Странная жизнь и труды Эндрю Борда, тайного агента, врача, монаха, путешественника и писателя

Рис. 6. Чартерхаус

Устав Ордена своей строгостью, вероятно, не уступал (а в чем-то и превосходил) Уставы других религиозных сообществ. От монахов требовались полный уход от мира, созерцательная жизнь в почти полном безмолвии и уединении в келье, суровый аскетизм, постоянное молитвенное служение. В обычные дни картезианцы собирались в Храме монастыря трижды в день на общие молитвы, совокупно длившиеся около трех часов; другие же молитвы читались в келье или за трудами (уход за садом, хозяйственные работы, составление или копирование духовных сочинений и так далее). Члены Ордена были обязаны носить под рубашкой власяницу и отходить ко сну в восемь часов вечера, причем каждый из них должен был повесить на спинку кровати похоронный саван; ночью дважды поднимались для молитв, а начинали новый день в половине седьмого утра. Одеянием картезианцев было длинное белое платье с белым капюшоном, а вне монастыря – чёрное.

Послушники проводили большую часть суток в полном одиночестве, в своей келье, и даже еду получали через маленькое окошко в ее стене, не общаясь с послушником, которой дважды в день разносил пищу. В состав еды не должно было входить мясо, разрешены были только рыбные блюда; по пятницам обитатели кельей довольствовались хлебом, водой и солью (некоторые, наиболее иступленные насельники, придерживались такой «диеты» трижды в неделю); пить вино было совершенно запрещено, а во время Великого поста (с четырнадцатого сентября до Пасхи) из рациона исключались все молочные продукты. Если послушнику что-то требовалось, он оставлял записку на полочке под окошком и через некоторое время получал (или не получал) требуемое. Монахи никогда не покидали монастырь без разрешения приора, но один раз в неделю совершали прогулку за пределами обители, гуляя парами (во время прогулки, которая не должна были длиться более трех часов, разрешалось беседовать). Родные могли приезжать к ним один раз в год на два дня, или два раза в год по одному дню. Обязательны были целибат и запрет симонии[16 - Симония (от греч. aijucovia, лат. simonia) – продажа и покупка церковных должностей, духовного сана, целибат – обет безбрачия.]. Впрочем, не чужды монахи были и некоторым сторонам мирской жизни, в частности, начиная с XVIII века, они занимались приготовлением и продажей знаменитого ликёра, называвшегося «Растительный эликсир Гранд-Шартрез», и в наши дни известного всему миру под маркой «Шартрез».

Первые несколько недель новичок монастыря числился новициантом (от лат. noviciatus – «новый, неопытный») и проходил своеобразный испытательный срок, в течение которого должен был соблюдать Устав Ордена под строгим присмотром специального наставника. Затем, утвердившись в желании принять монашеский сан, тайным голосованием Капитула монастыря новициант переводился в число постулантов (послушников). Но полноправным монахом он становится через примерно год после пострижения

.

В монастыре и в миру

бегство от аскезы

Борд жил в монастыре долгие годы, то покидая его, то вновь возвращаясь. Трудно представить, как он, по словам Энтони Вуда

, «человек с неупорядоченным умом и изменчивым характером», мог находиться в обители со столь суровыми правилами поведения.

Вся последующая жизнь Борда отнюдь не свидетельствовала о приверженности аскетизму и вегетарианству, и он, наверняка, был склонен к нарушениям монастырской дисциплины. Правда, достоверно известно только об одном случае (о котором Борд сам рассказал): в 1517 году руководители Чартерхауса обвинили его в том, что он был «хорошо знаком с женщиной» (shold be conversant with women): в XVI веке, как утверждает историк, слово «conversant» означало нечто большее, чем, скажем, просто дружеская или наставительная беседа клирика с мирянкой.

С течением времени Борд чувствовал себя все более несчастным и все чаще задумывался о своем будущем. Его биографы проявляют редкое единодушие, объясняя стремление Борда покинуть Чартерхаус.

Так, А. У. Фокс в «Книге бакалавров» (1899)[17 - Книга посвящена жизнеописаниям холостых ученых XVI–XVII веков.] пишет:

«Его (Борда. – Ю.П.) беспокойный нрав и прирожденная живость характера находились в глубоком противоречии с аскетизмом, которому он должен был следовать как брат Ордена картезианцев, и это приводило к нарушению гармонии в его отношениях с окружающими».

Фоксу вторят другие биографы:

«Жесткость правил поведения и постоянные наказания за каждое, даже невинное, проявление жизнерадостности должны были вскоре засушить веселого от природы человека, чей необычайный юмор мог служить причиной нарушения самых мелочных ограничений суровой дисциплины».

«Постоянные часы молитв, неизменная череда постов, упорядоченная смена ежедневных служб, требование точного выполнения целого перечня обязанностей и, что важнее всего, строгое ограничение разговорного общения; все это должно было вызвать протест у человека беспокойного характера, каким был Борд. Поэтому он и покинул монастырь к нескрываемому сожалению тех братьев, у которых еще не отмерли такие человеческие качества как умение не обижаться на безвредный юмор и невинная способность радоваться».

