Тайна великого Комбинатора и зигзаги любви

– А, сам то-как? – в свою очередь поинтересовался Оскар.

– А у нас уже остался только один утешительный заезд! Мы, кто с пятого, кто с шестого. Раз по пять сдавали, пока прорваться не удалось, так что будем ждать, когда и ты пристанешь к нашему «шалашу». Одним словом, возьмём его измором сообща. Учти, профессор умнейший и милейший человек, но очень суров к посредственным знаниям. Он очень плохо слышит даже со слуховым аппаратом, зато понимает разговор по губам. Так что, если будешь подсказывать, то рот прикрывай ладонью. А говорить можно достаточно громко! Но, вообще, рекомендую идти к доценту, который помогает ему принимать экзамены. Доценту уже, видимо, надоели эти регулярные спектакли, да и он лучше понимает душу «рабочего подростка».

Получив такую исчерпывающую справку, Оскар уверенно вошёл в аудиторию. За столом сидел белый, как лунь, профессор похожий на дедушку Калинина, только бородка была длиннее.

– Пгоходите-с, молодой человек! – прокричал он высоким дребезжавшим голосом.

По этой высокой ноте Оскар сразу понял, что истинное удовольствие профессору доставляет сам экзаменационный процесс, а не прелюдия к нему. Поэтому, мелькнуло у него в голове, видимо придётся, этот предметик сдавать долго и упорно пока досконально его не изучу. Он медленно прошёл к задним рядам и не спеша, снял плащ, затем подошёл к столу и положил перед профессором зачётку.

Профессор взял в руку зачётку и громко прочитал:

– Иванов Оскаг Остапович, – и с удивлением вдруг произнёс, – да-с, гедкое сочетание-с! Интегнационально, батюшка-с! Интегнационально!

Сидящий с профессором молодой доцент, нашёл фамилию в списке студентов, перешедших из других институтов, и достающих предметы, которые не проходили ранее в своих институтах или по которым не хватало часов, и бодреньким голосом, как будто в награду, предложил приобрести билетик.

Выбор билета процесс, конечно волнующий, но не всегда приятный, особенно если ты не только не выучил предмет, или хотя бы поверхностно ознакомился с ним, но даже не успел до конца дочитать этот «милый» сердцу учебничек! Оскар, с видом прекрасно знающего предмет студента, небрежно взял билет и сел на свободное место в аудитории. Быстро прочитал его. Три первых вопроса он знал, а последние два знал достаточно слабо, или точнее сказать, совсем не знал!

– Так уважаемые студенты, – произнёс доцент, – те, у кого есть шпаргалки, прошу ими не шуршать, чтобы не вызывать зависть других, у кого их нет.

Через некоторое время, он неожиданно подошёл к Оскару:

– Как дела? – довольно громко спросил он, видимо оттого, что стоял спиной к профессору.

– Да, вот с этими двумя есть небольшие проблемки! – прикрыв рот ладонью, решил сознаться Оскар, с потаённой мыслью, – вдруг подскажет.

Оскар ткнул пальцем в вопрос…

– А, зависимость сопротивления трансформаторного масла от напряжения и тока, и тангенс угла потерь? Да, это не простые вопросы! И учтите, это любимые вопросы профессора!

«Мне только этого и не хватало!» – мелькнуло у Оскара в голове.

Доцент что-то быстро начиркал на листке Оскара и быстро отошёл к своему столу. Но так как по этим вопросам у Оскара были весьма «глубокие познания», то понять, что на листке изобразил уважаемый доцент, ему, мягко говоря, было трудновато. И он решил…

«Буду сидеть до упора, пока не освободится доцент, а там будь, что будет!»

При этом варианте у него затеплилась надежда на сдачу предмета. Но по веленью свыше, профессор освободился намного раньше, так как из-за «очень глубокого», но не твёрдого знания предмета, с потным лицом намного раньше положенного срока, его стол уже покидал очередной студент, награждённый «неудом». И сразу же Комариков, видимо ещё не остывший от прошедшей «схватки» со студентом, неожиданно произнёс:

– Ну-с, сту-у-де-ент Ива-а-нов О. Пгоошу-с ко мне! Прошу-с!

Слово товарищ он не употреблял принципиально, вероятно, в силу своей очень давней, но обоснованной неприязни.

«Почему к нему?» – мелькнуло у Оскара, но упираться было бесполезно.

И он уверенной походкой направился к «профессорской гелятине».

С тремя первыми вопросами разобрались достаточно быстро. Оскар начал говорить громко, чётко и уверенно. Профессор остался доволен и хотел, уже было, закончить опрос и выставить оценку. Но вдруг его взор остановился на последних двух его любимых вопросах и «эскизах» доцента и он, видимо, в надежде на твёрдые знания студента, решил продолжить с ним приятное общение. Немного поколебавшись между приятным и дефицитом времени, Комариков вдруг весёлым голосом произнёс:

– Нуте-с, и как же ведет себя наше сопротивление?

