Панджшер навсегда (сборник)

– У нас пять автоматов, по паре гранат. Если чё, мы им дадим жару. Еще и по медали заработаем. Понял, да? – Найдя простой ответ на вопрос, который уже возникал и в его голове, он почувствовал себя почти Искандером. – Эй, повара, вы там примерзли?

* * *

Рыбакин проснулся сам. Камни сквозь плащ-палатку и сухой валежник упирались в ребра, потертый и выцветший китель х/б прилип к влажному телу, и солнце уже смело светило прямо в закрытые глаза. Спать ночью – себе дороже, а днем это не очень-то и получается. Он полежал еще немного в полудреме, ловя последние мгновенья блаженства и прислушиваясь к окружающему, в которое он собирался вернуться. Тихо. Даже тише, чем обычно. Течет струйка песка, по своим делам куда-то ползет маленький скорпион, травинки покачиваются в такт порывам случайного ветерка. Не слышно только человека. Открыв, наконец, глаза, Рыбакин сразу посмотрел на часы – уже два. Потом – на радиостанцию, она стояла рядом, под рукой, и была выключена.

– Халилов! – он резко поднялся, а ответ не заставил себя ждать.

– Я здесь.

– На связь выходили?

– Так точно, по графику.

– Что нового в эфире?

– Четвертая рота на минное поле напоролась, несколько человек без ног осталось, «021»-х нет.

– …твою мать! – Он окончательно проснулся и понял главное: наша кровушка льется. – Кто?

– Не говорили.

– Что у нас? Давай журнал наблюдений. – Здесь Халилов замешкался, и Рыбакин в ожидании поднял на него глаза: – Ну?

– Тут такое дело… Абдуразаков с четырьмя дембелями ушел в кишлак.

– Когда?

– Сразу после восхода солнца.

– Ну а ты, замкомвзвода? – По лицу взводного прошла волна тревоги и агрессии.

– А что я… – Удар пришелся прямо в нос, и из него протекла кровь, а тело неудачливого старшего сержанта отлетело на скат небольшого окопа. – А что я? – уже визгливо запричитал он, заслоняясь локтями и ощупывая лицо.

– Что ты? Кто ты? Сука – вот кто ты! Ты почему меня не разбудил?! – Новый удар пришелся снизу в челюсть. – За трусость надо платить. Ты боялся, что тебя побьют, вот и получай! – Третий удар пришелся по печени.

– Я их отговаривал. – Халилов поперхнулся и согнулся вдвое.

– А они не послушались. – Взводный держал его за горло, не давая упасть, и был готов растерзать. – Из-за таких, как ты, люди гибнут. Предатель!

– Я же их отговаривал. Я не предатель.

– А что ты в полк доложил в восемь, в десять, в двенадцать часов, в два часа? Повтори форму доклада.

Замкомвзвода замешкался:

– Я сказал, что все на месте.

– Значит, все. Вот ты и ответишь за каждое слово. Ты понял? За – каждое – слово.

Оттолкнув от себя Халилова, Рыбакин тяжело опустился на землю. Он прекрасно понимал: если что-то случится, отвечать будет именно он сам, а никакой не Халилов. И в этом заключалась не логика, а сама жизнь.

Остальные солдаты взвода попрятались, как ящерицы, под камнями, чтобы не попадаться под горячую руку командиру, они ведь тоже его не разбудили и поэтому тоже несли свою маленькую ответственность. Гнетущее напряжение сменило командирскую ярость, оно висело над постом, как грозовое облако, росло, становилось все тяжелее и невыносимее. И в этом отчетливо проступала какая-то жуткая предопределенность.

– Когда они вернутся?

– Часа через два.

– Они так и планировали с самого начала? Вот мерзавцы. Ты-то хоть понимаешь, что они бросили боевой пост?!

– Понимаю.

– Теперь понимаешь, когда юшка потекла, а раньше не понимал.

– Товарищ лейтенант, – набравшись смелости, Халилов посмотрел на взводного, – они могут не прийти через два часа. Я знаю Абдуразакова и Зацепина знаю. Они отвязные, они пределов не знают, если заведутся. Чарс найдут, не остановятся.

– Понятно, дури у них у обоих хватает. Я тоже их знаю. Но еще я знаю, что не очень-то они смелые, морды им всем лично щупал.

– Я бы так не сказал. Когда волки в стаю собираются…

– К темноте по-любому будут. А солнце заходит в восемь. Что же командиру докладывать?..

– Вы их не знаете, товарищ лейтенант. Они действительно могут не прийти, они еще в Термезе после отбоя такое творили…

– Что ты мелешь? Разозлить, что ли, меня хочешь, или тебе мало досталось? Как это они не придут, это же опасно. Здесь же «духи» есть, это точно, как белый день.

– Но мы ведь никого так и не видели за все эти дни.

– На то они и «духи».

* * *

После жирного плова, после компота из сладкого урюка и кишмиша, после травки они чувствовали себя превосходно.

– Вот это жизнь!

– Не жизнь, а кайф!

– Пацаны, я балдею…

– Не ты один, да?

– Кто бы мог подумать, что все так классно получится.

– Со мной не пропадешь.

Абдуразаков гордился своей смелой выходкой, его авторитет сейчас стал невообразимо высок. Все оказалось просто: переступаешь красные флажки, и тебя с распростертыми объятиями встречает воля. Главное – сделать это! А сделать это может не каждый – только такие, как он, избранные. Он еще себя покажет, в Афгане есть где развернуться, он себя покажет. Здесь даже законов нет, убьешь – и ничего тебе не будет.

– Хамид, а когда на пост будем возвращаться?