Воины Андеграунда

– Конечно, дорогой. – Девушка поднялась и протянула руку. – Я обязательно помогу. Вставай, Коля, нас ждут великие дела…

– Коля, вставай. – Василий тряс друга за плечо. – У нас тут ЧП произошло.

– Что случилось? – спросил художник. – Почему все шумят и бегают?

– Лев Андреевич ночью умер. Сердечный приступ. Он вчера остался поработать, документы накопились, а на пересмене его обнаружили мёртвым. Охранники проверили камеры, никто к нему не заходил и не беспокоил.

Николай вспомнил об обещании диктатора и проскрежетал зубами.

– Как же так, ребятки? Что теперь будет-то?

– А ничего не поменяется, – ответил Витёк с верхнего яруса. – Придёт сволочь наподобие Льва Андреевича и установит новые законы. Вряд ли кого отпустят, на это никто не надеется. Хуже бы не стало.

* * *

После обеда в Город Сильных пожаловал новый диктатор Алексей Юрьевич. Высокий и статный, длинноносый, чернобородый, он выстроил население на главной площади, где недавно пролилась кровь гиганта Мамонта, и произнёс речь, в которой пообещал навести порядок в подземном бедламе. Горожане слушали новичка в половину уха, не принимая слова за должное, переговаривались и поплатились. Диктатор замолчал, выделил виновников и отправил в карцер.

Новые порядки он начал применять с первого дня. Увеличил рабочий день на два с половиной часа, аннулировал выходные и бонусы за хорошее поведение, сократил время обеда, порции и число перерывов. Когда услышал робкие возгласы недовольства, сообщил, что прибавляет к сроку пребывания в городе девяносто дней. Всем. Каждому. Без разбора.

Несправедливость задела, и народ забунтовал. Самодурство зацепило горожан, но недовольных успокоили. Били жителей, сажали в карцер за малейшую провинность, оставляли без еды и воды, стравливали между собой и унижали. Под горячую руку попал и Николай. Он возвращался после смены, огрызнулся на замечание стражника и получил по почкам. Не сдержавшись, художник размахнулся и отправил обидчика в нокдаун.

На крик сбежались охранники, вооруженные электрошокерами и резиновыми дубинками, отходили Колю и приговорили к заключению в карцер на две недели. Путь к спасению отдалился.

Карцер представлял собой крохотную комнатку, рассчитанную на трёх человек. Вещей или книг не было, удобств, кроме ведерка в углу, не имелось. Пустое тёмное помещение с холодными стенами и ледяным полом. Художника бросили на сырую, пахнущую затхлостью простынь и забыли про него. Провалявшись полдня в луже собственной крови, Николай замёрз, пришёл в сознание и походил, чтобы согреться. Голова раскалывалась, а горло кровоточило: видимо, задели рану, нанесенную Мамонтом. Сплюнув в ведро, Коля поискал глазами воду, но не обнаружил и сел на корточки. Опершись затылком о бетон, он глубоко вздохнул, обогащая мозг кислородом, закрыл глаза и задремал. Вечером принесли скромный ужин, состоящий из луковой похлебки (горячей!), куска чёрствого чёрного хлеба и стакана кипяченой воды с привкусом хлорки. Художник спрятал хлеб в карман, похлебал «супа» и ожил, возвращаясь к жизни.

На второй день полегчало: раны на лице и теле затянулись, горло успокоилось и не кровоточило. Воздух в комнате прогрелся, и единственным, что нагнетало обстановку, была непреодолимая скука. Вася, Антон и Витёк остались на свободе, и Коля сутками напролёт сидел, завернувшись в простыню, размышлял или разговаривал вслух, обсуждая план предстоящего побега, прошлую жизнь, испортившиеся отношения с женой, рухнувшие надежды художника и прочие вопросы, на которые не хватало свободных минут.

Спустя неделю, когда Николай привык к одиночеству и неторопливому течению времени, дверь карцера открылась, и к нему подселили соседа.

– Вдвоём веселее, девочки, – хихикая, сказал охранник, толкая новенького внутрь. – Можете ублажать друг друга круглые сутки.

Новенький не обратил внимания на колкости и сел напротив Николая. Пару минут они сидели в тишине, бросая косые взгляды. Никто не хотел нарушать молчание, но вернулся стражник, открыл окошко и продолжил измываться над обитателями карцера.

