Воздухоплаватель. На заре авиации

В одном из писем обнаружил фотографию девушки. Качество черно-белой карточки не очень хорошее, но видно было – красавица. Все правильно, девушка воспитанница Смольного института, Андрей – курсант Михайловского училища, прекрасная пара. Настоящему Андрею даже позавидовал, уж больно девушка хороша. Обнаружил документы об окончании училища. Оказывается, Андрей закончил курс четвертым, место довольно высокое. По окончании учебного заведения вычислялся средний балл и место в списке выпускников. Чем ближе к первому месту, тем лучше учился студент или юнкер. Но теперь-то вместо него другой человек, и Андрей хотел изучить документы, чтобы не попасть впросак. Удивил его факт, что родился тот Андрей в Вятке. Он-то не был там никогда и, если зайдет беседа, может попасть впросак.

Несколько раз Андрей ловил себя на мысли, что обдумывает услышанное в офицерском собрании об обучении желающих офицеров на летчиков. Была у него как-то в детстве мечта, рассыпавшаяся в прах на медкомиссии. Вроде с вестибулярным аппаратом что-то, хотя Андрей спортом в школе занимался и ущербности какой-то в здоровье не чувствовал. А сейчас специальных летных комиссий нет, и есть шанс научиться летать и служить пилотом.

Самолеты не внушают доверия, а учитывая, что парашютов нет, то стоит все тщательно взвесить. Неделю раздумывал, сомневался. А получил толчок от письма, ускорившего решение. Письмо вручила хозяйка.

– От зазнобы, Андрей Владимирович!

– Невеста!

– Знаю, знаю. Вы мне фото показывали, просто прелесть.

Конверт Андрей вскрыл с тревогой. Сначала приветствие, потом укоры. Дескать, писем от него месяц нет, да и сам в отпуск обещал приехать и замолчал. Андрей попытался припомнить, сколько времени он уже в тысяча девятьсот десятом году. Получалось почти три недели. Надобно письмо написать, успокоить, дабы панику не поднимала. Только совпадет ли почерк? Или молчать? По отношению к девушке нехорошо, будет думать – бросил, изведется. Но личная встреча очень нежелательна. Девушка наверняка знает привычки Андрея, какие-то приметы, например, родинки или шрамы.

После раздумий письмо написал, сообщил, что на учениях слегка поранил руку и почерк не совсем привычный. По отпуску – вроде начальство пока не отпускает. А всю вторую половину – чисто любовная лирика: люблю, не могу забыть наших встреч, запах ее волос. Уж очень молодые дамы слова такие любят. Но слова – всего лишь сотрясание воздуха. Дела – вот показатель отношений. Девушку словами можно очаровать, женщины любят ушами.

Все же после размышлений прошение по команде подал. Возьмут – хорошо, а нет, стало быть, летать не дано, ни в этом времени, ни в своем. Набрался терпения, поскольку уже наслышан был о медлительности военного чиновничества.

Между тем служба шла своим чередом. На стрельбах своей батареи Андрей был удивлен эффективностью шрапнельных снарядов. В современной армии таких нет. А на практической стрельбе все мишени, представлявшие собой соломенные чучела, были поражены, в некоторых сразу по нескольку пробоин. Объяснение отказу от шрапнели нашел в учебниках. Такие снаряды были эффективны по незащищенным целям. Стоило пехоте укрыться в блиндажах или в ходах сообщений, перекрытых накатом бревен в один слой, и шрапнель бессильна, в отличие от фугасных гранат.

В офицерском собрании зашел разговор о прошениях. Оказалось, из гарнизона нашлось только два добровольца на учебу. Понятно, что гарнизон в Коломне небольшой, но уж очень мало. В авиацию, похоже, не верили. Но Андрей знал развитие авиации, реальную мощь военной, без которой войска не предпринимают ни одного маневра, пассажирской и транспортной. Была опаска, что претендентов окажется много, конкурс большой и его не возьмут. Однако уже через месяц пришел приказ об откомандировании поручика Киреева и ротмистра Ивашутина в Гатчину, в авиационную школу. В бригаде все поражены были. Блестящий офицер с отличной перспективой едет неизвестно зачем и куда.

