Старьевщики

2

Поначалу Сусаниным на правах первооткрывателя вызвался быть Лимон, но быстро сбился с пути и едва не завел нас в трясину. Прошлось возвращаться назад чуть ли не до самой Сосновки и идти уже по дороге на Выселки и сворачивать на тропку, которую указали местные пацаны.

Добирались не без сюрпризов. По пути у старых коровников нам встретилась «Нива» зоотехника Липаткина, застрявшая в колее. Зоотехник стоял тут же и громко ругался непонятно на кого. Уже упомянутый мной зоотехник Липаткин по прозвищу Овцебык – тоже личность достойная отдельного рассказа. Пока идем, есть время поведать, главное, чтобы дети не услышали. Так вот, Николай Липаткин – первый зооспециалист на всю округу. И техник, и ветеринар, и вообще! Большой мастер по оскоплению поросят и искусственному осеменению коров. Ну и по естественному осеменению тоже был тот еще мастер. Мало кто из местных молодух избежали его горячих объятий, каждая в свое время. Чем он девок так брал, мне лично не особо понятно. Ну да, статью – коренастый такой крепыш, щеки румяны, чуб русый, кучерявый. Щеки выделю особо, вот именно про таких говорят – кровь с молоком. Мы как-то с моим приятелем Зиминым за шахматишками это дело обсудили, так вот Зимин сказал, что у Липаткина «налицо все внешние признаки альфа-самца, а потому особи противоположного полу перед ним устоять никак не могут и инстинктивно к нему тянутся». Основной инстинкт, однако.

Но надо признать, и Липаткин умел обаять дам. И если уж цель себе выбрал, бил наверняка и на подарки не скупился. Но долго резину тянуть тоже не любил, пара дней, и выбранный объект страсти расположен на спине в укромном месте. Или в ином положении – по ситуации. Тут Зимин тоже все объяснил, мол, есть у Липаткина редкий дар – флюиды от женского полу улавливать. Если дама к этому делу расположена – Липаткин ее нюхом чует, из сотни одну безошибочно выберет. Опять же репутация первого ходока! Кроме скандальной связи с Валькой мордовкой Липаткин отметился еще несколькими бурными романами местного масштаба, но славу Казановы приобрел после того репортажа по центральному телевидению.

Уж не знаю, каким ветром телевизионщиков в нашу глушь занесло, не иначе как Звонарев к выборам расстарался. Приехали они на двух автобусах с мудреной аппаратурой, и первой на нашу землю грешную ступила… скажем так, телезвезда. Имени ее называть не буду, оно всем известно, скажу лишь, лицо ее часто в телевизоре мелькает. Бабы наши ее как увидели, так заохали хором. А звезда улыбнулась своей неповторимой улыбкой с милейшими ямочками на щеках, да так и улыбалась, пока в коровью лепеху туфелькой своей дорогущей, в стране Италии приобретенной, не ступила. Конфуз, однако.

Но ближе к делу, поснимали они виды сельские, пасторальные, перешли к коровнику. Сам при сем присутствовал, а потому могу рассказать детально. Так вот, оператор с камерой командует «Начали». Телезвезда с микрофоном на фоне коров в стойлах сообщает: «Вот так сегодня с помощью передовых научных достижений труженики села обходятся без всяких быков!» Зоотехник Липаткин натягивает специальную перчатку до плеча. Подмигивает телезвезде и задирает корове хвост. Видели бы вы в тот момент глаза звезды! По екатерининскому пятаку каждый! Зоотехник лихо внедряет руку по локоть в самое коровье естество и умело проводит осеменение. Звезда закатывает глаза и хлопается в обморок.

Конечно, все это дело в телевизор не попало, напротив, сюжет вышел волне себе цивильным, в нем звезда даже корову в мокрый нос поцеловала – не побрезговала. Но это уже потом сняли, когда ее откачали и на ноги поставили.

