Пушкин и Грибоедов («Горе от ума» и «Евгений Онегин»)

С одной стороны, это «расчисленная» хронология сюжетных событий, о чем объявлено в 17-м примечании к роману. Жизнью расчислена хронология биографии поэта. Эти две линии во многом автономны, но могут на время и объединяться. Так что автор предстает и прямым свидетелем, но большей частью эпическим повествователем, не информирующим читателей, откуда у него взялось знание не только о внешней, но и внутренней жизни героя.

А рядышком бежит поток большой исторической жизни. В романе он обозначен сразу, но по началу ему открыты двери как гостю. Очень скоро обнаружится, что такая скромная роль ему не по характеру, и он потребует прав хозяина. Его требований окажется невозможным не принять. Тут возникает очень серьезная проблема, которая мимоходом не решается. Пока разберемся с двумя творческими потоками.

Для связи вымышленного повествования с временем историческим необходимо хотя бы одно жесткое авторское указание. Таковое у поэта есть в предисловии к публикации первой главы: опорное событие ее (день Онегина) происходит в конце 1819 года. Герой здесь показан равнодушным, накануне полного разочарования; вслед за тем и прямо показано завершение его светской жизни.

Датировка сюжетных событий уже производна и устанавливается легко, что исследователи (Р. В. Иванов-Разумник, Н. Л. Бродский, С. М. Бонди, Ю. М. Лотман) с незначительными вариациями и проделали. Летом 1820 года Онегин поселяется в унаследованной от дяди деревне. Тогда же он знакомится с Ленским, посещает Лариных, получает письмо от Татьяны, происходит их свидание. В конце четвертой главы изображена затянувшаяся осень (а точнее сказать – межсезонье) того же 1820 года. Далее идут расчисленные в прямом смысле слова события: именины Татьяны – 12 января, картель бывшему другу 13 января, дуэль и гибель Ленского – 14 января 1821 года. Вскоре Онегин уезжает в Петербург, а «июля третьего числа» отправляется в трехлетнее путешествие по России, финал которого – посещение Пушкина в Одессе в 1824 году. Без Онегина летом 1821 года Татьяна посещает его усадьбу. В конце декабря 1821 или в начале января 1822 года Ларины уезжают в Москву, осенью 1822 или первой зимой 1823 года (т. е. в январе – феврале) Татьяна выходит замуж. Примерно в августе 1824 года происходит встреча Онегина с Татьяной-княгиней (как раз к этому времени Татьяна замужем «около двух лет»). Зиму 1824–1825 года Онегин проводит в изоляции у себя дома. Действие романа завершается свиданием Онегина с Татьяной, на которое герой едет еще в санях, но уже по талому снегу (это конец марта или начало апреля 1825 года). Сюжетное, или эпическое, или «онегинское» время стремится к сюжетной последовательности; основные сюжетные события приходятся на 1819–1825 годы, т. е. охватывают семь лет.

Переход к открытому времени произведения не означает полного отказа от использования приемов повествования, характерных для вещей с закрытым временем. Быту не обязательна проекция на календарь. Наряду с конкретными мерами времени у Пушкина мы встречаем весьма многочисленные расплывчатые, неопределенные обозначения, поскольку они не имеют привязки к объективной, общезначимой шкале; счет идет от соседних событий, относительный характер времени заостряется: «давно» (добавляется вопросительная частица – и проступает относительность индивидуальной оценки пласта прожитого – «давно ль»), «недавно»; прошедшим вечером – «вечор»; «сначала», «нынче» («ныне»), «теперь», «мне пора», «тотчас», «вскоре», «рано»; отмечаются события однократные: «однажды», «впервые»; редкие: «иногда», «порой»; устойчивые: «всегда» («завсегда»); повторяющиеся: «чаще», «столь же часто»; неизменные: «вседневно»; протяженные: «до сих пор»; в связке и порознь «бывало» – «после» – «теперь»; нечто неизбежное или ожидаемое: «наконец»; параллельное другому событию: «меж тем как»; бессрочное: «навсегда»; не измеряемое: «чтоб только время проводить»; не уточненное: «некогда», «в это время», «в ту же пору», «в те дни», «когда-нибудь», «проходит время» (реально – часы). На таком размытом фоне отчетливее становятся внятные (расчисленные!) отсылки: «на самом утре наших дней», «вот как убил он восемь лет», «Ужель мне скоро тридцать лет», «дожив… до двадцати шести годов», «спустя три года, вслед за мною».