Любому человеку важно знать, а мужчине так даже принципиально, есть ли возможность карьерного роста. Вместо командира роты стать командиром батальона, полка, дивизии. Еще Александр Васильевич Суворов говаривал: «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом». Или Наполеон Бонапарт высказался: «У каждого солдата должен быть в ранце маршальский жезл». Авиация – еще даже не род войск, только зарождалось направление, и перспективы туманны. Командир бригады Андрея отговаривал, но переубедить не смог. Андрей получил копию приказа об отчислении из части, проездные документы и уже вечером сел в поезд. Ехать недолго, уже через два с небольшим часа оказался в Москве. Интересно было. Дома все каменные или кирпичные, но малоэтажные – два-три этажа. По улицам едут трамваи, редкие автомобили, зато полно пролеток, гужевых подвод. Перебрался на Николаевский вокзал и сел в первый же поезд. За окном темно, ничего не разглядишь, улегся спать.

Глава 2

Гатчина

Поезд прибыл в Санкт-Петербург утром. Судя по документам, тот Андрей учился здесь и город должен был знать. А для этого Андрея все внове, в Питере он не был никогда. Решил посвятить день знакомству с городом. Быть в городе Петра, пусть и проездом, и не осмотреть, даже мельком, непростительная глупость. Конечно, город слишком велик, и одну улицу осмотреть не удастся толком. Оставил чемодан в камере хранения и от вокзала пошел по Невскому проспекту в сторону Невы. Самые интересные объекты здесь – Казанский собор, дворцы, а в конце Зимний дворец, Адмиралтейство, Дворцовый мост. Между знаковыми объектами ускорил шаг, экономя время. Хотелось увидеть все, а не получалось. Тот же Спас-на-Крови, рядом с Невским проспектом, виден с него. Как не свернуть, не отклониться от намеченного маршрута, если архитектура храма такая, что сердце от красоты замирает. Набожным Андрей не был, скорее, атеистом, но привлекала красота творения человеческого разума и рук. А еще распирала гордость за нацию. Как часто мы смотрим на Европу, завидуем, так ведь сами не хуже можем. Архитекторы и художники? Есть! Ученые? Так значительная часть открытий и изобретений наша, ускользнувшая на Запад по недогляду, по недоумию чиновников. Пока добрался до Невы, день прошел, даже не заметил, как время пролетело, забыл о еде.

До Московского вокзала добирался на трамвае. Забрал чемодан из камеры хранения, нашел извозчика и поехал на Балтийский вокзал. К этому времени в городе их было уже пять. Но на Гатчину ходили поезда именно с этого.

Поезд прибыл уже в полночь, и Андрей пожалел, что не остался переночевать в Санкт-Петербурге. Ночь, городишко маленький и известен своим дворцом, в свое время излюбленной резиденцией императора Павла I. Есть ли здесь гостиница? Далеко ли воздухоплавательная школа от города? Для подобной школы нужен аэродром, ангары, и никто в черте города их не расположит. Тем более в городе дворец, используемый императором по назначению. Нарушать императорский покой ревом моторов никому не позволено.

К вокзалу подкатила пролетка, высадила пассажира. Андрей кинулся к извозчику:

– Любезный, мне бы в воздухоплавательную школу.

– Два рубля, ночью я на обратную дорогу желающих проехать не найду.

– Согласен!

Ехать пришлось с полчаса, через железнодорожный переезд, по темным и мрачным улицам. Гатчина осенью 1910 года насчитывала всего пятнадцать тысяч жителей и, кабы не Большой Гатчинский дворец и Приоратский замок, была бы полным захолустьем. В 1853 году в Гатчину провели железную дорогу из столицы, в 1881 году впервые в России в Гатчине появилось уличное электрическое освещение. По весне 1910 года в Гатчине основали первую воздухоплавательную школу и военный аэродром. Располагался он в четырех верстах от Гатчины, между Гатчиной и Мариенбургом с севера. Неподалеку от аэродрома, у деревни Сализи, располагался полигон. Начальником воздухоплавательной школы был генерал А. М. Кованько. К 14 мая 1910 года все работы по обустройству аэродрома были завершены: ангары, ремонтные мастерские, бензохранилище, здания технических и учебных служб. Взлетно-посадочная полоса шла вдоль полотна Балтийской железной дороги. В марте 1910 года во Францию откомандировали для обучения полетам капитанов Мациевича, Ульянина, Зеленского, штабс-капитана Матыевича и поручиков Комарова и Пиотровского, в будущем они должны были стать инструкторами. Кроме того, вместе с офицерами отбыли шесть нижних чинов для обучения мотористами.