Вечером, как водится, застолье для дорогих гостей с небольшим концертом художественной самодеятельности, Крокодилыч под это дело даже клуб открыл и новый занавес на сцене повесил. Бабы под Лимонову гармошку про русские березки спели, школьники про тропу Паустовского сценку показали. Потом все за стол! И вот в разгар застолья Звонарев поднимает тост за дорогих гостей, и в первую очередь – за телезвезду… А ее нет. Вышла на минутку «носик попудрить», да так и не вернулась.

Где?! Куда делась?! Не случилось ли чего?! Первой все сообразила Галина Липаткина, законная супруга Овцебыка, женщина на вид неброская, но с уникальным нюхом на мужние загулы. Она народ по запаху и повела…

И вот представьте себе картину: милейшая банька на берегу реки, из трубы дымок легкий вьется, дверь предбанника распахнута, и оттуда грохот на все село! Из дверей выбегает сначала совсем обнаженная телезвезда, за ней голый зоотехник, прикрываясь веником, потом появляется разъяренная Галина и вбрасывает им вслед вещи, ведра, веники, грозит кулаком…

Звезду спешно укутали каким-то пледом и посадили в автобус перед правлением, и до самого отъезда телегруппы Галина колотила в его двери кулаками, вызывала противницу на бой, обзывала ее «московской прошмандовкой» и обещала «вырвать волосенки последние да выцарапать глазаньки заведущие, на чужих мужиков падкие». Даже водитель автобуса, здоровенный такой мужик, унимать Галину не рискнул, так и сидел в своей кабине.

Москвичи уехали, Николай традиционно был изгнан из дому, но вскоре прощен и в семью возвращен. Под пивко на лавках у «Сельпы» потом мужикам хвалился, что телезвезда – баба что надо! Только очень впечатлительная. Он ее ягодицы аппетитные сзади веничком охаживал, она голову повернула, естество его завидное увидела, глаза закатила и хлоп – в обморок!

Замечу, что при каждом удобном и неудобном случае Галина Николаю эту измену припоминала, что совершенно не мешало ей форсить в наряде теледивы, оставленном в бане. Что ни говори – а боевой трофей! И мне даже кажется, что вот именно этой конкретной изменой мужа Галина вроде как гордилась. Другим же бабам, попавшим под чары Николая, спуску не давала.

Вот и сейчас, думаю, у очередной избранницы Коли намечаются проблемы. В салоне застрявшей «Нивы» видна какая-то дама, и дама эта спешно одевается. А к машине быстрым шагом приближается Галина Липаткина, на ходу кричит: «Это значит ты так в Горки поехал прививки делать?» Дабы не травмировать детскую психику, поторапливаю малышню. Обернувшись, все же замечаю, как Галина за волосы выволакивает из салона машины Нинку Иванову – новую бухгалтершу лесокомбината…

Да, и почему Овцебык? Это бабы наши на лавках у «Сельпо» как-то за Липаткина языками зацепились, причем, мнения их разошлись полярно. Половина отмечала мужскую силу Николая, сравнивая его с могучим быком, вторая, обиженная половина решительно высказалась, что Коля – похотливый козел. И еще баран упертый! Подошедший с гармошкой Витька Лимон доводы сторон выслушал и предложил консенсус. Ежели этих рогатых скрестить, то получится козлотур или же овцебык. Прижилось овцебык…

3

Наш глава Звонарев – тоже личность упертая и целеустремленная, а потому загнал свой «Хантер» по самые пороги в топь у мостков. Попробовали машину вытолкать враскачку – без толку. Звонарев перестал насиловать двигатель и, послав в село к Негру мальца за помощью, дальше двинулся на своих двоих. И правильно, колея перед мостками превратилась в тропинку, а за мостками тропка и вовсе терялась, и малышню через лужи приходилось переносить на плечах, благо, что сапоги у меня высокие, и народ по возможности помогал. Все равно, очень скоро пришлось взять самую мелкую первоклашку Софку на закорки и двигаться таким порядком. Честно говоря, брести даже с малым дитем на плечах по топкому перелеску весьма утомительно, и я изрядно притомился, когда мы неожиданно вышли на поляну, полную народа. Народ стоял полукругом, в центре которого возвышалась она, болотная опухоль.

