Странная жизнь и труды Эндрю Борда, тайного агента, врача, монаха, путешественника и писателя

Закон и порядок

В начале XVI столетия английская медицина плелась в хвосте европейского прогресса, отставая и по уровню университетской подготовки будущих врачей, и по состоянию медицинского обслуживания населения, и по числу изданных медицинских текстов. Но, кроме того, в стране отсутствовала организация, которая бы объединила практикующих медиков, и взяла бы на себя обязанности регулирования и контроля за врачебной деятельностью. Врачеванием часто занимались многочисленные самоучки- шарлатаны: знахари, предсказатели, обладатели чудодейственных амулетов и тому подобные авантюристы (своей деятельностью они не только наносили вред больным, но и лишали профессионалов законных гонораров).

На континенте регулирование врачебной практики было введено еще в 1221 году императором Священной Римской империи Фридрихом II Штауфеном (1194–1250)

: он предоставил Медицинской школе в Салерно (см. далее) исключительное право выдавать лицензии на право врачевания в его владениях. Вскоре после этого обязанности регулятора взяли на себя Медицинские школы университетов Парижа, Падуи и Болоньи.

В Англии первые попытки ввести аналогичные меры относятся к 1421 году, когда врачи с университетским образованием обратились к парламенту с просьбой принять закон, запрещающий заниматься врачебной деятельностью людям, которые не имели надлежащей квалификации. Авторы петиции обращали внимание парламентариев на то, что невежественные лекари «наносят большой вред и убивают множество людей». Несмотря на то, что законодатели благосклонное отнеслись к этой инициативе, ничего, по существу не изменилось до 1511 года, когда парламент утвердил «Закон о врачах и хирургах» – первый из семи законодательных актах, принятых при правлении Генриха VIII и в той или иной мере связанных с медициной.

В соответствии с упомянутым законом человек, который не был выпускником Оксфорда или Кембриджа, имел право заниматься врачебной практикой только после получения разрешения (лицензии) от епископа Лондона; предварительно соискатель должен был заручиться одобрением не менее четырех, особо уважаемых профессионалов (напомню, что университеты также имели право выдавать лицензии). Вне Лондона право лицензирования передавалось епископу соответствующего диоцеза, занятия же врачебной практикой без наличия лицензии должны были наказываться крупным штрафом.

Здесь необходимо сделать отступление и пояснить, почему в названии упомянутого закона присутствуют и врачи, и хирурги, иначе говоря, почему медики как бы «разделены» на две, независимые друг от друга группы. Такое положение было общепринятым в Средневековье и раннем Новом времени, когда «врачами» (physicians)[23 - Слово physician, означающее «практикующего врача», происходит от древнегреческого слова (р13оц (physis), а его производная (physikos — переводится как «природу», «природный».], называли обладателей университетских дипломов, занимавшимися лечением внутренних болезней, а «хирургами» – тех, кто высшего образования не получили (а иногда были просто безграмотными) и имели дело с вывихами, повреждениями костей, мышц и других органов, занимались ампутациями, камнесечением, удалением зубов, кровопусканием (универсальным средством излечения в те времена), и тому подобными операциями[24 - К этому «низшему» сословию врачевателей относились также повитухи, травники, аптекари и народные целители.]. Ими, например, становились юноши, которые после грамматической школы в течение семи лет учились и практиковались у опытного хирурга, после чего начинали самостоятельную деятельность. Хирургам не разрешалось выписывать рецепты, они считались ремесленниками, в частности, потому, что использовали при работе инструменты, а их социальное положение врачей было значительно ниже статуса врачей. О презрительном отношении к ним «благородных» англичан пишет Генри Пичем

в трактате «Совершенный джентльмен» (1622), в котором он отказывает хирургам в праве называться джентльменами и «объединяет» их в одну группу с «акушерками и шарлатанами». Конечно, встречались и «универсальными» медики (к их числу относился, по-видимому, и Борд), но это было не правилом, а довольно редким исключением.

Закон 1511-го года был, несомненно, «шагом в правильном направлении», однако, он имел крупный недостаток, поскольку из текста не следовало, какая организация должна осуществлять контроль за его исполнением. Через семь лет, в 1518 года, семь известных лондонских медиков во главе с выдающимся врачом и гуманистом Томасом Линакром (ок. 1460–1524)

обратились к Генриху VIII, испрашивая грамоту, которая бы давала право учредить врачебную корпорацию – Королевскую коллегию врачей.