Первую попытку освободиться от «монастырского бремени» Борд предпринял в 1521 году, когда согласился с предложением занять в Чичестере (главном городе графства Западный Сассекс) место престарелого Роберта Шербона, ок.1453–1536 – епископа-суффрагана, то есть, епископа, не имеющего своей епархии и оказывающего различную помощь архиепископу диоцеза (епископского церковного округа, от лат. diocecesis – управление). Для нашего героя это было, безусловно, и освобождение, и «путь наверх», поскольку он должен был стать одним из всего двадцати четырех английских суффраганов XVI века. К сожалению, неизвестно, от кого исходило столь лестное предложение и какие деяния Борда, а, скорее всего, какие связи его семьи в церковных кругах способствовали подобному карьерному взлету монаха, едва перешагнувшего тридцатилетний возраст. Впрочем, уже имея разрешение оставить монашество (для этого потребовалась специальная папская булла, дарующая просителю диспенсацию[18 - Диспенсация (лат. Dispensatio – в частности, изменение силы закона, разрешаемое для каждого отдельного случая высшею духовною властью.]), он так и не вступил в предложенную ему карьерную должность, по какой-то причине отказавшись от нее.

О следующей своей попытке Борд сообщает в конце 1528 или в начале 1529 года приору Хинтоновского Приората[19 - Приорат – небольшой католический монастырь. Хинтоновский Приорат – картезианский монастырь, основанный в 1222–1232 годах в деревушке Хинтон, графство Сомерсетшир.] д-ру Эдмунду Хорду:

«Достопочтенный Отец, со всем должным уважением и смирением приветствую Вас и с благодарностью вверяю себя Вашей милости… Я умоляю Вас и насельников Вашего монастыря молиться за меня и желаю всем сердцем верить этим молитвам, особенно потому, что не сомневаюсь в добром отношении ко мне Приора нашего лондонского Дома. Хотел бы встретиться с Вами как можно раньше, чтобы убедить Вас в том, что не способен соблюдать суровые правила Вашей религии[20 - lam not able to abide the rigors of your religion. Борд, конечно, оговорился: он имел в виду не католическую религию как таковую, а строгие правила монашеской жизни в картезианских монастырях.] и поэтому буду просить предоставить мне возможность делать то, что мне больше подходит, и исключить любое вмешательство в мои действия. Я намереваюсь рассказать Вам, что именно я собираюсь предпринять. Мое сердце навечно с Вашей религией, я люблю ее и всех, кто ее исповедует. Иисус знает обо мне (Jesus knows те), и да хранит Он Вас.

Навсегда Ваш

Э. Борд»

Это письмо вызывает несколько вопросов:

Борд сообщал адресату о намерении покинуть монастырь (хотя и не писал об этом прямо), но на какой срок?

На определенное время или «раз, навсегда, насовсем»?

Почему для этого он испрашивал разрешение у приора, а не просил его ходатайствовать перед папским престолом о получении диспенсации (как было, когда Борду предложили место суффрагана)?

Иначе говоря: имел ли право приор своей властью освобождать насельника монастыря от монашеских обетов и отпускать его в мирскую жизнь?

Если имел, то почему Борд обращался к главе Хинтона, а не к приору лондонского Чартерхауса Уильяму Тинбигу или к сменившему его Джону Бэтменсону (ум. 1531)?

Если же не имел, то в чем состояла цель письма?

Ответы на эти вопросы я не нашел ни у биографов нашего героя, ни в доступных мне исторических материалах, поэтому попробую предложить свои объяснения.

Борд, придя к заключению, что «не может, да никогда и не смог бы, жить в одиночестве, в полном заточении»[21 - Из письма Борда Кромвелю, датированного августом 1535 года.], решил связать свою жизнь с практической медициной, что, в принципе, не помешало бы ему вернуться в монастырь в качестве врача-монаха или врача-священника, и тем самым вести более свободный образ жизни (в XVI веке случаи такого «совмещения» были нередки).

Чтобы стать профессиональным врачом, Борду необходимо было завершить медицинское образование, а, следовательно, иметь возможность отсутствовать в монастыре, по крайней мере, до получения диплом М. D. По-видимому, для этого не требовалась папская диспенсация, и приор мог самостоятельно принять решение (пишу «по-видимому», так как не имел возможности познакомиться с Уставом картезианского Ордена).

Прежде, чем ответить на последние два вопроса, полезно познакомиться с приором Чартерхауса Эдмундом Хордом (ум. 1556), сыгравшим важную роль в жизни Борда.

Доктор юриспруденции с оксфордским дипломом, член Колледжа Душ Всех Праведников, он был многолетним советником канцлера университета. Впоследствии, оставив административную службу, Хорд посвятил себя служению религии в качестве викария и пастора в различных церковных приходах. Весной 1520 года он принял монашеский обет и стал насельником лондонского Чартерхауса. Как отмечает его биограф, «он пользовался большим авторитетом среди монахов лондонской обители, и многие из них хотели получить его совет». В 1529 году Хорд единогласно был избран приором «Хинтона» и сохранил это место вплоть до закрытия монастыря через десять лет.

