Кто в армии служил, тот в цирке не смеётся

Выговор ни на что не влиял. Это как укус комара.

На четвёртом этаже мне была прочитана лекция об экономическом положении в стране. Там, где нужно было подчеркнуть важность сказанного, шла нецензурная брань.

Оказывается, народное хозяйство страны ждёт не дождётся наших кабелей. А я своей преступной деятельностью подрываю экономическую мощь государства.

В лифт я вошёл уже со строгим выговором с занесением в личное дело. Этот „укус“ был уже посерьёзнее, потому что при назначении на должность или при присвоении очередного воинского звания это принималось во внимание.

На пятом этаже „Фантомас разбушевался“. Стоял страшный крик. Даже некоторые члены комиссии в срочном порядке спустились к нам, чтобы выяснить, что происходит.

Неслась отборная брань. Нормальные человеческие слова служили только для связки слов в предложениях.

Мои доводы о сроках демонтажа не имели успеха.

Председатель был уже в возрасте, грузный. От возбуждения пот градом катил по его раскрасневшемуся лицу, хотя на такой глубине было довольно прохладно.

– Почему Вы так плохо организовали здесь работы? Почему Вы нарушили приказ? – продолжал сотрясать воздух председатель. В нём было столько злобы и звериной ярости, что если бы ему в этот момент подвернулась кувалда – основное наше орудие труда, он бы использовал её по прямому назначению.

Ополоснутый ушатом нецензурщины, я тоже вспылил и заорал:

– Мы здесь не загорали, а вкалывали, как рабы.

– Вы здесь, капитан, со своими подчинёнными навкалывали на снятие Вас с должности. Вам это понятно?

Когда мы подходили к лифту, чтобы спуститься на последний, шестой этаж, меня мучил только один вопрос: какую кару для меня выберет председатель на этот раз.

На шестом этаже даже мне стало жутковато от той картины, которая здесь вырисовывалась. На результаты работы под моим руководством я уже смотрел глазами председателя комиссии. Именно сюда, вниз, спускалось большинство кабелей, которые запрещалось рубить. Я приготовился к очередному „шквалу огня“.

Но председатель, покрутив головой в разные стороны, присел на какой-то выступ и, облокотившись на бетонную стену, усталым голосом проговорил:

– Свои погоны капитана можешь оставить здесь. Они будут похоронены вместе с шахтой. А чтобы у тебя, капитан, было время хорошо обдумать содеянное под твоим мудрым руководством, я объявляю Вам десять суток ареста с содержанием на гауптвахте. Твоему командиру я сам скажу, иначе ты опять сделаешь что-то не так.

Мне уже было всё по „барабану“, я бы сказал, даже весело: будет что рассказать сослуживцам.

– Извините, товарищ полковник, но, согласно Уставу, за один проступок два различных взыскания не положены, – возразил я.

– Ты ещё и наглец, капитан! – взревел председатель. И я, уже чисто машинально:

– Так точно, товарищ полковник!

Те 60 секунд, в течение которых мы поднимались лифтом наверх, показались мне вечностью.

Эпилог

Я остался на прежней должности, в капитанском звании, и не сидел на гауптвахте, потому что на других шахтах была та же самая картина. А всех не разжалуешь и нe „арестуешь“.

Через несколько лет я оказался около этих заброшенных шахт, которые взрывами сравняли с землёй. Недалеко от них под открытым небом, припорошенная снегом (была зима), лежала гора кабелей – тех самых, так и не нашедших своё применение в народном хозяйстве.

Генерал – он и в Африке генерал

Одно время командиром дивизии, в которой я служил, был генерал-майор по фамилии Баранов. Это был настоящий генерал и по своей деятельности, и по внешнему виду: высокий, стройный, симпатичный. И был у него еще один дар – он обладал хорошим чувством юмора. Но, как и всякий генерал, не терпел возражений, если чьё-то мнение не совпадало с его. На совещаниях давал взбучку подчиненным, не взирая на должности и звания. Если к нему напрямую обращались с вопросом, который мог решить один из его заместителей или начальников служб, он всегда говорил:

– Вопрос не по окладу, обращайтесь к моим заместителям или к соответствующему начальнику службы.