Время обращения Линакра «со товарищи» было выбрано удачно – в Лондоне свирепствовала эпидемия чумы, и число «докторов-шарлата-нов» многократно увеличилось. Будучи главным «королевским врачом», Линакр лично представил высокому патрону черновик Устава Коллегии и без особого труда убедил его в необходимости организации, которая бы лицензировала и контролировала врачебную деятельность в Лондоне и в семимильной зоне около города. Важно, что при этом окончательное решение должно было приниматься представителями той же профессии, а не сведущими в медицине священнослужителями. То обстоятельство, что членами Коллегии могли стать только выпускники университетов, несомненно, поднимало престиж Оксфорда и Кембриджа. Более того: чтобы подчеркнуть важность новой организации в 1523 году ее Устав утвердили в парламенте «Законом, касающимся врачей». В нем, кроме прочего, содержалась предложение распространить прерогативу Коллегии на всю страну, но поскольку оно носило рекомендательный характер, то юридической силы не имело.

«Сверхзадача» Коллегии, президентом которой вплоть до своей кончины, был Линакр, состояла в том, чтобы «обуздать наглость тех нечестивых (wicked) людей, которые занимаются медициной по большей мере для того, чтобы удовлетворить свою жадность, а не по велению совести, и это является причиной возникновения многочисленных бед простого и доверчивого населения».

У Борда не было необходимости обращаться в Коллегию за лицензией на право врачебной деятельности. Как мы увидим в дальнейшем, он успешно окончил университет во французском городе Монпелье, по возвращению в Англию был инкорпорирован в Оксфорд (около 1542/1543 года) и, очевидно, получил лицензию от своей alma mater на законных основаниях. Но поскольку членство в Коллегии значительно увеличивало его авторитет врача, некоторые биографы утверждают, что он был в нее принят (правда, при этом не приводят документального подтверждения).

Паломник поневоле

Чтобы продолжить обучение в Европе, Борду потребовалось продлить разрешение, выданное Бэтменсоном, поэтому он обратился к новому приору монастыря Джону Хоутону (ок. I486—1535)

и, к большому своему удовольствию, в ноябре 1531 года его получил. Путь на континент был открыт, и в начале 1532 года Борд уезжает «за море», где в течение нескольких лет слушает лекции в «хорошо зарекомендовавших себя университетах и школах» во французских городах Орлеане, Пуатье, Тулузе, Монпелье и в саксонском Виттенберге, а в Риме «практикуется в хирургическом искусстве».

Правда, занятия в Орлеанском университете на некоторое время пришлось прервать: Борд добровольно вызвался сопровождать английских и шотландских паломников в длительном и опасном путешествии в город Сантьяго-де-Компостела, находящийся в провинции Галисия, на северо-западе Пиренейского полуострова. Цель паломничества заключалась в поклонении хранившимся в городском кафедральном соборе мощам св. Иакова – одного из двенадцати апостолов, который считался небесным покровителем Испании.

Иаков, его младший брат Иоанн Богослов, как и их отец Заведей, были рыбаками. По преданию Иаков видел, как распяли Христа, но эта ужасная казнь не остановила его, и он продолжал нести Христову веру людям. По наущению врагов Божьих в 44 году Иакова схватили и по приказу царя Иудеи Ирода Агриппы I казнили в Иерусалиме «отсечением головы». Предание гласит, что останки мученика положили в лодку, которую пустили в Средиземное моря. Она приплыла в Испанию, где якобы апостол проповедовал ранее, и была выброшена на берег в устье реки Улья. В 813 году живший в этой местности монах-отшельник Пелайо, следуя за явившейся ему путеводной звездой, обнаружил ковчег с останками Иакова: они оставались нетленными, причем голова апостола чудесным образом приросла к туловищу.

По велению короля Астурии Альфонсо III в конце IX века на месте, где был обнаружен ковчег, построили небольшую церковь, а впоследствии – кафедральный собор, в котором и поныне покоятся останки апостола. Саму местность назвали Компостелой (лат. Campus Stellae), что можно перевести как «Место, обозначенное звездой», а возникшее здесь небольшое поселение получило название Сантьяго-де-Компостела.

Первые паломники к мощам св. Иакова совершили путешествие в девятом веке по так называемому «Пути Святого Иакова»[25 - El Camino de Santiago (исп.), Peregrinatio Compostellana (лат.).]. Легенда гласит, что этот путь является земным отражением Млечного Пути, по которому паломники ориентировались ночью. Увлеченный старинными преданиями своей страны великий поэт Федерико Гарсиа Лорка (1898–1936) писал в «Наивной балладе Сантьяго»:

Нынче ночью прошел Сантьяго
По светлым дорожкам неба.
Это дети, смеясь, рассказали
Тоненьким струйкам речки.
Далеко ли небесный странник
Держит путь по бескрайним тропинкам?
Он едет заре навстречу
На коне, что белее снега[26 - Перевод И. Ю. Тыняновой.].