– Скройся, – ответил новенький.

– Не скучайте, крошки! – Шутник помахал ручкой и спрятался.

Художник не выдержал и рассмеялся. Семь дней без общения расшатали нервы, и он расслаблялся, снимая накопившиеся стресс и горечь.

– Давно ты здесь? – спросил Коля.

– Ты не поверишь. Гулял я вчера вечером с друзьями по центру, с девчонкой познакомился, до дома проводил, а дальше как отрезало… Очнулся в тоннеле, дверь с табличкой «Добро пожаловать», и с ходу попал в сильнейшую заварушку… То ли драка, то ли избиение, шум, гам, крики, и на меня с дубинками накинулись. Как говорится, из огня, да в полымя. Я защищался, но разве один в поле воин.

– Здорово начинаешь. Куда попал, догадываешься?

– Есть мысли. Тюрьма или колония, да и не важно. Наверху тоже не сахар было, дело повесить хотели. С сыном прокурора повздорил. Я – Саша.

– Николай, – представился художник. – Здесь тоже не сахар. Изначально сие место позиционировалось с перевоспитанием, а позднее, со смертью старого и с приходом нового диктатора, тут решили вспомнить СССР сталинских времен. Нагрубил или огрызнулся – бьют, работаешь безвылазно, кормят ерундой. Казарменные порядки сменились на репрессии, и если раньше мы терпели, имея реальные шансы на возвращение, то теперь об исправлении не думает никто… Власть видит в людях рабов, которых надо загноить, искоренить. Когда ты выйдешь из карцера, Саша, беги отсюда. Диктатор найдёт предлог, чтобы рабы не выбрались наружу. Мы либо умрём, либо вырвемся.

– Я не собираюсь умирать. Надо бежать – побежим.

Коля кивнул, замолчал и задумался о побеге. Есть минимальные шансы перехитрить охрану и дать деру из подземелья, или в Городе Сильных поставят точку, линия жизни многих прервётся, и правду не докажут. Как пройти дозорных и узнать, где выход? И если он есть, что ждёт узников по ту сторону? Художник помнил, как проснулся в тупике и прибыл в подземелье, но на протяжении каждого дня видел пересменку стражников, окончания дня Льва Андреевича; все они являлись людьми наёмными и уходили домой. Значит, выход имелся, и власти знали правильное расположение. Побег. Николай жаждал сбежать и вернуться. Вернуться, дабы спасти горожан и доказать правоту. Поджать хвост и скрываться, ожидая визита нежданных гостей, после того, как его унизили – нет, нет и ещё раз нет! Если раньше Коля мечтал о спокойствии, то случай с Мамонтом вселил в душу страх. Он осознал, что каждый житель ступает по тонкой нити, и рано или поздно под ногами может оказаться пустота. Жители Города Сильных имеют право на свободу.

5

Иван Леонтьев был талантливым лаборантом и находил подход к любому человеку. Медицинский институт окончил с красным дипломом, научные работы публиковал в книгах и журналах, на порталах и сайтах мировых университетах, смазливое лицо помогало в сдаче зачётов, экзаменов и достижении целей. Профессоров он покорял умом, женщин-преподавательниц – красотой и природным обаянием, соглашаясь на постель и авантюры.

После учебы Иван устроился в частную больницу доктора Смирнова, которая неофициально считалась лучшей в городе, а официально Волжск признавал её второй. Лаборант показывал усердие, показывал достойные результаты и получал положительные отзывы пациентов, и доктор, заметив настойчивость молодого парня, предложил повышение и подарил высокооплачиваемую должность. Леонтьев перевёлся из больницы в главную лабораторию, находящуюся за городом. Лаборатория оказалась секретной: Ване и его коллегам завязывали глаза, сажали в корейский микроавтобус и минут двадцать везли до места. Поездка напоминала фильмы о Джеймсе Бонде и игру в шпионов. Секретная информация, подпись о неразглашении и запрет на пересечение границы Российской Федерации, – на работе шутили, что они трудятся на ФСБ и обречены трудиться до пенсии.