Короче говоря, генерал – он и в Африке генерал.

Обычно на совещания офицерского состава в масштабе дивизии мы шли без особого рвения и желания.

Скучное мероприятие ? сидеть три-четыре часа и слушать, „что такое хорошо и что такое плохо“[5 - Стихотворение В.В. Маяковского]. Но когда знали, что одним из содокладчиков будет командир дивизии, количество присутствующих на совещании резко возрастало. А причина была в том, что командир дивизии в своих выступлениях преподносил все недостатки нашей служебной деятельности с таким юмором, что в зале стоял хохот не менее громкий, чем на концертах известных юмористов.

На одном из совещаний, где был и я, генерал излагал требования командующего армией. Начальник службы одной из частей по фамилии Некрасов осмелился возразить и высказать свое мнение.

Командиру дивизии это явно не понравилось. Он посмотрел на офицера с высоты стоящей на сцене трибуны и своего роста и медленно, с нотками раздражения сказал:

– Товарищ подполковник, я со своей фамилией Баранов давно уже понял, что от нас требует командующий армией, а вы со своей знаменитой фамилией Некрасов[6 - Н. А. Некрасов – русский писатель] до сих пор этого понять не можете.

Золотая антилопа

„Не вели казнить, вели помиловать“

Командование войсковой части, как правило, хорошо контактировало с городской администрацией, которая иногда обращалась к нам за помощью, и мы эту помощь оказывали: техническую или „живой рабочей силой“. Часто мы приглашали городскую администрацию к себе в гости в войсковую часть, и они нас не забывали – приглашали к себе. В зимнее время эти встречи проходили в сауне, а в летнее – на берегу реки или озера. Дружеские визиты проходили, как правило, с обязательным присутствием напитков различной крепости, что способствовало решению многих деловых вопросов. Так что советский лозунг „Народ и армия – едины“ вполне себя оправдывал.

Однажды командир части вызвал меня к себе в кабинет.

– Позвонили из городской администрации, просят оказать техническую помощь одному из колхозов. У них там всё хозяйство находится без электричества. Подбери расчёт электриков во главе с прапорщиком, необходимый инструмент, оборудование, машину, проведи инструктаж по мерам безопасности – и отправляй. И уже в дверях – мне вдогонку с улыбкой на лице:

– Да, и скажи прапорщику, чтобы без барана не возвращался.

Так как я был главным инженером, быстро всё организовал, выдал „координаты“ колхоза и, когда прапорщик садился в машину, полушутя-полусерьёзно говорю ему:

– Приказ командира: без барана не возвращаться. Завтра утром баран должен встречать командира у двери его кабинета.

– Всё будет в лучшем виде, не в первый

раз, – весело ответил прапорщик, хлопнул дверкой кабины, и машина тронулась к контрольно-пропускному пункту части.

Как правило, командир приезжал в часть утром раньше офицеров и прапорщиков, принимал рапорт от дежурного, после чего сам докладывал в вышестоящий штаб.

Вот и в это утро он приехал, как обычно, рано. Из штаба выбежал дежурный с рапортом по стандартной, установленной форме:

– Товарищ полковник, за время моего дежурства в части происшествий не случилось. Личный состав части занимается согласно распорядку дня.

Эта форма доклада, если в части всё в порядке и ничего не произошло. Если были отклонения от норм, то добавляли: „за исключением“. Вот и в этот раз дежурный изрёк: „за исключением“. Командир не дал ему закончить:

– Ну, и что ты мне принес на этот раз в своем клюве, аист ты мой ненаглядный?

– Товарищ полковник, там…баран. – заикаясь, пролепетал дежурный и показал рукой в сторону здания штаба.

– У меня „баранов“ целая часть, – усмехаясь, заметил командир. – Говори яснее!