«Путь Святого Иакова» начинался во Франции, затем шел через Пиренеи в северо-западную Испанию – от Памплоны (столица королевства Наварра на севере страны) до городка Санто-Доминго-де-ла-Кальсада, названного в честь св. Доминика де ла Кальсада (1019–1109). Крестьянский сын Доминго Гарсия (так его звали в миру) в юности был пастухом, впоследствии принял монашество и посвятил свою долгую жизнь заботам о «Пути Святого Иакова», намереваясь облегчить паломникам путь в Компастелу. Он расчистил леса, возвел мост на реке Охья, построил дорогу (Calzada), больницу и постоялый двор для пилигримов. Когда же Доминго умер, то спустя много лет на месте хижины, где он жил, построили великолепный готический собор.

Далее путь вел до столицы провинции Галисия города Сантьяго-де-Компостела, в кафедральном соборе которого покоились мощи св. Иакова. Впервые этот путь описан в одной из книг «Кодекс Каликста» – богато иллюстрированной испанской рукописи середины XII века, в которой, в основном, содержится описание деяний св. Иакова и совершённых им посмертных чудес[27 - Первые исследователи рукописи ошибочно считали, что ее автором является папа Каликст II (лат. Calixtus, Callistus РР. //; ок. 1060–1124), отсюда название Кодекса.]. Одна из пяти книг «Кодекса» содержит руководство для паломников, в котором приводится описание Peregrinatio Compostellana, сделанное французским монахом и школяром Эмериком Пико. Паломничество к святым мощам совершили известные в истории Европы лица: французский король Людовик VII (1137-80), св. Франциск Ассизский (1181/82-1226), английский король Эдуард I (1272–1307), фламандский художник Ян ван Эйк (1385/90-1441), король Шотландии Яков III (1460-88), папа Иоанн Павел II (1920–2005) и многие другие.

О своем путешествии Борд рассказал во «Введении в Знание» в главе, посвященной королевству Наварра:

«Когда я пребывал в университете Орлеана, время от времени зарабатывая врачеванием на хлеб в этом городе, я познакомился с девятью англичанами и шотландцами, которые намеревались совершить паломничество к [гробнице] Святого Иакова в Компостеле. Узнав об этом, я посоветовал им вернуться в Англию, сказавши: «уж лучше я пятикратно дойду пешком из Англии в Рим…, чем один раз – из Орлеана до Компостелы», и добавил: «Если бы мне посчастливилось входить в [Тайный] совет английского короля, то я бы решительно пресёк попытки его подданных предпринимать такие путешествия без лицензии Совета

. Я скорее предпочел бы, чтобы они скончались в Англии вследствие моих врачебных действий, чем убили себя в пути; я раздраженно пытался заставить их поверить мне и иными речами. Но они, не приняв во внимание мои слова и не вняв моим убеждениям, заявили, что последуют далее по своему пути и скорее умрут, чем вернуться домой. Я выразил сожаление, что они не хотят отказаться от своего намерения, привел их к себе в дом, после чего, забросив дела в университете Орлеана, отправился вместе с ними в путешествие. Через Францию мы дошли до Бордо и далее – до Байонны. Затем мы попали в скудные области Бискайи и Кастильи, где мы даже за деньги не смогли достать мяса. Окончательно изголодавшиеся, мы добрались до Компостелы, где и купили много мяса и вина»».

Замечу, что Борд нигде не писал о себе как о паломнике, и в своем рассказе как бы отстранялся от своих спутников и даже подвергал сомнению наличие священных реликвий: «Я побывал в различных странах мира, чтобы узнать истину о многих вещах, но, уверяю вас, что никто нигде ничего не слышал об останках св. Иакова». Не религиозное рвение, а лишь христианское милосердие и желание облегчить трудности путешествия своим компатриотам явилось причиной «самоубийственного» поступка Борда. Хотя он в этот время и оставался верен своей религии, но был далек от фанатичного следования установлениям католицизма.

Чудеса, да и только!

Чем запомнилось нашему герою утомительное путешествие (кроме, разумеется, мяса и вина)?