Главная лаборатория имела огромное помещение в несколько комнат со множеством ламп дневного света. Колбы, склянки с разноцветными жидкостями, микроскопы, ноутбуки и планшеты, видеоэкраны, дорогостоящая зарубежная аппаратура. Вход по электромагнитным пропускам, доступ по паролям, но зато у каждого отдельный рабочий стол со всем необходимым. Колдуй, разрабатывай, экспериментируй: все условия созданы. Никто не жаловался. Доктор Смирнов проводил опыты над клетками животных, тестируя лекарства и таблетки, скрещивал различные виды в программе, а лаборанты учились и выдавали идеи. Процесс отладили до автоматизма.

Зарплата Ивана в лаборатории доктора превышала больничный доход в три раза, а когда должность поменялась на «старшего специалиста», то увеличение повторилось. Леонтьев получал ежемесячно сумму, которую обычные люди зарабатывали за год-два. В компьютере появились скрытые файлы и папки, ранее не видимые, уровень повысился, и Иван достиг статуса заместителя, изучая новые документы и ведя дела в отсутствие Смирнова.

Назначение отмечали у лаборанта дома за бутылкой армянского коньяка. Иван приготовил мясо по-французски, нарезал сыра, колбасы и овощей, а доктор принёс контейнеры с салатами. Выпили, поели, закурили по сигаре и переместились в гостиную с бокалами «Арарата» и колой.

– Я доволен тобой, Вань, – сказал доктор, пуская клубы дыма. – Делаешь карьеру, относишься серьёзно, работу на завтра не оставляешь. Мне нравится подход, когда человек постоянно заинтересован и готов ответить на любой вопрос. Но у нас всё впереди. Эти опыты – мелочь по сравнению с тем, что предстоит далее… Хороший коньяк, легко пьётся.

– Всегда его покупаю. Михаил Андреевич, а что за проект готовится?

– О! Большой и серьёзный проект! Грандиозные опыты с клетками. Никто в мире не проводил подобного никогда. – Глаза доктора блеснули. – Но это будет наш проект: ты и я, без привлечения остальных лаборантов. Я не хочу, чтобы они участвовали. Им нужны деньги, а интереса к работе нет. Шесть часов – пора домой; хоть кто-то разок задерживался? Зачем им?!

– Но и я работаю ради денег, не так ли? Все хотят ни в чём не нуждаться.

– Ты, Вань, другое дело. Есть желание, и мозгами бог наградил. Заслужил.

Смирнов допил спиртное и попросил повторить.

– Достойный коньяк делают в Армении, – похвалил доктор. – Пол-литра уговорили, а на душе спокойно и расслаблено. Приятный вкус и умеренная крепость. Пять звёздочек, как ни крути. Знаешь, почему русские не могут сделать подобное?.. Им не хватает выдержки.

Они посмеялись. При загруженности на сто пятьдесят процентов мозг оставлял запасы для шуток и позитивного настроения.

Лаборант нравился Михаилу Андреевичу. В нём виделся доктор пятнадцатилетней давности: целеустремлённый, влюблённый в работу до умопомрачения. Смирнов вспомнил, как в двадцать пять получил докторское звание и приехал покорять областной центр. В столицу Михаил не рвался, там и без него хватало гениев и грамотных специалистов, на фоне которых можно затеряться, а в Волжске твоя карьера на виду. Город, стоящий на берегу Волги, напоминающий итальянскую Венецию, особенно в период весенних паводков, красивый и успокаивающий. На улицах дубы и ели, кустарники пострижены в форме мороженого-рожка, на газонах изумрудная трава и цветы, а от Кремля прекрасный вид на набережную и величественную реку. Доктор влюбился в Волжск и остался. Трудился, прогуливался по старинным улочкам и дышал чистым воздухом.

Карьера пошла в гору. Молодого талантливого доктора заметил чиновник Павлов и предложил должность заместителя главного врача в городской больнице. На протяжении пяти лет Смирнов работал на государство и писал книгу «Взаимодействие клеток животных в десяти опытах». Книга вышла в Европе и принесла доктору известность, признание и солидный гонорар. Михаил Андреевич не потерял голову от успеха и вложил деньги в строительство оздоровительного комплекса: частной клиники и загородной лаборатории. Павлов снова помог, доплатил необходимую сумму, достал разрешение и выручил с контрактом на поставку медицинского оборудования. Клиника открылась, а на следующий день ударил мировой кризис.