А еще в романе есть и второй поток, ориентированный на календарь, условно говоря, авторское, или лирическое время: то время, в которое создавалось произведение, – 1823–1830 годы. Удивительное совпадение: в авторском времени тоже семь лет (сверх того четыре месяца и 17 дней, по пушкинскому подсчету; впрочем, доработка восьмой главы в 1831 году добавляет отсылок к современным событиям и удлиняет творческую историю романа).

В пушкинском романе с большой подвижностью и непринужденностью время пульсирует между двумя потоками: настоящим временем героев (для автора оно прошедшее) и настоящим временем автора. Два временных потока движутся поступательно, параллельно, с разной скоростью, попеременно убыстряясь и замедляясь. В «онегинском» времени наиболее замедлен насыщенный событиями 1820 год. В движении авторского времени есть своя последовательность: Пушкин оговорил свое пребывание в Петербурге, Кишиневе и Одессе, в деревне, возвращение в свет. Дистанция между сюжетным временем и временем работы над соответствующими эпизодами минимальна в 1823 году (три года), в 1826 году достигает шести лет, в конце работы сокращается до пяти. Всегда, естественно, авторское время опережает «онегинское». Возникает иллюзия полной осведомленности автора во всем, что происходит с героями.

Пушкин развертывает перед читателем даль свободного романа: от недавнего прошлого через свое настоящее к неясно различимому будущему. И мы забываем, что опыт автора опережает опыт героев, что с высоты привычной временной дистанции автор «знает» продолжение судеб героев. Мы верим той непосредственности, с которой поэт вводит нас в свою творческую лабораторию, увлекаемся подлинностью картин русской жизни, хотя автор не скрывает, что рассказывает придуманный литературный сюжет. Эмоциональное подкрепление за счет непосредственности поведения и переживаний героев, которые – по собственному восприятию – действуют не в прошлом, а в настоящем, также помогает забыть, что «онегинское» время «отстает» от авторского.

2

Хронотоп «Горя от ума» иной. Грибоедов мастерски уложил действие комедии в 24 часа. Водевильная интрига (дознание, кто на ком женится) здесь начисто отсутствует (тайное существует для персонажей комедии, но ничего тайного нет для зрителей). Задача автора – понять героя и его недругов. Конфликт завязывается и решается путем диалогов и монологов.

А тут возникают особые условия для хронотопа. Если реальное время движется строго равномерно и последовательно, то мысленно оно может двигаться в любом направлении, привлекаться выборочно. В результате здесь и сейчас сталкиваются век нынешний и век минувший.

Когда происходит действие «Горя от ума»? Ясно одно: показан герой современной автору жизни. Точную дату его появления в Москве, видимо, устанавливать необязательно.

Грибоедов закончил комедию летом 1823 года (а в конце весны еще только начат «Евгений Онегин»). Летом же 1824 года на пути из Москвы в Петербург поэту пришло обновление развязки, что и было выполнено с творческим удовлетворением. Во время многочисленных чтений автор позволял себе экспромтные замены (см. письмо Бегичеву в июне 1824 года), но они не сохранились и поэтому в творческую историю произведения не входят. Близкое знакомство Грибоедова с Рылеевым не вызвало желания вносить какие-либо поправки и уточнения. Хронология «Горя от ума» полностью принадлежит додекабрьскому времени.

Четко лишь обозначено, что действие комедии происходит в конце зимы, скажем, в феврале. (Спешащий увидеть любимую Чацкий «падал сколько раз». Это значит, что к концу снежного покрова на дорогах появились раскаты. В частушке пели: «Дайте сани с подрезами, / Что зимой каталисё». Подрезы – стальные полоски, вделанные, выступая ребром, в полозья саней; утопая даже в укатанном снеге дороги, они удерживали сани от сползания в раскат. Но подреза были редкостью. А спеша, не диво было ударяться в раскаты так, что из кибитки запросто можно было вылететь).

