Панджшер навсегда (сборник)

– А ты готов его выполнить? Так, нечего загонять меня в угол – задача поставлена. Срок остается прежним, у меня нет полномочий его менять. – Помедлив, добавил вполголоса: – Доведу до вас информацию ограниченного распространения. Командование округа уже отчиталось перед Москвой, перед политическим руководством об освобождении Панджшера от банд формирований Ахмад Шах Масуда. По афганскому телевидению и радио местная власть выступила с обращением к народу. Наверное, поторопились. Завтрашняя операция идет вразрез с этим докладом, с обращением, и лишнего часа нам никто не даст. Королев, своим решением выделишь роту или два взвода для прикрытия, определишь им маршрут по уровню выше маршрута батальона, но лучше по гребню. Ну и командира потолковей поставь. Все у вас получится. Еще вопросы?

– При такой постановке задачи должна быть огневая поддержка и с воздуха.

– По замыслу командира дивизии, при необходимости в интересах полка будет работать звено «горбатых», за ними общее прикрытие. Кроме того, из приданных сил у меня в резерве, считай – у тебя, реактивный дивизион артиллерийского полка из Чарикара. В общем, комбат, вся артиллерия с тобой, авиация… А свои минометы ты сосчитал? Да у тебя в строю будет полторы сотни «штыков», не считая роты «зеленых». – Карцев приободрился после убедительного монолога и с высоты своего изрядного роста покровительственно посмотрел на Королева. – Выполняй приказ.

– Есть!

* * *

– Мишка, – Ремизов остановился на узкой, крутой тропе, ползущей вверх по гребню хребта, мечтательно потянулся и сбросил с окаменевшей спины вещевой мешок, – сегодня тридцатое апреля. Моя сестра позавчера замуж вышла, свадьбу играли, представляешь, а я только сейчас вспомнил. Свадьба! Я совсем обалдел, такое событие! А у меня в голове черт-те что…

– Отречемся от старого мира… У тебя все как в песне. Ты уже отрекся. Три дня семью не вспоминал, вот вам и настоящий вояка. Арчи, так нельзя.

– Почти отрекся. Я и представить не могу, что где-то другая жизнь. Вишни, яблони вот-вот зацветут, а впереди – май, впереди – счастье…

– А что у нас впереди? – Марков по натуре не романтик и не философ, и за этим риторическим вопросом явственно просматривались и снеговые вершины, которые им предстояло покорять в ближайшие дни, и неблестящие рыбакинские дела. День назад Толик отправился в прокуратуру давать показания, а они с Толиком четыре года учились вместе в Ленинграде.

– Шанобаев! – Замкомвзвода, всегда шедший во взводе последним, откликнулся сразу. – Взводу привал десять минут. Проследи, чтобы консервы не доставали, обедать позже будем. По моей команде. С тропы не сходить.

– Шанобаев, передай по цепи и в мой взвод Умарову – привал. – Шедший следом взвод Маркова сориентировался самостоятельно, но во всем должен быть порядок. Солдаты тяжело валились на тропу, закрывали глаза, они уже научились отключаться даже на эти короткие десять минут.

– Спешить нам сегодня особенно некуда. Ну что, закурим? – Ремизов предпочитал «Ростов», получал на складе только эти сигареты, и его легкие с удовольствием принимали их сладкий дым, даже когда надрывались от работы и недостатка кислорода…

– Можно и закурить. А сколько твоей сестре?

– Восемнадцать лет, дитя еще, поторопилась. Что тут поделаешь, не терпится.

– А мы оба, Арчи, не поторопились, когда женились сразу после «бурсы»?

– «Вот пуля пролетела, и ага, вот пуля пролетела, и товарищ мой упал…» Ты это имеешь в виду? Или Толика? Или все вместе?

– И то, и другое, и третье.

– Ну детей мы еще не народили, сирот после себя не оставим. А что касается жен… Быть молодой вдовой почетно. – Ремизов произнес это легко, беззаботно, и даже в голосе чувствовалось, что его душа в этот теплый апрельский день ничем не отягощена.

– Господи, кто командует третьим взводом! Тебе же солдат доверять нельзя.

– Что значит – нельзя? Ирка мне себя в жены доверила. А ты знаешь, она какая? О-го-го. Осторожная.

– Что пишет? – Марков спросил по инерции, потому что в чужих письмах интересного нет почти ничего.

– Что – неважно. Важно как. Меня не покидает ощущение, что это письма из другой жизни. Тот прежний мир все еще существует, он такой же, как и был, он не изменился. А наш, в котором мы с тобой, стремительно деформируется. Она пишет, что там, дома, тоскливо, ждет меня в отпуск, просит, чтобы письма чаще писал, чтобы большие, на нескольких страницах. Эх, мне бы до очередного перевала дойти, упасть под камень и уснуть. Мы теперь на самом деле в разных мирах.

