Тайна красного иероглифа

– Выпей, это обезболивающее.

Проглотив таблетку, Влад поднял на меня глаза.

– Ты не слышал, что ли? Вано мне ногу раздавил. Все кости раздробились. Я теперь инвалид.

– Влад, тебя сейчас проводят домой, – сказала Оксана Витальевна, пройдясь по мокрому лицу носовым платком.

– Не надо домой, я играть буду.

– Ты еле ходишь.

– Таблетка поможет, правда. Мне уже лучше, – Влад встал и уверенно подошёл к двери. – О! Даже не хромаю.

– Господи, я за сегодняшний день лет на десять постарею, – с этими словами классуха выбежала в актовый зал.

– На фига ты притворялся? – накинулся я на Влада, натягивая на себя костюм главного героя.

– Я не притворялся, нога, знаешь, как болела. Вано двести килограмм весит, он как слон. У меня все хрящи…

– Славка! – в комнату ворвалась Полинка.

– Стучать надо, я, между прочим, переодеваюсь.

Наплевав на мои слова, Ермолаева схватила меня за руку и прочеканила:

– Твой брат будет задействован в спектакле. Объясни ему, что к чему, только в темпе, у нас мало времени.

– Ты сдурела? Ник немой, и ему всего пять лет.

– Не ври, ему практически шесть. А разговаривать его никто не просит. Он будет в массовке, вместо придурка Архимедова, который забил на репетицию. Только ты проинструктируй брата, что да как, а то мне кажется, он меня не очень хорошо понимает.

– Тебя и я не всегда понимаю. Полин, а может не надо Никитку?

– Иди, и поговори с братом! А ты, – Полька посмотрела на Влада. – Кончай симулировать инвалидность. Где твоя одежда?

– Там, – прошептал Влад.

– Почему там, а не на тебе?! Чего ты смотришь на меня, иди и переоденься!

– Слушай, а может, свяжем эту тиранку и засунем ей в рот кляп? – спросил у меня Влад.

Полинка вытолкала его из комнаты.

Дядя Миша оказался прав, это был самый настоящий сумасшедший дом. Шум-гам, крик, стук, отовсюду слышны распоряжения, приказной тон, вопросы, ответы, охи, ахи… А репетиция ещё даже не началась.

Никитка сидел на стуле рядом с Тамарой Эдуардовной, болтал ногами и задорно улыбался. Улыбка брата меня взбесила, я посчитал её предательством по отношению к себе. Все на нервах, а он лыбится.

– У тебя очень хорошенький брат, – сказала мне Тамара Эдуардовна. – Картиночка! И такое смышленое личико.

Ник растянул губы до ушей.

– Будешь стоять на сцене в углу и молчать. Понял? – спросил я Никитку и сразу же поймал себя на мысли, что сморозил глупость. Конечно же, он будет молчать.

– Никита запомнил свою роль, – Тамара Эдуардовна погладила Ника по голове. – Он очень умненький мальчик и всё сделает правильно. Да, мой хороший?

Никита закивал.

Я вернулся в комнату, сел на стул, застегнул белый жилет и, решив на время отключиться от всеобщего хаоса, закрыл глаза. Пожалуй, настало самое подходящее время вкратце рассказать, что представлял собой рассказ Полины Ермолаевой. Говоря откровенно, лично мне сюжет показался до неприличия надуманным и сопливым, но на вкус и цвет…

Мой герой и героиня Полины (да, Ермолаева играет в спектакле главную роль, поэтому с недавних пор она причислила себя и к знаменитым актрисам), волею судеб вынуждены встречать Новый год на тридцатиградусном морозе. Она – девчонка, которая оказалась не нужна бесчувственным родителям, и в порыве отчаянье решившаяся тридцать первого декабря навсегда уйти из дома. В ночь. В неизвестность. Навстречу своей судьбе. Он – странный мальчишка, возникший на её пути из той самой неизвестности, куда она так стремилась. Он не похож на остальных, он ведёт себя не совсем обычно, говорит не всегда понятные ей вещи, и, тем не менее, она тянется к нему, доверяет, верит, что их встреча произошла не случайно.