Опухоль, действительно, была довольно большая. Метров десять-двенадцать в диаметре. И высотой метра три. Чем-то она напоминала воздушный шар, на которых катают народ на ярмарках и спортивных праздниках. Ну, если этот самый шар утопить в болоте на две трети и облепить верхушку сверху толстым мхом – получилось бы очень похоже. И еще эта опухоль «дышала» – с рваными промежутками времени она вздымалась, и тогда в швах моховых клоков что-то светилось. Но не голубым, как сказал Лимон, а скорее – зеленым цветом. Как люминесцентная краска на дорожных знаках, когда на нее попадает свет автомобильных фар. И еще мне показалось, что внутри опухоль холодная. Какой-то неприятной прохладой веяло от этого странного нароста на болоте. А может это от холодной болотной воды? Март ведь еще на дворе.

Подходить близко к опухоли никто не отваживался. И дело было даже не в тех бельевых веревках, что натянул тут Митрохин, с понтом – ограждения. Просто самим боязно было. Хотя и говорят, что никто еще от опухоли болотной не пострадал, только хрен ее знает, вдруг у нас она опасная, опухоль эта? Однако, вон колесо от «Беларуси» – Лимонова добыча до сих пор у самой опухоли валяется, и ничего такого с ним не случилось… Колесо, как колесо, вернее – шина.

Первым отважился Митька Крылов. Небрежно попыхивая сигареткой, он отделился от толпы, перешагнул через веревку «ограждения», подошел к опухоли совсем близко, ковырнул кирзовым сапогом снег у ее основания. Обернувшись, подмигнул нам, протянул руку вперед и коснулся мха. Толпа замерла. Честно говоря, тут я тоже как-то напрягся, а Софка Звонарева, которую я по-прежнему держал на плечах, пребольно вцепилась мне холодными пальчиками в уши. Но ничего особого не произошло.

– Холодненькая, мокренькая, – крикнул Митька, поглаживая бок опухоли. – И щиплется легонько, как аккумулятор разряженный.

Он еще раз потрогал поверхность опухоли, развернулся к нам лицом и громко крикнул: «Леха, давай»! Леха Скворцов из девятого тут же прицелился в Митьку «Зенитом» и начал щелкать. Ну это он зря. Всем известно, что болотная опухоль, как и лавка старьевщиков, «не фотографируется». Хоть всю пленку отщелкай – засветишь только. И «на цифре» тоже ничего не получается. По крайней мере, еще ни одного достоверного кадра с болотной опухолью нигде опубликовано не было, только рисунки по словам очевидцев. А может, и было, только до нашей глуши разве что свежего дойдет?

Тем временем Митька обнаглел, достал из кармана стеганой фуфайки веревку с крюком на конце и, широко размахнувшись, как заправский альпинист, закинул крюк наверх. Наверх что ли залезть собрался? Тут-то она и зашипела. Даже не могу сказать, что именно зашипело, веревка ли, крюк ли? Только от опухоли вдруг пошел то ли пар, то ли дым, Митька испуганно ойкнул и, бросив свою снасть, огромными прыжками кинулся к зрителям. Хотел перепрыгнуть митрохинские «заграждения», но зацепился ногой за бельевую веревку и грохнулся мордой в снег. Бабы заохали, мужики заржали.

– Митька, не балуй! громко сказал Звонарев. – Это тебе не игрушки! Ну ладно, посмотрели и будя! Пошли отседова, придет время – сами позовут. Да и подготовиться надо, старья подсобрать. Тем более, нам еще машину из болота вытаскивать.

