В сельском совете следователь учинил допрос.
– Ну, рассказывай откуда у тебя револьвер?
Митька хотел сказать, что нашел оружие в конюшне, но вдруг передумал, посчитав, что этим ответом подведет под монастырь своего отца. Сейчас его нет, но когда-то он может вернуться домой. И тогда получится, что они оба пострадают? Нет уж сам попался – сам и отвечай.
– Под навозной кучей нашел, – ответил Ковин, прервав недолгую паузу.
– Как он там оказался?
Было понятно, что следователь основательно подготовился к допросу. Он, не задумываясь, задавал ему вопросы.
– Не знаю.
– Почему не сдал оружие в милицию?
– Я хотел его сдать, но потом решил избавиться от него.
– А может ты его где-нибудь спрятал?
– Нет, я выбросил револьвер в ручей.
– Патроны остались?
Митька отрицательно помотал тяжелой головой.
Следователь бросил на Ковина строгий взгляд:
– Что-нибудь еще хочешь сказать.
– Мне нечего добавить.
– Для тебя будет лучше, если ты расскажешь все как есть, – разозлился следователь.
– Я уже все сказал, – тихо ответил Митька.
Следователь протянул Ковину исписанный мелким почерком протокол.
– Прочитай и поставь свою подпись.
Получив подписанный протокол, следователь удовлетворенно проговорил:
– Мне жаль тебя, но ты своими руками сотворил это дело.
Ковин опустил глаза вниз: что значат его слова, почему он так говорит? Хотя он был полностью согласен со словами следователя. Но что теперь изменишь?
Митька обратил свой взгляд на следователя.
– Что теперь со мной будет?
– Суд решит, но сегодня ты поедешь в район, – равнодушно ответил тот и в подтверждение его слов с улицы донеслось злое рычание автомобиля.
Ковин вышел во двор, без лишних слов забрался в кузов автомобиля и опустился на деревянную скамью. С обеих сторон присели лейтенант с сержантом. Грузовик, подняв густое облако пыли, вылетел из села. В последнем дворе захлебнулся лаем злой пес.
Сквозь дымку открылась широкая панорама уральских гор, расположенных в двух километрах от села. Во нескольких местах просматривались черные тени и ложбины, но многие детали не просматривались.
Все вокруг было безмолвно и пустынно.
Всю дорогу Митьку раздумывал о том, как мать будет жить, если его посадят? В том, что его посадят, Ковин уже нисколько не сомневался.
– Я Данила Суднев, а тебя как звать? – представился молодой заключенный, когда за Митькой захлопнулась тюремная дверь.
– Митька, – представился Ковин.
– Ты за что сюда пожаловал?
– Оружие нашел и не сдал в милицию.
– Теперь схлопочешь на всю катушку.
– Сам понимаю, – жалким голосом ответил Митька.
Суднев приподнял брови вверх.
– Воевал?
– Да, с японцами в сорок пятом году сражался.
– Легко было на фронте?
– Ну, ты скажешь!
– Значит и это переживешь, – легко успокоил Данила.
Ковин, бросив вещмешок на кровать, спросил нового знакомого:
– А тебя по какой статье осудили?
– По пятьдесят восьмой. Два года в немецком плену сидел, – пояснил Данила.
– Не повезло: из воды да в пламень.
Данила широко развел руки в стороны:
– Что поделаешь?
Через две недели в Назаровке состоялся суд. В небольшой сельский клуб собралось все село. От стыда Митька не знал, куда глаза девать. Мать сидела в первом ряду и, глядя на него, беспрерывно качала головой.
Судья вытащил из портфеля заранее заготовленные листки и монотонным голосом зачитал их. От него Ковин услышал, что он вместе с неизвестными ему людьми входил в организованную банду, которая ставила перед собой цель убить первых лиц БАССР.