Не те времена. Рассказы

– А вот это не могу тебе сказать по телефону. Я подозреваю, что меня тут пасут. Не знаю, то ли ЦРУ, то ли ФБР. Одним словом, спецслужбы. Тут их много. Лучше по факсу. Продиктуй номер, пожалуйста, я сейчас отправлю. Тут немного, две страницы.

«Попал я, – подумал Андрей. – Очередная бредятина. Никак старик не уймется». Он стряхнул пепел за окно и попытался вывернуться:

– Дядя Миша! Я уже сто лет этим не занимаюсь! Я все забыл! Я газированной водой торгую! Вы бы к Леониду Сергеевичу лучше обратились!

– Нет, Андрюшенька, – убежденно ответил дядя Миша, – ты был у нас одним из лучших специалистов, ты не мог ничего забыть. Я знаю, это не забывается. Бывших – не бывает! А Лёне я звонил. Он сказал, что плохо себя чувствует. Ну, диктуй номер.

«Не слезет», – понял Андрей. Да, собственно, когда это дядя Миша с кого-нибудь слезал?

– Ладно, – неохотно сказал он, – шлите. Только не обещаю, что быстро отвечу, дел больно много.

Он продиктовал номер факса и зачем-то спросил:

– А где вы экспериментируете?

Как будто это имело какое-то значение…

– Дома, – совсем уже тихо ответил дядя Миша. И повторил: – Результаты обнадеживают. До свиданья, Андрюшенька.

Стоя у окна и докуривая, Андрей подумал: хорошо, конечно, что дядя Миша в его возрасте этаким бодрячком держится. Теории выдумывает, эксперименты ставит (Господи, что за бред?) Да он всегда был такой. Добрый, наивный, всегда чем-нибудь увлеченный – и какой-то… не от мира сего… ну, недоделанный, одним словом.

ЦРУ с ФБР ему мерещатся… Звонит по ночам…

Дядя Миша вообще-то был высочайшей квалификации инженер-электрик. Однако всю жизнь его тянуло изобрести что-нибудь по чужой специальности. Именно по чужой, потому что в своей – слишком хорошо разбирался.

И – изобретал. Жена его, Наталья Петровна, работавшая в патентном отделе, помогала оформлять заявки. А дядя Миша простодушно изводил всех вокруг, и добивался-таки положительных отзывов, и несколько авторских свидетельств, всему вопреки, сумел получить.

Ни одно его изобретение, разумеется, не было внедрено, но дядю Мишу это не смущало. Более того, подав очередную заявку, он, как правило, занимал у друзей, знакомых, соседей деньги под будущие отчисления от экономического эффекта. Потом отдавал с получки…

Андрей докурил и отправился в спальню.

– Кто звонил? – ясным голосом спросила жена. – С ума посходили…

– Зеленчук, – ответил он. – Дядя Миша. Время перепутал, представляешь? Спи…

Жена зевнула и повернулась на другой бок. А к Андрею сон что-то не шел.

Он попытался проверить себя, доказав в уме теорему Фруда – Финстервальдера. Простенькая совсем теоремка, когда-то он мог доказать ее даже не просыпаясь… Сейчас ничего не получалось. Вместо уравнений энергии и импульса в голову лезли таможенные тарифы, курс евро к доллару и тому подобная чушь.

Андрей снова подумал о дяде Мише. Инфантилизм, конечно, фантастический… Если бы не Наталья Петровна, помер бы с голоду, это к бабке не ходить.

Вспомнилось, как дядя Миша вдруг увлекся дачей. Собственно, это была не дача, а домик-развалюха на чудовищно захламленном участке, один из последних сохранившихся рядом с их заводским поселком. Москва расширялась, Москва наступала на этот бывшее дачное место, и дядя Миша купил обреченный участок с полуразвалившейся дощатой халупой. И был страшно доволен, особенно тем, что купил за бесценок, хотя на самом деле продавец, конечно, нагрел его по полной программе.

Как бы то ни было, дядя Миша принялся приводить участок в порядок, и первым делом ему потребовалась тележка для вывоза мусора. Дядя Миша не любил проторенных путей. И потому сам сделал чертежи, отнес их в цех и договорился с работягами. Через неделю шедевр конструкторской мысли был готов. Хорошая получилась тележка! Капитальная, прочная, удобная, с бортиками. Четырехколесная… Одно только дядя Миша забыл предусмотреть в чертежах – чтобы передняя ось поворачивалась. В результате тележка ездила только по прямой. А чтобы повернуть, следовало тащить ее юзом. Дядя Миша попытался доработать транспортное средство своими руками, но добился только того, что тележка стала ездить уже не по прямой, а по широкой дуге.