Можно предположить, что Хорд был издавна знаком с семьей Бордов или, по крайней мере, был близок Ричарду Борду и покровительствовал его младшему брату, а благодаря своему авторитету, способствовал приему юноши в монастырь. Добавлю, что Эндрю мог быть представлен ему в начале своего обучения в университете, поскольку, как сообщает Э. Вуд в книге «Обзор старинных достопримечательностей города Оксфорда», в 1502 году Э. Хорд был Принципалом (то есть руководителем) монастырского колледжа картузианцев. Возможно также, что именно после бесед с ним Борд решил выбрать в качестве обители Чартерхаус, а не монастырь какого-либо другого монашеского Ордена.

В свою очередь Эндрю отвечал Хорду неизменным уважением и благодарностью. Примером могут служить его слова в письме Государственному секретарю Томасу Кромвелю от 20 июня 1535 года (см. далее), в котором он умолял адресата покровительствовать ему и «доктору Хорду, приору Хинтона».

Что же касается цели письма (1528 или 1529 годов), то складывается впечатление, что Борд всего лишь неявной форме хотел умолить адресата замолвить за него словечко перед приором лондонского Чартерхауса (несмотря на то, что последний и так к нему хорошо относился) и испросить согласие на аудиенцию у Хорда.

С помощью своего покровителя или без оной, Борд получил от Джона Бэтменсона разрешение (лицензию), позволившее отойти от служения религии. «После этого, – пишет Борд, – «я отправился за море, чтобы обогатиться новыми медицинскими знаниями» (это произошло, вероятно, в 1529 году). Неизвестно, в каком университете он намеревался продолжить образование, но, видимо, с учебой что-то не заладилось, и в следующем году он возвращается в Англию.

О последующих событиях Борд рассказал в Предисловии ко второму изданию своей «Первой Книги Введения в Знание…, 1547» (далее «Введение в Знание»). Обращаясь к Томасу Говарду, герцогу Норфолку

, которому была посвящена книга, он писал:

«После моего путешествия по разным регионам и странам, имевшего целью приобретение знаний и практического опыты в области медицины, я вернулся в Англию, где был призван сэром Робертом Друри

, рыцарем, и оставался с ним, оказывая необходимую помощь во многих срочных случаях».

Возможно, в доме сэра Роберта впервые встретился с другом хозяина дома и своим будущим покровителем и работодателем Томасом Кромвелем.

Надо полагать, леченье Друри прошло успешно (он умер только через пять лет), что дало возможность Борду продолжить контакты со знатными пациентами. Вот что писал он Норфолку:

«Ваша милость… послали ко мне сэра Джона Гарнингэма, чтобы пригласить к вам для консультации по поводу ваших недомоганий. Получив это приглашение, я, не теряя времени, поспешил к вашей милости, чтобы выполнить свой [врачебный] долг… После прибытия к вам я прослушал пульсы вашего сердца, пульсы вашего мозга и пульсы вашей печени[22 - The pulses of your herte, the pulses of your brayne, and tho pulses of your lyuer.], а также осмотрел вашу мочу и экскременты, но решил не предпринимать каких-либо действий без совета с Мастером доктором Бьюттсом

, который не только знал вашу комплекцию, ваши недомогания и диету, но и слабости и силу вашего тела, а также другие качества и средства, которые, говоря кратко, необходимы, чтобы поправить ваше здоровье».

Рис. 7. Генрих VIII

Но высокоученый и высокопоставленный доктор уклонился от встречи, и Борд решил действовать на свой страх и риск. «Благодарением Богу», леченье прошло успешно, и он по рекомендации герцога был приглашен для консультации самому «могущественному королю Генриху» (рис. 7).

У короля было множество болезней, но в то время его особо мучила подагра – семейная болезнь Тюдоров

, и Борд должен был своими советами облегчить его страдания. Говоря о посещении короля, наш герой был лаконичен, ибо знал, что неугодные «Большому Генри» слова относительно его болезней – прямой путь в Тауэр. Он нашел, что у Генриха «массивное тело, с широкими артериями, красными пятнами на лице и бледной кожей; волосы у него на голове обильны и рыжеватого цвета, пульс повышенный и хорошего наполнения, пищеварение отличное, он вспыльчив и обильно потеет». Насколько Борду удалось помочь королю – неизвестно, но, во всяком случае, эта консультация не имела для врача последствий, ни плохих, ни хороших.

В конце 1531 года Борд вновь решает отправиться в Европу, «желая увидеть и понять суть многих вещей и в различных странах получить истинные познания в области медицины». И это было не только и не столько «охота к перемене мест», постоянно одолевавшая Борда, и не его никогда не слабеющая любознательность, но и жизненная необходимость: дело в том, что он лечил своих высокопоставленных пациентов незаконно, не имея лицензии практикующего врача. А чтобы получить ее, необходим был университетский диплом.