Они увидели друг друга в центре города, когда всё вокруг загрохотало сотнями разноцветных салютов и фейерверков, и ночь наполнилась искренним счастьем, и люди кричали и смеялись, поздравляя всех с праздником.

Подростки прониклись друг к другу симпатией; он знал, ей нужна помощь, и он был готов её оказать по первому требованию; а она вдруг сразу почувствовала себя защищённой, освободившейся от одиночества, и ей очень сильно, неистово захотелось уверовать в чудо. То самое чудо, которое иногда, вопреки логике и здравому смыслу, может произойти с человеком и в одночасье изменить его жизнь в лучшую сторону. Чудеса есть, но только верят в них исключительно те, кому посчастливилось нос к носу с ними столкнуться. Она верила, и ждала чуда. И неожиданно он пообещал ей чудо.

Он сказал, что они могут перенестись в другую реальность, в другой город, где нет зла и страданий, боли и слез, страха и тревоги. Туда, где живут вечные дети, и где время не властно над людьми; подростки навсегда остаются подростками, не взрослеют. Потому что та реальность находится вне времени. Он говорил так убедительно о странных вещах и странном городе, так красочно описывал его обитателей, что она, пребывая в неком полугипнотическом состоянии, тоже захотела оказаться вне времени. В той реальности, в том городе, среди вечных детей, где нет слез и страха, зла и страданий, одиночества и непонимания. Она хотела уйти туда. И он обещал помочь.

Он привел её на пустырь, и она увидела на снегу выложенный из золы большой чёрный ромб, в центре которого краснел иероглиф. Он сказал, что это магический знак, проводник высших сил и вход в другую реальность. Им надо встать в центр ромба, взяться за руки и повиноваться высшим силам.

И снова она ему поверила, и они встали на красный иероглиф, взялись за руки, закрыли глаза и… С того момента, собственно, и начиналась фантастика.

Дальнейший сюжет мне вообще не нравился, но, как известно, победителей не осуждают и не обсуждают.

***

А репетиция началась со скандала, Польке не понравилось, как я выгляжу. Не устроило выражение моего лица. Едва открыли кулису, я вышел на сцену, собираясь произнести «Я знаю путь к истинному счастью», как из-за высоченной декорации раздался раздраженный голос Ермолаевой. Секунду спустя она сама выскочила на сцену.

– Что у тебя с лицом? Почему ты улыбаешься?

– Я не улыбался.

– Улыбался! Оксана Витальевна, – Полина поймала взгляд Оксаны Витальевны и топнула ногой. – Объясните вы ему, что герой должен испытывать чувство своего превосходства, а не смеяться, как идиот. Ты другой, понял, – срывалась на мне Полька. – Ты не такой, как все и вести себя должен соответственно. На прошлой репетиции я тебе сказала, поработай с лицом, ты ни фига с ним не поработал.

– Плевать мне на твои советы, – прошептал я Польке. – Не придирайся, я не улыбался.

– Оксана Витальевна!

– Полин, по-моему, Слава хорошо начал. Тебе показалось, он не смеялся.

– И лицо у мальчика… – Тамара Эдуардовна подалась чуть вперёд. – Его зовут Слава, да? Лицо у Славы было очень даже колоритное. Не так ли, Елена Аркадьевна?

Елена Аркадьевна кивнула, но мне показалось, она вообще не услышала вопроса, потому что витала в каких-то своих облаках. Я вдруг понял, что ей вообще нет никакого дела до нас, нашего спектакля и выражения моего лица; она приехала сюда для галочки, и сейчас наверняка злиться, что суббота проходит впустую.

– Ладно, – сказала Полька. – Начнём сначала.

И мы начали сначала. Минут сорок Полинка Ермолаева третировала всех своими режиссерскими закидонами, её ничего не устраивало, она даже выдвинула гипотезу, что мы специально хотим испоганить её постановку. Вот оказывает как, теперь это её постановка. А мне казалось, Полька только рассказ написала.

Когда мой герой и её героиня оказались в городе вечного детства – к тому времени я уже возненавидел Ермолаеву до такой степени, что был готов сыграть Отелло – Полинка начала срываться на остальных персонажах. Мы терпели. Ради общего дела, ради Оксаны Витальевны, которая сидела ни жива, ни мертва, ради двух наших зрительниц, в конце концов.