В этот момент от опухоли отделился дымок – маленькое такое облачко. За ним еще одно. Я обернулся и вовремя. Братья Шкуратовы дружно натягивали резинки рогаток. Вот разбойники! Я отобрал у агрессоров их орудия, пообещал вызвать родителей в школу, хотя Петр Шкуратов с супругой был здесь же, на поляне, и погнал детей домой. За мостками Звонарев нас и запряг: народ впрягся в толстый плетеный трос и на «Раз-два-три!» его резко дергал. Но вручную вытолкать звонаревский «Хантер» из болота не удалось даже всем миром. Тем более, двигатель автомобиля не заводился.

– Ох и тлудная эта лабота – из болота тасить бегемота, – прокомментировала происходящее с моей шеи звонаревская дочка Софья. Звонарев выбрался из машины, зло глянул на потревоженную трясину, потом увидел меня, подошел, принял дочку на руки, сразу оттаяв лицом.

– Папа, а мы домой поедем? – поинтересовалась Софка, – а то я вся совсем-совсем замелзла.

– Поедем, – неуверенно ответил Звонарев, глядя на свою машину, под капотом которой чего-то химичил Митька Крылов. Отсюда был виден только его худой зад, обтянутый полинялыми джинсами, и часть спины. Наподобие хирурга, производящего операцию, он поднимал руку и щелкал пальцами, а пацаны, стоящие рядом, вкладывали в них то отвертку, то плоскогубцы. Митька, наконец, закончил труды, уселся за руль, опробовал завестись. Снова залез под капот, чего-то там покрутил и отрицательно мотнул головой.

– Хана, Анатолич, – авторитетно высказался он, возвращая Звонареву ключи, – не заведется она теперь. Всю искру, все электричество на себя опухоль забирает. Тут теперь только дизель надо.

– Так что стоишь? – сверкнул глазами Звонарев.

Инициатива бывает наказуема, пришлось Митьке бежать в село и гнать в болото свой «Кировец».

4

Домой я доехал с ветерком – подбросил Женя Негр – директор нашего ОАО «Сосновка» (бывший совхоз «Светлый Путь Ильича имени комиссара Калинова», сокращенно СПИКК). Он ехал выручать Звонарева, но чуть опоздал – Митька Крылов резвее оказался, подогнал свой «Кировец» и главу нашего с его «Хантером» из топи вытянул. Да и зажигание у Негра тоже начало барахлить, видно опухоль и до его аккумулятора добралась, пришлось срочно разворачиваться. Заметив меня с оставшейся малышней (большинство детей разобрали родители), Женя распахнул двери «буханки» и громко скомандовал: «А ну, мелочь, загружайся!» Ну и меня прихватил до кучи.

Конечно, при непосредственном общении все его звали уважительно – Евгений Иванович. Фамилия – Старых. Но за глаза иначе как Женя Негр его никто в селе не кликал, даже дети. Негром его в Сосновке прозвали не потому, что он черный, или имел какое-то отношение к афроамериканцам, просто пахал мужик с утра до ночи. Вот как лет двадцать назад его в Сосновку директором совхоза назначили, так и впрягся в упряжку, как негр на плантации. И за себя, и за того парня, и за всех остальных. Совхоз-то тогда на селе почти развалился, пришлось все чуть ли не заново восстанавливать. Совсем мужик себя на работе не жалел, высох весь, облысел напрочь, как Ленин в октябре. И как пахал! Лесопилку заново запустил, свет-воду в коровники провел, сам электрику помогал провода натягивать, даже слесарям в мастерской показывал, как правильно генератор перебирать. До поздней ночи с фонарями в мастерской копался чуть ли не по уши в мазуте. А с утра, еще солнце не взошло, а он уже на лесопилке, или на коровнике. И так каждый день, включая выходные. Когда только спать успевал? Вот на таких, считаю, Россия и держится

Директор отчаянно крутил баранку своего раздолбанной «буханки», стараясь не увязнуть в колее, весело насвистывал, то и дело оборачивался назад и подмигивал малышне. По всему было видно, настроение у директора нашего было просто отличное.