Грибоедов не знал о декабристах, когда писал комедию, соответственно было бы натяжкой искать здесь хотя бы намеки на это движение. Но действие комедии происходит в Москве; «грозы двенадцатого года» было не избежать. Но поскольку вызревание 14 декабря в комедии не показано, в грибоедовской Москве тон задают не патриоты, героическое обытовляется и опошляется: «Пожар способствовал ей много к украшенью» (Скалозуб); «С тех пор дороги, тротуары, / Дома и всё на новый лад» (Фамусов). («Новый лад» оборачивался неукоснительной защитой старых нравов: «Не то, чтоб новизны вводили, – никогда…»). Фамусов умолял Чацкого при Скалозубе вести себя «скромненько». Чацкий не реагировал даже на личные против него выпады, но замены патриотизма пошлостью не стерпел:

Дома новы, но предрассудки стары.

Порадуйтесь, не истребят

Ни годы их, ни моды, ни пожары.

Очень непростое дело – определить возраст Чацкого. С одной стороны, в его жизнь много чего вместилось. С другой стороны, он «привязан» к возрасту Софьи, который указан определенно: на момент действия ей семнадцать лет. Чацкий не может быть много старше девушки, рядом с которой он рос с детства. Разница в возрасте не может быть чувствительной, иначе не получится единства интересов, в детстве меняющихся год от году. Допустим, Чацкий ради общения с нравившейся ему девочкой умел приноровиться к ее интересам, но и при этом разница в возрасте не могла быть чрезмерной.

В. И. Немирович-Данченко рассказал о разговоре с одним театралом-любителем. Тот поинтересовался возрастом героя, получил ответ: «Двадцать два, двадцать три» – и удивился; по его представлению, Чацкому лет тридцать. «Уж никак не меньше»[36 - См.: Немирович-Данченко Вл. Ив. «Горе от ума» в постановке Московского художественного театра // А. С. Грибоедов в русской критике: Сб. статей. М., 1958. С. 279.]. Собеседники оценивали только зрелость героя, сопоставление с возрастом Софьи не делали; это явное упущение. И возраст двадцать три года – перебор. Можно ли представить задушевное общение двадцатилетнего мужчины с четырнадцатилетней девочкой? И десятилетнего мальчика, гармонирующего интересами с четырехлетним ребенком? Мальчику уже пора ученьем заниматься, а не детскими играми.

С. В. Яблоновский: «Чацкий не может быть, в качестве друга детства Софьи, старше ее более чем на пять лет»[37 - Яблоновский С. В. В защиту С. П. Фамусовой // Яблоновский С. О театре. М., 1909. С. 239.]. Значит, в момент новой встречи ему примерно двадцать два года, а расставание произошло в его девятнадцать лет. Нет, и эта дата (нижняя в раскладе Немировича-Данченко) не годится.

Условно и даже с натяжкой допустимо представить, что Чацкому на тот день, когда мы видим его в комедии, – двадцать лет (стало быть, он уезжал из Москвы семнадцати лет; и то получается, что самостоятельную жизнь он начал до совершеннолетия). Даже и здесь возрастная разница интересов в три года очень существенна для детства, но она еще могла преодолеваться по желанию старшего.

Из разных источников получая сведения, мы можем установить круг занятий Чацкого во время трехлетней отлучки из Москвы, но невозможно выстроить последовательность, равно как и продолжительность этих занятий. По содержанию эта отлучка – сплошная загадка. Она именуется путешествием, но не только из путешествий состоит. А если вычленить именно путешествия, столкнемся с неясностью: они российские (как потом у Онегина) или зарубежные? Сомнение снимает прямое признание: «Хотел объехать целый свет, / И не объехал сотой доли». Так что Чацкий и за рубеж съездил, но из трехлетия отлучки это путешествие не основное по времени и не особенно длительное.

И в отечестве своем у Чацкого нашлось много забот. Фамусов попрекает его: «Именьем, брат, не управляй оплошно…» Имение Чацкого не маленькое, там крепостных душ триста или даже четыреста. Упрек Фамусова позволяет предположить, что Чацкий уменьшил свои доходы, а, стало быть, облегчил положение крепостных. Сами нововведения не потребовали бы много времени (исполнение поручается приказчикам), но чтобы осмотреться и принять какие-то решения – надо пожить в усадьбе. Во всяком случае «умный, бодрый наш народ» Чацкий знает не понаслышке. Опять же он одобряет тех, «в деревне кто живет».

Два дела, пожалуй, можно соединить. Фамусов вынужден похвалить: «славно пишет, переводит», до Москвы доходит весть про связь Чацкого с министрами (потом разрыв). Возможно, тут идет речь о каком-то проекте, сочиненном Чацким, которым заинтересовался кто-то из министров; правда, успехом это мероприятие не увенчалось (надо полагать, не потому, что проект был плох).

