Психира. Очерки «блаженств» сумасшедшего дома

Миссис Смит была убеждена, что много лет, как умерла, но тело ее продолжает влачить существование, отравляя мир. Старушка, будто бы, не нуждалась в пище. Она не ела, не ходила в туалет, не спала пять лет. Уверяла, что у нее нет внутренних органов, а кровь превратилась сначала в грязь, а потом в пыль. Бессмертие стало для нее проклятием. Единственный выход она видит в захоронении своего тела. Можно по соседству с могилкой пальца.

Когда у нее взяли кровь на анализ, она расхохоталась в лицо медсестре, обвинив ее во лжи. У нее не может быть ни крови, ни сердца, ни давления, потому что она мертва.

Когда повели в столовую, Биг-Мама впала в ярость, схватила вилку и попыталась вспороть живот, чтобы доказать невеждам, что внутри у нее пусто, но ее скрутили санитары. В палате она предприняла еще несколько попыток доказать всем, что у нее нет крови, вцепившись зубами в вену на запястье.

Биг-Маму пришлось срочно переводить на интенсивное лечение. Комплексные меры принесли положительный результат.

После выписки миссис Смит прожила не долго. И ее последняя воля быть захороненной все же произошла. Быть бессмертной – тяжкая доля.

Старик и счастье

Я иногда встречаю во время утренних прогулок старика, у которого на левом запястье выделяется татуировка: «Нет в жизни счастья» и крест кривой неумелый. А на правом запястье тоже татуировка – полная противоположность первой: «Счастье есть». И – солнце с расходящимися крыльями. Я когда видел старика, меня распирало любопытство – как он жил? Почему он начал высекать биографию на коже с надписи унылой и депрессивной – нет в жизни счастья, – а закончил философской радостью и почти религиозным позитивом: счастье есть. Коротко и понятно. Судя по его фактуре, на теле было еще множество опознавательных знаков, по которым можно было прочитать книгу жизни. Но мне было очевидно, что в молодости он столкнулся с нерешаемой проблемой и вытравил свои переживания на коже – чтобы помнить. Мне знакомо это состояние. Делаешь сам для себя памятник – не забывать. Тату – явление несмываемое. Если решился на какой-то знак, принимай, что это будет с тобой по жизни. Интересно другое. Пройдя свой жизненный путь от разочарования и депрессии, он неожиданно обрел долгожданное счастье и тут же в восторге отметил его на своей правой руке. Сколько в этом символов! Левая рука и правая. Правая ассоциируется в религиозной литературе как образ мысли, левая как образ действия. Значит, «счастье есть» на правой – это не просто крайнее тату, это полное примирение с реальностью, принятие себя таким какой есть. И блаженство духа. Наверняка первую наколку на левой руке он делал себе сам – той самой рабочей правой: и крест не ровный, и навыка в рисунках нет. Началась жизнь с чистого листа, но первая надпись была отнюдь не светлая. Ну, а под финал своей жизни старик, очевидно, решил поставить в своей судьбе оптимистическую точку – счастье есть. А то?

Так, примерно, я размышлял, глядя на татуированного старика, который каждое утро совершал привычный променад по тихому раннему микрорайону. Воображаемая история, которую я сочинил, глядя на татуировки деда, рассыпалась в один миг после того, как я заметил, что старик – левша. Это бросилось в глаза, когда он закуривал сигарету. Левша. Значит, его рабочая рука – не правая, как я думал, а левая. И это обстоятельство напрочь перечеркнуло ту идиллическую картину жизни, которую я у себя в голове нарисовал. Выходит, что первая татуировка старика была – счастье есть. И солнышко с крыльями. Человек рожден для счастья, как птица для полета. И сам он, возможно, входил в эту жизнь с большим оптимизмом. Счастлив был наверняка. Быть может, с любимой женщиной. А потом? Потом была жизнь длинною в десятки лет. И, наконец, финал – нет в жизни счастья. И правая рука. И крест на правой.

Так иногда может ошибаться писатель, который подгоняет сюжет под свое собственное представление о жизни.

