Мы жили без господ

Мы жили без господ
Юрий Шварёв

В эфире и в печати возникают споры между обвинителями и защитниками прошлого России. Юрий Шварёв участвует в этих спорах на стороне защиты. Читателю предлагаются в сокращённом виде две его книги и созвучные им по духу стихи.

Мы жили без господ

Юрий Шварёв

© Юрий Шварёв, 2017

ISBN 978-5-4483-3508-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Книга-летопись

Автор «Дневников безбожника» известен многим читателям по его изданным раньше книгам и по статьям в местных и общероссийских газетах. Он член Союза писателей «Воинское содружество».

Ю. И. Шварёв принадлежит к поколению, люди которого рано познали цену труда и воспитали в себе чувство ответственности не только за свое поведение, а и за судьбы Родины. Для них характерны самостоятельность в поступках, независимость суждений, склонность к размышлениям. Эти черты проявились и в публикуемых дневниках.

По зову души молодой рабочий, потом кадровый офицер, как Нестор-летописец, периодически высвечивал свою жизнь, жизнь окружавших его людей, жизнь государства. Он анализировал свои дела и устремления, соизмеряя их с нормами морали и подчиняя собственное индивидуальное бытие общественному ритму всей страны. Его записи сугубо личные, но они воспринимаются как гимн эпохе социализма. Да, наш социализм был искажен, недостроен. Но и при таком социализме во главе всего стоял человек труда, творец, созидатель, а «теневые» хапуги, финансовые мошенники, спекулянты, взяточники презирались обществом и преследовались по законам. Записи личные, но это оригинальный исторический источник, показывающий прошлое во всем его разнообразии, во всей разносторонности, со всеми его «минусами» и «плюсами».

На фундаменте ПАМЯТИ получилось своего рода духовное завещание людей старшего поколения молодым поколениям. В суждениях умудренного жизненным опытом свидетеля прошлых лет найдут нравственную опору многие из тех, кто только что вступает в самостоятельную жизнь. Это важно потому, что нынешние средства массовой информации принижают достоинство молодых людей, отвлекают их от раздумий о своем будущем, приучают незрелые умы «брать от жизни все», не помышляя о внутренних и внешних угрозах Отечеству.

Автор дневников дает нам правдивые и порой по-писательски живые и образные картины о жизни трудового народа в Советском Союзе и в послесоветской России. Каждый думающий читатель скажет спасибо Юрию Ивановичу за его многолетний летописный труд.

Председатель правления Союза писателей «Воинское содружество»

    А. М. Аббасов, академик краеведения

Нужно стремиться к тому, чтобы каждый видел и знал больше, чем видели и знали его отец и дед.

    А. П. Чехов

От автора

Институтом этнологии и антропологии Российской Академии Наук в 1997 году издана книга «На разломе жизни». В ней воспроизведены дневники Ивана Григорьевича Глотова, крестьянина из деревни Пежмы Архангельской области Вельского района. На 320 страницах до мелочей точно отражена жизнь простого русского мужика в 1915—1925 годах.

Видно, что умный от природы, работящий и рассудительный крестьянин-середняк жил и напряженно трудился от зари до зари только для того, чтобы кормить семью и держать тепло в своей избе. Интересы и заботы – земельный надел и собственный двор. Общие знания – от стариков, начальной школы и личного опыта. Кругозор – в границах своей волости. Отдых – бани по субботам, чаепития и сон. Развлечения – посещения церкви и застолья в праздники.

Прочитал книгу «На разломе жизни» и решил подготовить к публикации свои дневники. Начал вести их 18-летним парнем, завершил 74-летним стариком. Правда, записи по разным причинам делались не постоянно, а с малыми и большими перерывами.

Ясно, что знания, мышление, поведение менялись у меня в соответствии с возрастом, житейской обстановкой и социальным положением. Поэтому менялись и качество, и содержание записей. Крестьянин Глотов вел дневники на «разломе жизни», вызванном Великой Октябрьской социалистической революцией. Мне довелось жить пусть не при столь же исторически значимых, но тоже много изменивших в стране «разломах». Их было два. Первый после 1956 года – хрущевский, устроенный по недоумию верховных властей. Второй после 1985 года – горбачевско-ельцинско-путинский, контрреволюционный, устроенный верховными властями сознательно по предательскому сговору с силами международного капитала.

Дневники – не мемуары, в которых память или желания угодить «духу времени» иногда подводят авторов. Записи в дневниках – это как милицейские протоколы о событиях, как фотографии увиденного, как звукозаписи услышанного. Читаю свои тетради, многое видится теперь не так, как виделось раньше, но что записано, то записано. Смысла записей менять не буду, позволю себе только стилистические поправки. Для сокращения объема книги не буду воспроизводить всех текстов. Оставлю только то, что и сегодня кажется мне памятным, наиболее характерным для тех или других прожитых лет.