Но первыми русскими пилотами, получившими дипломы, стали Михаил Ефимов, Николай Попов и Владимир Лебедев.

В Гатчину для обучения полетам доставили самолеты «Фарман» с мотором «Гном» и «Фарман» с мотором «Рено». Производство авиамоторов было слабым местом. Филиал в России французской фирмы «Гном» выпускал всего пять моторов в месяц, надежность их была скверной. Еще моторы выпускал Путиловский завод и завод «Дукс». Испытывала их военная приемка. Каждый мотор должен был отработать тридцать часов, и только тогда его принимали военпреды.

Появление авиации в России стало возможным благодаря активной деятельности теоретика аэродинамики профессора Жуковского Н. Е., разработчика авиа-двигателей профессора Кудашева, химика, работавшего над созданием авиабензинов и масел профессора Менделеева и талантливого авиаконструктора Игоря Сикорского.

Аэродром действовал с 1910 года и был закрыт в 1963 году, так как город разросся и полеты стали опасны из-за близости домов.

Как показалось Андрею, извозчик остановил пролетку в чистом поле.

– Прибыли, ваш бродь!

– Ты куда меня привез, шельма? – возмутился Андрей.

– Так вон аэропланы стоят! – ткнул рукой в сторону извозчик.

Как бы в подтверждение из темноты раздался грозный оклик часового:

– Стой! Кто идет? Пароль?

Андрей рассчитался с извозчиком, направился к часовому.

– Поручик Киреев, прибыл по приказу для обучения.

– Стоять! – приказал часовой. – Сейчас вызову караульного начальника.

Часовой подал сигнал свистком. Через несколько минут появился разводящий, подошел к Андрею. Пришлось объясниться.

– Пройдемте, господин поручик, в караульное помещение. Придется немного подождать.

В караулке фельдфебель, бывший разводящим, проверил документы Андрея, подсветив керосиновой лампой.

– Скоро полеты, начальство появится.

Андрей достал из карманчика карманные часы, откинул крышку. Два часа ночи, какое начальство в такое время? Оказалось, фельдфебель не обнадеживал попусту. Уже в половине третьего на аэродроме послышались звуки – голоса, побрякивание железа, потом заревел один двигатель, другой. Их готовили к полетам. Полеты начинались в три часа утра, как только рассветало, и до 7 часов, продолжались с 17 часов и до 21 часа. Это была не прихоть, в это время обычно не бывает воздушных потоков, воздух неподвижен, то, что надо для курсантов, ведь первые аэропланы были не очень надежны, неважно управляемы и боялись дождя, снега, порывистого ветра. Еще бы, развороты делали блинчиком, без кренов. Переборщил со скоростью – и можно перевернуться. Учитывая, что пилоты не пристегивались, болтанка могла кончиться трагически.

В караулку зашел капитан. Фельдфебель вскочил, доложил о задержанном. У Андрея проверили документы.

– Поздравляю, господин поручик, с прибытием в школу воздухоплавания. Я провожу вас в штаб.

Удивительное дело, только в авиации в это время начальство ночью было на службе. Формировалось две группы. Пилотов и наблюдателей. Наблюдатели набирались из офицеров – артиллеристов и разведчиков, немного позже их назовут летнабами, летчиками-наблюдателями. В первом выпуске их было шестеро. Вторая группа – пилоты, числом десять человек. Часть теоретических дисциплин преподавали обеим группам сразу. В число их входили и метеорология, фотография, тактика применения аэропланов в военном деле, теория авиации, радиотелеграфия, материальная часть аэроплана, двигатели внутреннего сгорания, причем как автомобильные, так и авиационные.