Человек-фейерверк

Алексея Степановича приняли на центральной площади города возле трибуны, на которую должны были взойти большие люди. Приняли Алексея Степановича люди вежливые, пригласили в машину без опознавательных знаков, задали несколько несложных вопросов, позвонили в службу всезнания и отвезли Алексея Степановича в нашу больницу.

Я дежурил в тот день.

Воскресенье. Светит солнце. Ни одного пациента за утро. Сижу на лавочке у приемного покоя, наслаждаюсь весной. И тут – наш старый добрый Алексей Степанович в сопровождении конвоя из «вежливых людей» и доктора со Скорой.

Идет, гордо вскинув подбородок, улыбается.

– Хотел свечкой вспыхнуть на площади, – говорит доктор Куницын. – Принимайте. Какой праздник без фейерверка?

Я позвонил дежурному врачу. Игорь Петрович был на обходе. Попросил начать оформление больного. Записать суть открывшегося бреда.

Алексей Степанович наш давний знакомый. В прошлом – человек с высшим образованием и сектант, отправившийся спасаться в сибирские подземные пещеры. С тех пор регулярно попадает к нам в первое острое отделение с бредовым расстройством. И всякий раз мозг его норовит отчудить что-то оригинальное. Искал рецепт счастья для всех людей. Нашел. Люди его не поняли. Отправили к нам. А его рецепт счастья до нелепости прост и наивен. Давно уже пользуется спросом у создателей финансовых пирамид. По мнению Алексея Степановича, все человеческие усилия нужно устремить на умножение добрых дел. Например, А.С. помог соседу в чем-то малом. Дал сто рублей просто так. Сосед, приняв добро, должен это добро удвоить, завербовав для всеобщего счастья еще двоих. Те двое в свою очередь умножают добро, вербуя в «счастливое человечество» еще четверых. И так далее – добро начнет быстро распространяться по планете. Если на каком-то этапе случится сбой, тогда в работу включаются так называемые старосты, наиболее коммуникабельные и любвеобильные люди. В результате человечество начнет самоочищаться от несчастий, исчезнут войны, планета вздохнет, наконец, полной грудью. Не будет нищеты, разрухи. Все станут друг другу братьями и сестрами. И будет на земле рай. Одна загвоздка – если кто-то не захочет всеобщего счастья. Таких, по мнению мыслителя, нужно подвергнуть публичной казни – чтобы остальным неповадно было отказываться от всеобщего благоденствия.

С этой идеей наш Алексей Степанович поперся в высшие эшелоны власти. На него смотрели исподлобья, выслушивали, кивали головами, потом звонили, куда следует. И наш философ прибивался на время в родные пенаты.

На этот раз от теории добрых дел не осталось следа. Поняв, что человечеству всеобщее счастье и добро не нужно, Алексей Степанович направился на центральную площадь города в знаменательный для жителей день, с тем, чтобы вспыхнуть факелом и осветить людям их беспросветную тьму невежества.

Ученый дух в нем еще теплился. Начитался книг, в которых описывались случаи самовозгорания сектантов. Решил использовать тот же прием. Без внешнего огня загореться как свечка.

Я поинтересовался, как он собирался это сделать. Алексей Степанович постучал себя по макушке и сказал:

– У меня в голове трещина.

– Какая трещина? – спросил я, заполняя историю болезни.

– У меня в голове есть маленькая дырка, – сказал он. – Мне просверлили ее в катакомбах, когда повышалось внутричерепное давление. У нас на глубине у многих оно повышалось. Был врач. Он нам просверлил головы. И стало хорошо. Удобно. Давление нормализовалось. И голове свежо. Вентиляция.

– Так. А причем тогда самовозгорание у трибун?

– Я хотел, чтобы на меня обратили внимание люди. Сами они не видят своей нищеты. А если бы я возгорел факелом, то увидели бы и поняли.

– Ясно, – сказал я. – А технически как должно было произойти возгорание?