Подтверждение своим сомнениям он нашел в словах «старого доктора богословия», которому он оказывал в Компостеле врачебную помощь и который отпустил ему грехи. Священник, «взор которого был затуманен» (blear yed), принял исповедь Борда и в последующей беседе заявил, что в соборе нет останков апостола, а только наличествует цепь, на которой св. Иакова держали в тюрьме, и серп, которым ему отрубили голову:

«Я изумляюсь тому, как… наше духовенство обманывает и насмехается над народом, заставляя невежественных людей поклоняться предметам, которые, на самом деле отсутствуют в соборе» – пересказывает Борд рассказ священнослужителя. «Ибо нет у нас… костей из священных останков св. Иакова, так как Карл Великий перенес [мощи апостола] в Тулузу, равно как и [мощи] св. Варфоломея, св. Филиппа, св. Симона, св. Иуды, св. Бернарда, св. Георгия и многих других святых; он намеревался собрать тела или кости всех Апостолов в одном месте, а именно – в соборе св. Северина в Тулузе, городе в Лангедоке».

«После возвращения во Францию, – пишет Борд, – я отправился в город Тулузу и его университет, поскольку рассчитывал узнать правду, а после того, как ознакомился со старыми письменами и печатями, убедился в истинности того, что мне довелось услышать [от старого священника] в Компостеле».

Второй рассказ Борда во «Введении в Знание», связанный с путешествием к мощам св. Иакова, посвящен одной из самых популярных в Средневековье и в раннем Новом Времени «Легенде о петухе и курице». Вот что писал наш автор:

«В городе Святого Доминго (saynt Domyngo)[28 - Санто-Доминго-де-ла-Кальсада.] находится церковь, в которой содержатся белые петух и курица. У каждого пилигрима, который идет к останкам св. Иакова в Компостеле, к шапке прикреплено белое перышко, что связано с этими птицами.

В Сан-Доминго был повешен молодой человек, который намеревался добраться до [мощей] святого в Компостеле. Он был казнен несправедливо: служанка постоялого двора возжелала, чтобы он удовлетворил ее похоть[29 - had hym to medyll with her carnally.], но молодой человек отказался. Тогда она, затаив злобу, в отместку подложила на дно его путевого мешка серебряный кубок.

Юноша, его родители и другие пилигримы продолжили свой путь, а служанка поспешила сообщить городским полицейским о пропаже. По ее наущению служащие полиции отправились за пилигримами, вернули их в город, после чего, учинив обыск, обнаружили в мешке молодого человека пропавший кубок. Юноша был схвачен, осужден за кражу и публично повешен

, но веревку не перерезали, и он остался висеть в петле.

Убитые горем родители юноши завершили паломничество, а затем вернулись в Санто-Доминго, чтобы у виселицы своего сына помолиться о спасении его души. Но когда они пришли к месту казни, то увидели, что их сын жив. Он сказал им: «Я не умер. Господь и его слуга, Святой Доминго, сохранили мне жизнь. Поэтому прошу Вас обратиться к городскому судье, убедить его прийти сюда и распорядиться, чтобы меня сняли с виселицы».

Родители отправились к судье и пришли к нему в то время, когда он готовился отужинать: перед ним стояла тарелка с зажаренными петухом и курицей. Они рассказали судье об увиденным ими чуде, но он сказал, что их сказочка (tale) так же правдива, как то, что лежащие перед ним в тарелке птицы взлетят, а петух еще и прокукарекает

. Но как только судья произнес свои слова, именно это и произошло. После чего судья в сопровождении своих людей отправился к виселице, чтобы вынуть из петли неповинного юношу.

И в память об этом изумительном событии священник и другие уважаемые люди, [жившие в городе Святого Доминго], сказали мне, что с тех пор в церкви висит клетка с белыми петухом и курицей…Я действительно видел этих птиц, и об этой легенде (fable) мне рассказали не три или четыре человека, а множество людей»

.

Замечу, что свою веру в предание о «петухе и курице» Борд строит на рассказах большого числа устных свидетельств: для него, как и для большинства людей с мифологическим мышлением такого рода доказательства было достаточно.

Религиозные потрясения

Паломничество для компатриотов Борда закончилось так, как он и предсказывал:

«На обратном пути из Испании, несмотря на все мое искусство врача, они скончались, отведав фрукты и запивая их водой, от чего я всегда воздерживался… потому что хотя вода [сама по себе] может и не быть причиной болезней, трудности столь длительного пешего путешествия не соответствуют возможностям англичан» (замечу, что Борд не только в этом путешествии, но и иное время, старался, как можно меньше пить воду, отдавая предпочтение элю и вину).