Видимо надеясь на быстрый и чёткий ответ. Оскар уверенно поставил конец авторучки на точку в системе координат, оставленную доцентом.

– Таак! Давайте-с дегзайте-с, молодой человек! Дегзайте-с, голубчик! Дег-зайте-с! – весело напутствовал его корифей науки, довольно потирая руки.

Но профессор пока ещё не догадывался, что «дерзания» у молодого человека в этой области просто отсутствовали!

«Куда же повести авторучку?» – размышлял про себя Оскар.

И неуверенно и очень медленно повел пером по своему листку вверх и в сторону, смотря не на свой листок, а на мгновенно меняющиеся лицо и выражение глаз профессора. При этом он внимательно анализировал звуковую тональность мычания Комарикова. Некоторое время пока перо медленно двигалось вверх и в сторону, выражение глаз и лица профессора оставались спокойными, но затем выражение глаз стало меняться, а лицо искажаться гримасой. Когда звуковое сопровождение достигло самой низкой ноты, на какую был способен уважаемый профессор, Оскар подкорректировал движение и повёл перо вниз при этом, замечая, что гримаса с лица Комарикова исчезла, и лицо приняло снова приветливое выражение, а звуковое оформление перешло на его обычную «экзаменационную частоту»!

Итак, звукомимическая характеристика профессора, похожая на какую-то абракадабру была готова! Но, судя по реплике профессора, лишь отдалённо напоминало требуемый график.

– Чтоо это таакое? – вдруг опять заблеял расстроенный профессор.

– Извините профессор, что-то мне на мгновенье стало не очень хорошо. Немного приболел.

И Оскар аккуратно провёл по ломаной линии авторучкой, сглаживая неровности и острые углы.

– Сочувствую-с! Нечего-с, нечего-с! Бывает-с! Нуте-с, голубчик, с большим-с тгудом-с, но всё же вам-с удалось вылезти из этого непгиятного-с болотца! И что-же у нас на закусочку-с? – произнёс Комариков, потирая руки и заглядывая в билет.

– А.! Тангенс угла-с потег! Пгелестно! Пгелестно! Нуте-с, пгошу-с!

И довольный вопросом откинулся на спинку стула в ожидании удовольствия от чёткого ответа.

Иванов медленно пододвинул свой листок с набросками доцента поближе к профессору, в тайне надеясь, что Комариков сам начнёт расшифровывать профессиональные наброски, но тот почему-то с этим не спешил. Тогда Оскар, прикрыв губы ладонью начал произносить, почти не относящиеся к теме фразы. Только иногда выкрикивал фразы типа: «… тогда тангенс угла потерь…», а далее продолжалось бормотанье. Профессор весь превратился вслух, но ни чего разобрать не мог. Он несколько раз поправлял слуховой аппарат, стучал по нему и опять вставлял в ухо, но, естественно ни чего разобрать не мог. Комариков подумал, что у него сломался слуховой аппарат и вдруг сердито снова «заблеял»:

– Молодоой челоовек! – закричал он во весь голос, – обеспечьте доостаточную слыышимость!!!

И в это мгновенье Оскар решил, что дальше комедию ломать не стоит, поскольку из этого ничего путного не выйдет.

«Стыдоба!» – мелькнуло у него в голове, – «чтобы как-то сохранить своё лицо надо уйти хотя бы по-человечески. Выучу предмет нормально и с достоинством сдам его».

Иванов встал и неспеша, пошёл к задним рядам, чтобы взять свой плащ и выйти из аудитории.

Профессор медленно приподнялся со стула и, опираясь кулаками на стол, громким голосом, срываясь на фальцет, закричал:

– Выы кудаа-с моолоодой человек? Сейчас же-с вегнитесь!

Иванов не спеша, продолжал идти по проходу. Студенты, сидящие с края рядов, прикрыв рот ладонью, громко и убедительно советовали вернуться.

– Послушай нас, парень! Вернись! Иначе ты ему никогда не сдашь! А предмет он обяжет сдавать только ему!

В это время Оскар дошёл до стола, где лежала верхняя одежда, ещё раз услышал призывы профессора вернуться, и подумал:

«А что я собственно теряю? А почему бы и нет?!»

И пока профессор стучал «копытами» Оскар, медленно достал из кармана своего плаща носовой платок, как бы ещё обдумывая, повернулся и, вытирая им нос, быстро направился обратно к столу, где ещё лежал его злополучный билет. Он присел на прежнее место и произнёс:

– Извините профессор, – насморк. Вынужден был сходить за платком!