– О, это очень просто, – оживился Алексей Степанович. – Ветер. Залезает в трещину, производит эффект вентилятора. У меня очень высокая секреция желудка. Когда долго пощусь, выдыхаю ацетоном. Это знакомо многим постящимся. Свойство организма – вырабатывать ацетон. И превращаюсь в живой фитилек. Стоит мне только захотеть. Впускаю в трещинку воздух, выдыхаю ацетоном, аккумулирую солнечный свет и все. Я живой факел. Религиозные люди издавна пользовались этим. А я человек религиозный. Лучше одному запалиться, чем всему человечеству сгореть.

На этом замечательном высказывании мы остановились, и я проводил пациента в комнату для переодевания. На всякий случай проверил дырку в его голове. Никаких трещинок не было.

Убегающий

Хочу рассказать об одном знакомом, который имеет странность рвать с близкими людьми в тот момент, когда отношения приобретают характер постоянства. Зовут его Сергей. Где он теперь, не знаю. Могу предположить, что в каком-то городе России или, может быть, зарубежья заводит с кем-то деловые, дружеские, любовные отношения с тем, чтобы через год-два-три внезапно их разорвать.

Не знаю, с чем связана его психологическая особенность. Может быть, с детскими травмами. Не берусь судить. Но его процессы сближения с людьми развиваются строго по определенной схеме: сначала он очаровывает людей искренним участием, легко сходится, остроумен, умен, деликатен, кажется, хороший друг, добрый супруг и отец, блестящий профессионал-программист. Но проходит время, и он убегает. В прямом смысле слова. При этом Сергей вовсе не мошенник. Перекати-поле? Тоже не так. Перекати-поле, дон-жуаны, мошенники – тип более менее известный. Одни не могут прорасти корнями в почву и куролесят по земному шарику, избегая проблем и создавая проблемы ближним. Другие живут влюбленностями, от влюбленности до влюбленности, любят только саму влюбленность и страдают, если влюбленность долго к ним не приходит. Тоже понятный типаж. Никакой корысти. Всего лишь эгоизм. Но разве не должно быть разумного эгоизма? Третий тип – мошенники. Эти все делают исключительно ради корысти. По типажу Сергей ближе к Перекати-поле.

Меня он давно исключил из списка друзей, но лет десять назад, до того, как он убежал от очередной супруги, он рассказывал мне, что с ним происходит. Как только в отношениях возникает привычка, он бежит от этого как от огня. От всех привычек убегает. Полная моя противоположность. Я убежденный человек привычек. Выдерни меня из привычного круга общения, и я начну тонуть. Сергей, напротив, тонет тогда, когда его свобода привязывается привычками. Перед тем, как уехать из нашего города и оставить Ольгу, с которой он счастливо прожил три года, он в деталях поведал свое состояние. Возможно, это не патология в полном смысле слова. Какая-то психологическая особенность, с которой окружение должно как-то мириться. Потому, что сам Сергей едва ли уже изменится. Он – убегающая натура.

Так вот, с Ольгой у них все было замечательно. Ходили к друзьям в гости, путешествовали, отмечали праздники. События жизни были яркими, интересными, запоминающимися. Ольга, разумеется, привыкла к Сергею. Прекрасная пара. Она красавица. Он – воплощение энергии и жизнеутверждающих сил. И со временем для нее стало очевидно, что Сергей женится на ней, у них будет семейный очаг, множество деток. Все как у всех. Именно это обожгло и испугало Сергея – все как у всех.

Он попросил меня передать Ольге письмо, написанное вручную. Письмо было запечатано в конверт. Я согласился. Спросил его, почему он сам этого не сделает. Ответил, что терпеть не может скандалов и семейных разборок.

– Куда теперь? – спросил я.

– Поеду осваивать дальневосточный гектар, – ответил он с облегчением. – Начну жизнь с чистого листа. На новом месте.

И все. Собрал чемодан и укатил. Ольга сильно страдала. Несколько дней провела на больничном. Температурила. Не выходила из квартиры. Спала в обнимку с рубашками Сергея и признавалась потом, что хотела наложить на себя руки. Перечитывала прощальное письмо сотни раз. И ревела. Спустя время рана от предательства Сергея затянулась.