На аэропланах тех лет могли стоять как автомобильные двигатели – рядные, с водяным охлаждением, так и авиационные – с охлаждением воздушным – и звездообразные по расположению цилиндров. Теоретические занятия серьезные. Кое-кто из офицеров отсеялся. До обучения полетам дошел только десяток. Для начала совершили полет с инструктором. Андрей сидел на деревянной лавке, держался руками за борта. Мотор взревел, аэроплан начал разбегаться. В лицо ударил ветер. Буквально через пятьдесят-семьдесят метров самолет оторвался от земли. Андрей удивлен был. Впрочем, все бипланы того времени не требовали длинной полосы для взлета или посадки. Небольшой круг над периметром аэродрома и посадка. Ощущения более чем странные. Рев двигателя, ветер в лицо, побалтывание аппарата над озером с южной стороны аэродрома. Но в целом восторг, понравилось. Совсем не так, как в салоне пассажирского самолета.

После первого полета офицеры стали делиться впечатлениями. Полагали, начнутся полеты с инструктором. Как бы не так. Следующим днем курсанты занимались рулежкой по аэродрому. Один из аэропланов не имел крыльев, дабы не взлететь случайно.

Курсант давал газ, аппарат набирал скорость. Рулем направления поворачивали. Для Андрея самым скверным было то, что аэроплан не имел тормозов. Диковато выглядело. Посадочная скорость километров семьдесят. От препятствия на взлетно-посадочной полосе можно только увернуться, да и то если скорость упала. Если скорость еще велика, можно перевернуться. Из бака бензин льется на раскаленные выхлопные трубы, и моментальная вспышка. Это сейчас аэродромы имеют бетонные полосы, ограждение. А тогда на поле могла запросто выйти корова или проехать селянин на подводе неспешно. Мало кто обращал внимание на запрещающие таблички. Для хлипкого аэроплана столкновение с коровой или лошадью кончалось катастрофой. Аппарат был сделан из деревянных реек, обтянутых перкалем, мягким материалом, для влагостойкости покрытым лаком. Если делать шпангоуты из железа, получится корпус тяжелый, летательный аппарат будет неповоротлив в воздухе, если еще сможет взлететь. Здесь прямая зависимость. Чем тяжелее аэроплан, тем мощнее мотор должен быть. А поскольку мощных авиационных еще не было в массовом производстве, ставили два-три-четыре мотора. И с надежностью моторов была просто беда. Моторесурс исчислялся часами. В полете мотор мог остановиться в любую минуту. Выручала маленькая посадочная скорость. Пилот высматривал любую поляну, луг, ровное поле и приземлялся. Впрочем, не всегда удачно.

Пока осваивали рулежку, всем курсантам выдали летную одежду. Специальной формы не было, ходили на занятия и летали в своей армейской. Однако наступала осень с понижением температуры. Лучшая одежда – кожаная, не продувает ее. Каждый получил шлем, краги на руки, кожаную куртку и такие же галифе и высокие ботинки, сейчас их называют берцы. Под куртку надевали свитер, и было вполне терпимо в открытой всем ветрам кабине.

Кстати, после революции чекисты на складах обнаружили летные кожаные костюмы, поставленные странами Антанты. Костюмы чекистам понравились, ибо отличали их от военнослужащих, а кроме того, в кожаных костюмах не водились вши, эти переносчики брюшного тифа, который после революции свирепствовал в России. За костюмы, сделанные из отличной свиной кожи, чекисты получили в народе прозвище «кожаные люди».

Чекистам понравилось все летное. Поскольку на аэропланах до поры до времени вооружения не было, летчиков вооружали Маузером С-96. Отличный пистолет с дальним и мощным боем, с деревянной кобурой, играющей роль приклада, как нельзя лучше подходил для пилотов, ибо пользоваться можно было пистолетом одной рукой, в отличие от винтовки. Маузер был значительно мощнее Нагана и, в отличие от револьвера, имевшего семь патронов в барабане, заряжался десятью или двадцатью патронами, в зависимости от модификации. Всем хорош пистолет, но дорог.

Антанта вместе с летными костюмами поставляла еще и Маузер. И чекисты присмотрели пистолет для себя, потом уже, после революции и Гражданской войны, заказывали в Германии этот пистолет с укороченным стволом и 20-зарядным магазином, получившим прозвище на Западе – Маузер-боло, большевистский Маузер.