– Моя вспоминает, как хорошо мы жили в Термезе.

– Я тоже вспоминаю, – Ремизов помолчал, – но лучше не начинать.

– На тебя этот старый пессимист Хоффман плохо влияет.

– Совсем он не старый, а в остальном… Он просто ко всему относится критически, отсюда его английский сплин, вот так-то, Миша.

– Наверное, на этой почве они с Мамонтом нашли полное взаимопонимание, теперь Костя состоит при нем как начальник личной охраны, да и напрягается не больше.

Все эти альпийские восхождения Маркова тяготили, стояли как кость в горле, и потому он немного ревновал к более удачливому соседу, совсем чуть-чуть, но все-таки. Да и как не ревновать, если тот со своими бойцами в настоящий момент где-то внизу, в долине, безмятежно сопровождал семипудовое тело ротного, пока два взвода прикрывали их сверху, штурмуя каменистую гряду.

– Брось, я давно понял – дураков нет. Все ищут выгоду. Вот что мы на гребне делаем? Мы делаем то, что должны, задачу роты выполняем, так почему же командир роты не с нами? Он там, где легче, где удобнее. – Сегодня Ремизов не злился, в такую славную весеннюю погоду нельзя злиться, но пока он вытаптывал рыхлый горный снег и искал место в камнях, куда поставить ногу, то думал именно об этом и теперь рассуждал вслух. – Пока мы карабкаемся по гребню, он в безопасности.

– Чужими руками жар загребает.

– Соображаешь. – Ремизов хитро улыбнулся и многозначительно поднял палец. – Командир без необходимости не должен разбрасывать роту, распылять силы, чтобы не потерять управление. Это горы. Мы не видим друг друга, не чувствуем локоть. Скоро час, как я потерял их из виду. Мы даже не знаем, где они сейчас.

– И в эфире тишина.

– Если с нами что-то случится, они не помогут.

– Мужики! – Сверху из-за осыпи камней быстрым шагом, перескакивая с валуна на валун, тяжело дыша, к ним приближался Горелов, офицер инженерно-саперной роты, чьи люди работали со вторым батальоном. – Мужики, первому батальону конец. Их на куски рвут, уже двадцать убитых, только что по связи передали.

– Двадцать убитых? Что ты такое говоришь?

– На засаду, похоже, напоролись.

– Мы здесь как глухие, наши Р-148-ые первый батальон не берут. А кто передал?

– Не знаю, мы их волну поймали. Там мясорубка! Их расстреливают, и все! – Горелов кричал, жестикулировал, из него жгучими искрами рвалось нервное возбуждение.

– Как это – всё?

– Не знаю как! У связиста истерика. А может, это и не связист вовсе. Говорит, комбата убили. И все управление батальона положили под пулемет. – Сапер от волнения задыхался, говорил быстро и бестолково, распираемый страшной вестью. – Всех связистов ротных завалили.

– Слушай, что-то на «духов» не похоже, слишком грамотно, даже профессионально. Наверное, по антеннам вычисляли.

– Еще бы не вычислить. Ну и тех, кто рядом, под гребенку. А рядом командиры, вот и весь расклад. И что тут мудрого?

– Что делать будем, мужики? – Сапер переводил взгляд с Маркова на Ремизова, словно ожидал от них совершенно простого, но крылатого решения, которое уже витало над их головами, совсем близко, рядом. Только протяни руку, только открой последнюю страницу недочитанного учебника тактики, где собраны все подсказки.

– Их спасать надо, – тупо выдавил из себя Ремизов. Над его головой не витало ничего, он только прислушивался, пытался уловить звук отдаленной стрельбы, но жужжащая в отдалении пчела так и не дала ему ничего услышать.

– Кто спасать будет, ты, что ли? Там двумя взводами не обойдешься, – поежился Марков, нечаянно представив, что их ждет.

– Не нам решать, двумя взводами или двумя ротами, – не согласился Горелов.

– И Мамонта на связи нет. Где же он есть? Где его черти носят?

– И не ему решать, – вскользь бросил Ремизов. – Ну-ка, прикинем по карте.

Прикидывать оказалось нечего. Расстояние в семь-восемь километров для солдата и не расстояние вовсе, но на этом участке между ними лежал крутой горный кряж, из которого вырастали заоблачные пики Гиндукуша. Надо было дважды спуститься в долины и дважды подняться на хребты, перейти через них без троп и перевалов, и только тогда они оказались бы в районе Малимы, того кишлака, где сейчас умирал первый батальон.

– Мы ничего не сможем сделать. – Голос Ремизова ослабел и потух.