Через много лет я обнаружил его в социальных сетях. Жил в Краснодаре. Занимался программированием. Легко сходился в сетях с женщинами, легко общался в публичном пространстве. А когда я сделал запрос в друзья, и он вспомнил, с каким событием связано наше знакомство, просто заблокировал меня и все. Убегающая натура. От чего бежит? Наверное, не только от привычек, но и от прошлого, которое его нагоняет. Время стало бежать быстрее, убегать для натур убегающих стало сложнее.

Тараканы сочинителя

Кто может ответить на вопрос: «Нужны ли человеку „тараканы“ в голове?». А «скелеты» в шкафу нужны? Если вычистить человека в раз от той, казалось бы, патологической нечисти, что населяет душу, будет ли человек счастливее и жизнеспособнее? Вопрос не праздный, поверьте. Если бы все было так однозначно, мы бы жили в мире святых людей. «Светлячков». А живем в мире «Ноева Ковчега», где всякой твари по паре.

Разумеется, я за свет и радость, и счастье. Но и за снисходительный подход к таким определениям. Снисходительный к слабости человека и к его «тараканам». Скажу конкретнее: бывают случаи, когда «потравка тараканов» и «вынос скелетов» равносильно умиранию. Есть такие уникальные люди: лиши их привычной психической патологии, и они сойдут с ума. Да. Поверьте. Это вовсе не игра слов.

В местном психоневрологическом интернате лежал знаменитый (по меркам рабочего поселения) писатель. Олег К. Слава на него обрушилась в 2001-м, когда короткие рассказы неожиданно признались искушенной западной русскоязычной аудиторией. Олегу выдали премию – 100 долларов – и присвоили звание «народный писатель». Олег работал продавцом в книжной лавке и, очевидно, сам иногда сочинял рассказы. Потом публиковал, их заметили, пошло движение вокруг персоны. А заметили их потому, что в них присутствовало редкое своеобразие, связанное с нарушениями в восприятии окружающего мира. Есть, к примеру, дальтоники – видят вместо красного зеленый свет. Патология это? Разумеется. Кто же сядет в машину к водителю, у которого «красный вместо зеленого»? Но если бы этот водитель взялся описывать мир, то получилась бы очень своеобразная, даже неповторимая проза.

У Олега была особенность… патология…«тараканы в голове»…«скелеты»…он воспринимал окружающие явления полифонически. Если видел какую-то женщину, например, она у него вдруг превращалась в ходячую красную единицу, которая звучала как песня Цоя. Например. Это случалось не всегда. Во время «шевеления его тараканов». Мир становился наводнен образами ассоциаций. Кошка – пятерка серого цвета, исполняющая джазовую мелодию. Книги, среди которых он проводил время, выглядели застывшими лицами кунсткамеры с полным спектром человеческих эмоций. Маркес устало улыбался с полки, Хемингуэй хмурился, Горький рыдал. Приступы продолжались не долго, но успевали наполнить Олега творческой энергией. Продавец книг уединялся и записывал все свои ассоциации.

В науке это явление называют синестезией, смешением чувств. Нейрологический феномен.

Не всегда и не везде этот феномен считается психической патологией. Напротив, некоторые ученые считают, что это та идеальность, которая была изначально присуща человечеству, но в процессе «старения» или грехопадения, способность эта пропала, извратилась, стала напоминать психическую патологию.

Олег попал в больницу после запоя. Тяжело переживал свою невостребованность. Из книжной лавки ушел. Нигде не работал. Перебивался случайными заработками. Писал для себя. Странную какую-то повесть. Называлась не «Камо грядеши», а «Хаму грядущему». Кого он там прозревал в своем персональном безумии, сказать сложно. Проза была рваная, грязная, агрессивная. Ничего похожего на предыдущую романтическую оригинальность восприятия мира.

Женщина в его новых рассказах была молчаливая и продажная б…

И так – со всеми персонажами. Мужчинами, женщинами, собаками, кошками, трамваями.

Последние годы он мало писал. Слава прошла. Остался быт и жесткая реальность. И – то, что принесло ему славу за оригинальное прочтение мира, – те самые «тараканы» в голове.