На этом дачная эпопея кончилась – дяде Мише пришла в голову очередная научная идея…

И вот удивительно, думал Андрей, при такой своей, будем называть вещи своими именами… ну, только негрубо… при такой своей, скажем так, недоделанности дядя Миша был всеобщим любимцем. Конечно, над ним шутили, но всегда по-доброму, его нелепые выдумки никого не раздражали, как не раздражала вечная невыбритость, и лихорадочный блеск в глазах, и пальто, застегнутое наперекосяк, и даже постоянно проветриваемая ширинка. Относились к нему, как к ребенку, доброму такому ребенку, нежадному, неуклюжему, забавному, милому…

И в Штаты-то дядя Миша попал тоже по-дурацки. В середине девяностых он понял, что на постсоветском пространстве уже не будет востребован, а вот в Америке или, на худой конец, в Израиле – дело другое. Проявил необычайную настойчивость, сумел доказать наличие еврейского следа в своей родословной, получил все разрешения, прожил пару лет под Тель-Авивом, после чего, как говорили, разочаровался и отбыл за океан.

Андрей вспомнил, как буквально накануне отъезда дядя Миша позвонил ему и попросил срочно зайти. Наталья Петровна колобком носилась по квартире, упаковывая чемоданы и сумки, проверяя билеты и документы, а дядя Миша, небритый, встрепанный, с совершенно безумными глазами, в грязной майке, лихорадочно писал что-то крупным корявым почерком. Он посмотрел на Андрея, как бы не узнавая его, кивнул, дописал еще несколько строк и протянул исписанный формулами лист Андрею. «Посмотри на досуге, Андрюшенька. А доберемся до места – я тебе позвоню, посоветуешь что-нибудь. Я только Лёне доверяю и тебе». Само собой, это была новая теория; само собой, абсолютно безграмотная… Впрочем, дядя Миша, по-видимому, вскоре о ней забыл.

Стало быть, и в Штатах продолжает изобретать… Бедолага… И Наталья Петровна с ним продолжает мучиться – в чужой-то стране… в их возрасте… без языка… Хотя… в общем, только это его и держит… ни детей, ни внуков, никого… А для нее он, в свою очередь, вроде ребенка… ее как раз он держит… – смутно думал Андрей, засыпая.

…Утром Андрей не вспоминал о ночном звонке, но, когда приехал в офис, секретарша Марина сказала:

– Андрей Александрович, тут ночью факс кто-то прислал – я сначала выбросить хотела, вроде не нам, на детский рисунок похоже, а потом посмотрела – как бы к вам лично обращаются… Вот, посмотрите.

На двух листочках была неловко изображена некая схема и написан ряд формул. Сверху красовался заголовок: «Теория обратной конусности». А внизу – приписка незнакомой рукой: «Андрюша, посмотри, пожалуйста, и, когда Миша тебе позвонит, похвали, а то он совсем дошел. Н.П.»

Андрей взял листочки и направился к себе. Смотреть было особенно не на что – ошибка бросалась в глаза. Во второй строчке, и за ней – естественным образом до самого конца.

Андрей для полной уверенности подставил в выведенную дядей Мишей итоговую формулу предельное значение параметра и получил КПД выше ста процентов.

Мда… И что с этим делать, подумал он? Жалко старика…

Между прочим, несмотря на полубессонную ночь, соображалось хорошо – видимо, крепчайший кофе и выброс адреналина от езды в пробках прочистили ему мозги. Но не мешало бы еще кофе выпить.

– Марин! – крикнул он. – Нарисуй кофейку!

Прихлебывая из толстостенной кружки, Андрей набрал номер.

– Здравствуйте, Леонид Сергеевич, – сказал он. – Это Андрей. Как вы?

– Здравствуй, Андрюша, – ответил Леонид Сергеевич. – Да ничего. Давление скачет, а так ничего.

– Мне тут Зеленчук звонил, – сказал Андрей. – Ночью. И факс прислал с выкладками.

– А, – засмеялся Леонид Сергеевич, – мне он тоже звонил, только все-таки днем. Я отказался, наверняка ведь сыпнотифозное что-нибудь. Да ведь?

– Не то слово. Я вот не знаю, что теперь делать, посоветоваться хочу. Там на факсе приписка от Натальи Петровны – просит не огорчать… А ошибка прямо сразу – уравнение энергии написал в векторной форме… И КПД к бесконечности стремится…

– Эх, – протянул Леонид Сергеевич, – все неймется Мише… Не знаю, Андрюша, я потому и отказался. А в принципе, как там у Филатова – лучше горькая, но правда, чем приятная, но лесть. Ты ему соврешь, похвалишь, восхитишься – а дальше что? Хотя и жалко его, и Наташу жалко. Не знаю…

– Ладно, – сказал Андрей, – я сам подумаю. Спасибо вам, и не болейте.

Он отключился, собрался было задуматься, но не пришлось – позвонили ему, уже по делу, и понесся рабочий день.

И пронесся. И другой за ним.

На третий день дядя Миша позвонил, на этот раз в разумное вечернее время.

– Андрюшенька, – сказал он, – ты посмотрел мою теорию?

– Посмотрел, дядя Миша, – ответил Андрей. – Есть кое-какие замечания. Хотя… хотя, конечно, интересно… перспективно…

Ему стало неловко от собственной лжи.