Чацкий с Платоном Михайловичем Горичем вспоминают о воинском быте. С. А. Фомичев преуменьшает значение этого эпизода: «Ничто не мешает предположению о том, что встреча эта происходила в одном из военных лагерей под Петербургом. И вовсе не обязательно, конечно, считать, что Чацкий в это время состоял на военной службе: он мог посетить в лагере своих армейских товарищей»[38 - Фомичев С. Грибоедов. Энциклопедия. С. 374.]. Кое-что мешает предположению, что герой в лагере был гостем; версия исследователя опровергается филиппикой Чацкого против «наших строгих ценителей и судей»:

Мундир! один мундир! он в прежнем их быту

Когда-то укрывал, расшитый и красивый,

Их слабодушие, рассудка нищету;

И нам за ними в путь счастливый!

И в женах, дочерях – к мундиру та же страсть!

Я сам к нему давно ль от нежности отрекся?![39 - Трудно воспринимать эту былую страсть лишь умозрительной.]

Теперь уж в это мне ребячество не впасть;

Но кто б тогда за всеми не повлекся?

Так что насыщенной оказалась отлучка Чацкого. Он остается молодым, но уже обретает способность мыслить самостоятельно. Итог М. А. Лифшиц формулирует неожиданным и убедительным образом: «…Чацкий уехал из Москвы “ума искать”, а вернулся с ясно выраженным желанием найти что-то доброе в том, что он оставил»[40 - Лифшиц Мих. Очерки русской культуры. С. 160.]. Только находит ли он это доброе? Москва встречает его враждебно, и Чацкий заветное сжимает буквально в один образ, а и в нем вынужден разочароваться…

Жанровые решения

1

За «Горем от ума» закрепилось жанровое определение «комедия», быть по сему. Но сразу видно: эта комедия особенная. Так что для повседневного обихода определение годится, а для понимания нужен аналитический подход.

Новатор Грибоедов ничуть не высокомерен в отношении к опыту современников и предшественников. Обновление жанровой поэтики Грибоедовым, утверждает В. М. Маркович, не было радикальным: «многие традиционные черты высокой комедии (“три единства”, афористичность сценической речи, рудименты классических амплуа и т. п.) Грибоедов сохранил, включив их в новую художественную систему. Тем самым он “спутал” карты, создав такую комбинацию жанровых элементов, которая оказалась не вполне новой и вполне традиционной, а потому способной смутить как рутинеров, так и новаторов»[41 - Маркович В. М. «Горе от ума» в критике и литературоведении XIX–XX веков // «Век нынешний и век минувший»: Комедия А. С. Грибоедова «Горе от ума» в русской критике и литературоведении. СПб. 2002. С. 11.]. Зато, не будучи последовательным в движении по избранному направлению, Грибоедов очень постарался в смешении разнородных начал: «…До Грибоедова не соединяли в единое целое лиризм и желчь, любовь и злость, сатиру и психологизм, комедию и трагедию, стих и прозу тоже так еще не соединяли…»[42 - Соловьев Владимир. Живые и жильцы (Философия и композиция «Горя от ума») // Вопросы литературы. 1970. № 11. С. 158.].

Попробуем рассмотреть экспозиционную сцену. Действие комедии начинается на рассвете, но уже позднем, потому что еще зимнем, того дня, когда Фамусов появляется в гостиной, привлеченный звуками флейты и фортепьяно. Эпизод весьма насыщен и динамичен.

Пожалуй, преобладает преувеличение грехопадения Фамусова в сцене с Лизой. Посмотрим, что реально в комедии. Лиза поймана за вызывающей удивление проказой с часами, за которую, она предчувствует (и трудно в том ошибиться), ей «будет гонка». А тут сам барин! (Цитируя диалоги, я буду, когда ясны говорящие, опускать принятое в драматических сочинениях обозначение имен персонажей).

– Нет, сударь, я… лишь невзначай…

– Вот то-то невзначай, за вами примечай;

Так, верно, с умыслом.

(Жмется к ней и заигрывает.)

Ой, зелье, баловница.

– Вы баловник, к лицу ль вам эти лица!

– Скромна, а ничего кроме

Проказ и ветру на уме.

– Пустите, ветреники сами,