Мои суждения, оценки, выводы в дневниках, конечно же, субъективны. Писал чаще о том, что мне не нравилось. Хорошее в жизни воспринималось как должное, закономерное и сомнений-размышлений не вызывало. Теперь, оглядываясь на советское прошлое, вижу, что многое из привычно хорошего, обыденного, всем доступного постепенно исчезает или приобретает немыслимо дорогие цены…

И. Г. Глотов – мне земляк ближе некуда. Его Пежма в 15 километрах от моей Синеги. По возрасту я ему если не сын, то внук. И родословные наши одинаковые: все мои деды и прадеды, бабушки и прабабушки были крестьянами таких же северных деревень, как Пежма. Дневники земляка еще раз подтвердили, что моему поколению жилось уже полегче, интереснее, достойнее, чем поколениям наших отцов и дедов. Мы увидели и узнали больше, чем видели и знали они. До буржуазно-демократического «разлома» в Советском Союзе наше будущее представлялось нам светлым, созидательным, мирным, спокойным. В обществе товарищей были руководители, но не было господ!

Это горько признавать, но мое поколение оказалось неспособным закрепить достижения и победы своих отцов и дедов. Поэтому сейчас трудовому народу живется хуже, тяжелее, духовно безрадостнее, чем жилось нам. Значит, нашим детям и внукам пришла пора задуматься, как им лучше устроить жизнь своих поколений. К великому сожалению, задумываются об этом пока немногие молодые люди. Чуждая русскому духу телевизионная пропаганда успела превратить большинство населения страны в обывателей, живущих одним днем.

Село Рябово Архангельской области Сольвычегодского района.

Рябовский маслозавод. 1948—1949 годы

16 мая 1948 г.

Отвез в Котлас масло, вес в ящиках оказался нестандартным. На базе не хватило масла 8 кг. Это дело хреновое! Надо выверять весы.

Купил ботинки с брезентовыми бортами и зеленой хлопчатобумажной ткани на штаны. Нюра пообещала сшить.

Предложил Але погулять, она ответила: «Еще уведешь куда-нибудь, как Шуру». Опять Шура! Прав Грибоедов, что злые языки страшнее пистолета. Пустили сплетню, а ничего не было. Я был сильно пьян.

21 мая 1948 г.

Толька Выгузов сделал букет из цветков и подал его Але. Она стала нюхать и обожгла нос. В середине была крапива.

Существует одно развлечение – «колхозное», на котором толкут под гармошку землю под березами у нашего завода. После танцев и плясок с частушками расходятся парами. А кто не успел еще «спариться», идет домой спать.

Нам с Мишкой не до «колхозных». Встаешь в 5, принимаешь молоко, сепарируешь, сбиваешь масло, весь день крутишься, а тут вечерняя приемка, снова сепарирование. И так до 12 ночи.

Ездил в Сольвычегодок, был из интереса на суде. Судили двоих за кражу сумки с вещами и денег в пароходе у пассажира. Одного осудили на 8 лет, другого на 6. Когда их уводили, тот, что на 8 лет, со смехом сказал: «Вот, теперь восемь лет могу жить спокойно. Ха-ха! Никто меня больше не тронет». это не фунт изюма. А он, идиот, смеется.

9 июля 1948 г.

Алька оказалась шкурой. Звонит по сельсовету, что я «втрескался» в нее, смеется надо мной. А были в таких отношениях!.. Забыла, что мне позволяла вечерами в конторе?.. Кто в кого втрескался? Это она, стерва, от злости на меня и Катю.

Вчерашний вечер опять провел с Катей. Говорит, что ни с кем еще не дружила, до меня ни с кем не целовалась. Она на год моложе меня. Красива, не глупа, нравится мне со всех сторон. Приятно быть с ней.

Показала альбом с фотокарточками, на корке которого написано: «Тетрадь по детским болезням». Она учится в медицинском техникуме в Устюге.

7 августа 1948 г.

Сегодня наш сельсоветский милиционер оштрафовал меня на 50 руб. за то, что 10 месяцев жил без прописки. Кроме того, получил от него предупреждение за несоблюдение противопожарных правил на заводе. Раньше Коровинский казался мне добрым мужиком. Как-то даже дал нам с Мишкой пострелять из своего нагана по кастрюле на пне. Как бы в шутку просил за расход патронов маслица к чаю. Ничего мы ему не дали. Раз дашь – потом не отвяжешься.

У нас с Мишкой договоренность: никому ничего не давать уносить с завода и самим брать к чаю с хозяевами не больше 30—40 грамм масла. Одну выпускницу нашей школы ФЗУ посадили на 6 лет за 2 кг. унесенного с завода масла. Масло к чаю берем обычно в «банные» дни раз в неделю. Иван Никитич и Осиповна довольны.

18 августа 1948 г.

Катя уехала в Устюг, их техникум на сельхозработах.

Ширяев сильно пьет, постоянно пьяный. Мишка прячет от него амиловый спирт, говорит, что весь кончился.

Катя приезжала на 2 дня домой. Я к ним заходил, она от встречи вечером отказалась. Видно, ей сказали, что я опять встречался с Клавой. Ладно, переживем! Клава проще, с ней вечера веселее.

Однажды остались с ней в заводе одни. Вдруг увидели в окно Ширяева. Клава не хотела, чтобы он увидел ее, спряталась в леднике. Ширяев болтает, никак не уходит, она дрожала там с полчаса. Вышла с посиневшим лицом и ледяными руками. Долго потом хохотали.

По заданию заочной школы надо писать сочинение на тему «Лес осенью». План такой: 1. Лес в тихий осенний день. 2. Лес в осеннюю ночь. 3. Лес в ненастную погоду. Тема знакомая, но как лучше обо всем этом написать?