– Что скажешь, Роман? – поинтересовался Женя Негр, когда машина, наконец, выехала на относительно ровную дорогу.

– Вы про что, Евгений Иванович?

– Да про них, родимых. Про старьевщиков. Дождались?

– Дождались, – не стал я спорить.

– Эх и жисть у нас начнется! – сказал Женя Негр мечтательно. – Просто житуха! Первым делом – дорогу сделаю. И не грунтовку, а настоящую, асфальтовую! С мостами, откосами, отливами, разметкой и знаками. От райцентра и прям до Сосновки. И всю Сосновку в асфальт закатаю. Нет, на хрен асфальт! Я вот зимой в Казани был – так вот там в центре мостовая из камня. Прикидываешь?! Красотишша! И стоит не так дорого. А то ведь стыдно, как дождичек какой, так хрен проедешь и без сапог хрен пройдешь. Молоковоз новый купим, тызяк*, трелевщиков пару новых, а то и три. Китайских или американцев каких. А то ведь зашиваемся без трелевщиков, с одними бензопилами далеко не уедешь. Правильно? Телок купим. Голландских. У них надои знаешь какие?! Закачаешься! И бычков бельгийских. Мраморное мясо будем производить. Знаешь почем в Москве мраморное мясо?! Потом водопровод достроим, вышку телефонную поставим. Газ проведем! Газ – в первую очередь! Компьютеры в школу купим, дом учителям… Эх, Рома, какая ж жисть нас ждет! Слово даю, через год ты Сосновку не узнаешь!

– Евгений Иванович, – спросил я осторожно, – вы это… надеюсь, не только на свои средства собираетесь все это приобрести?

– Да нет, Роман, конечно, нет, – сказал Женя Негр, переставая улыбаться. – Я тут вот что задумал…

Он, не сбавляя скорости, полез рукой в бардачок, вытащил несколько листов бумаги, мелко исписанных, сунул мне в руки.

– На-ка, глянь.

Я бегло просмотрел. Это были расчеты. Какие-то мудреные, со множеством схем и таблиц. Честно говоря, я в этих таблицах мало что смыслю – гуманитарий я по складу мышления, оттого и пошел учиться на истфак. Но в общем смысл расчетов я понял: берется золото, обменивается в банке на рубли, часть полученного кладется на накопительный счет, вторая, большая часть – на покупку техники, скота и прочих матблаг для родной Сосновки. И судя по расчетам, вполне должно было хватить, только исходный вес золота, которым собирался оперировать Женя Негр, меня несколько смутил. 200 кг!

– Евгений Иванович, – сказал я, – а если не секрет, откуда такая сумма? Почему именно двести?

Директор с ответом не торопился, он ловко выудил из пачки сигарету, прикурил на ходу и кратко сказал:

– Там, на обороте.

Я перевернул лист с вычислениями и увидел таблицу с фамилиями в алфавитном порядке. Всего листов с фамилиями было штук пять. Против каждой фамилии в графе «взнос» значилось «2 кг.» Я вытащил страницу с фамилиями на «К», нашел себя, там тоже фигурировали те же 2 кило.

– Я так посчитал, – объяснил Женя Негр, – всего в селе проживают человек двести, это вместе с дачниками и хуторами. Вычитаем детей до четырнадцати. Неместных, кто в Сосновке меньше двух лет. Дачников, хоть их и с гулькин хрен, пока не сезон. Ну еще кого-то не позовут. Подарочников тоже придется вычесть, им-то золота не дадут. Но с ними разговор особый будет. Я так думаю, все равно человек сто наберется, кого одаривать будут. Старьевщики слитками по 10 кило расплачиваются? Верно? И каждому дают кил по 10-15, верно? Сумма приличная, хоть золото и подешевело, но все-таки… Так вот, с каждого по пару кил в общий котел. Я ж не себе, я ж для всех. Мы ж не гороховские…