи, боязливо попятились назад.
– Пышка, тебе никак неймётся, – сгрёб того за волосы Арсений. – Если ты такой смелый, давай один на один. Могу тебе даже фору дать – ещё двоих из своего кагала прихватить.
– Ну, пошутили мы…
– Этот мальчик – мой друг, и если ещё кто-нибудь так пошутит, будет иметь дело со мной… Понятно?
– Поня-ятно… – угрюмо в разнобой ответила компания.
– А теперь шурши отсюда! – кивнул Арсений в конец коридора…
– Ну, всё, не плачь. Больше они тебя не тронут, – успокоил он мальчика. – Ты новенький?..
– Угу…
– Как тебя звать?
– Серёжа… – посмотрел тот на спасителя благодарными глазами.
– А фамилия?
– Егоров…
– Почему они тебя хромоножкой обзывали?
– У меня ножка одна больная…
– А что с ней?..
– Мама меня маленького уронила – пьяная была.
– Ну, а в больницу?..
– Ей не до меня было… Сначала сильно болело, а потом понемногу прошло, так и вырос… Маму позже лишили родительских прав, а когда меня в больнице осматривали, сказали, что кость неправильно срослась, после этого отправили в детский дом.
– А родные у тебя есть, где твой отец?
– Я даже не знаю. Спросил как-то у мамы, где мой папа и кто он? «А я откуда знаю, кто твой отец и тем более, где он сейчас», – ответила она.
– Была сестрёнка, но умерла, когда ей было пять лет. Простыла сильно. Зимой, когда мама была сильно пьяная, она часто открывала настежь окно – вот и простудилась, наверное, Анюта.
– И что же, не могли вылечить? – участливо спросил Арсений.
– А кто бы этим занимался: маме было не до того, а я что мог сделать? Девять лет было, водички подать да покормить, если что найду. Вот и лишили её родительских прав, а меня – сначала искали каких-либо родственников, а потом отправили сюда.
– Сколько тебе лет?
– Десять…
– А мне скоро двенадцать – Арсений Ковалёв. У меня тоже три года назад сестрёнка умерла. Так же высокая температура, только не знаю отчего… Пойдём-ка со мной…
Арсений провёл Серёжу к своему шкафчику и бережно вынул оттуда рисунок – красивая девочка с большими лазурными глазами с полуулыбкой смотрела с листа бумаги.
– Вот это моя сестрёнка Алёнка. Я нарисовал её по памяти и по фотографии… Вот уже почти три года я смотрю на этот рисунок и вспоминаю то время, когда мы были все вместе. Послезавтра ей бы исполнилось семь лет, – остановил он печальный взгляд на своём творчестве.
Серёжа с искренним участием положил свою худенькую ручку на плечо своего защитника и глазами, полными сострадания, посмотрел на нового друга.
Этот щупленький, болезненный мальчик словно забрал себе половину накопившегося в товарище горя. Какое-то родственное тепло, исходящее от него, утешило тоскующую душу Арсения… Он крепко прижал к себе его худенькое тельце:
– Теперь в этом мире я не один и ты не один…
– Ковалёв, ты что себе позволяешь?! – подскочила к ним директор детского дома. – Если ещё раз такое повторится, я поговорю с Виталием Павловичем, чтобы отстранил тебя от занятий в секции. Не для того тебя обучают приёмам борьбы, чтобы ты отрабатывал их на воспитанниках детдома.
– Настучали уже, – криво усмехнулся Арсений.
– Он тут ни при чём. Это я виноват, Арсений только заступился за меня.
– Подожди, подожди, мальчик. Как заступился?.. А что вообще здесь произошло?
Серёжа вопросительно взглянул на Арсения, как бы спрашивая: «А не расценится ли это как ябедничество?»
– Рассказывай… – понял тот его взгляд. – Про эту компанию уже весь детский дом знает…
– Да-а, это конечно благородный поступок с твоей стороны, но нужно было как-то помягче, а то Барычев до сих пор за ухо держится, а Сидоров хромает…
Арсений всерьёз беспокоился о здоровье своего друга, он тормошил воспитателей, санчасть, договорился со своим тренером, чтобы тот помог восстановиться Серёже после медицинского вмешательства. В результате Надежда Васильевна добилась, чтобы мальчика посмотрели хорошие специалисты и назначили лечение. Ему сделали операцию и, как только это стало возможно, Виталий Сергеевич взялся за реабилитацию Серёжи.
– Ничего, – подбадривал его Арсений. – Хромота уже почти не заметна, да и физически ты хорошо окреп. Скоро вместе будем в секции самбо заниматься…
Время шло, и Серёжа превратился в крепкого, способного постоять за себя юношу…
Как-то зимним вечером, когда у воспитанников по расписанию было свободное время, Надежда Васильевна тихо подошла к Арсению и с материнской лаской положила руку на его плечо.
– Дорогой мой мальчик, да уже и не мальчик, а юноша, скоро ты покинешь стены этого заведения, и я хочу рассказать тебе правду о родителях.
– Я уже догадываюсь, что они не придут и не заберут меня, но очень хочу знать, что с ними стало, – с ожиданием услышать правду ответил Арсений.
– В своё последнее посещение Ирина Александровна поделилась со мной информацией и соображениями о причине гибели твоих родителей. Она просила рассказать всё это тебе, когда ты повзрослеешь, и вот настало то время… – и Надежда Васильевна рассказала всё, что ей было известно…
– Я не верю, что это несчастный случай, скорее всего убийство. Если бы только знать, кто мог поднять руку на моих родителей…
– Да, в то смутное время погибло немало невинных людей, – устремив вперёд задумчивый взгляд, утвердительно кивнула воспитательница. – А ты? Как думаешь устраивать свою жизнь?.. Решил, куда приложить свои силы и знания?